Откликаясь на зов

Ник, на самом-то деле, ещё там, на крыше, прощаясь с жизнью, подумал, что это не такая уж хорошая идея. Что что-то может не получиться, не выгореть, пойти не так; в конце концов, что самой гробницы может не оказаться — мало ли, всякое бывает. Сейчас, отбиваясь найденной в переулке палкой от смазанно-иллюзорных, но таких реалистичных крыс и пауков, Ник не думал, он был уверен на сто процентов: лезть в гробницу — это однозначно плохая идея. Образ Аманет, так и не занявшей трон, преследует его повсюду. Закрывая глаза, Ник видит золотые пески Египта, распускающиеся цветы и её. Мортон всегда считал, что девушка должна быть немного настойчивой, но упорность, с которой она появляется в его голове, просто удушает. Он перепробовал и таблетки, и — большей частью — алкоголь, но не помогает ничего, и под вечер очередного сумасшедшего дня Ник понимает, что долго он так не протянет. В безграничной дали его видений мёртвое солнце сияет для мёртвой правительницы. Вполне очевидно, что Ник, которым Аманет так усердно хочет дополнить картины своих появлений, совсем не вписывается в них без закономерного «мертвец», но на закате этого безумия она льнёт к нему так, что он чувствует себя живее всех живых. Это временно, конечно. Это глупости, конечно. И всё же, это... так по-настоящему. Прикосновения усыплённого на тысячелетия ребёнка греха обжигают сильнее палящего солнца пустыни, и Ник чувствует, как раскаляется — не там, где тонкие девичьи пальцы касаются его лица, а глубже, под кожей, за рёбрами, изнутри. Всё, что есть в нём — лишь маленький уголёк, появившийся вместе с саркофагом. Разожжённый руками Аманет. Сжигающий Мортона заживо. Ник пытается сделать с этим хоть что-то, но он научен сражаться с живыми людьми, а его нынешний враг — своенравная девица, которая явно задалась целью свести его с ума. И ей это удается с завидным успехом, потому что он не находит покоя ни под лазурным небом многоэтажного города, ни под прохладной тенью беззвёздной ночи. Она травит его своими видениями-картинками, как насекомых дихлофосом, но разница в том, что Ник не может ни спрятаться, ни убежать; утро встречает его ветошью мертвецов, ночь убаюкивает поцелуями Аманет. Не будь всё так плохо, он, наверное, даже рассмеялся бы — она что, практикует метод кнута и пряника? У татуированной принцессы по радужке расплывается золото её владений, а на губах — плавное, манящее и такое почти нежное «мой избранный». Она заполняет этими словами голову Ника, точно вливает в него алкоголь — и он ведётся, и он пьянеет, и он не против. А утром его тошнит, голова идёт кругом и хочется воткнуть этот кинжал Сета Аманет в сердце — или что у неё сейчас вместо него? — прямо по рукоять. Аманет — плесень на полотне времени, язва на теле мироздания, это расползающаяся болезнь, которую нужно искоренить, но она лишь оплетает Ника крепче и отравляет ядом своих слов: «подчинись, приходи». Она склоняет голову набок, маячит перед глазами и неустанно сулит ему власть: как над миром, так и над самой смертью. Ник — авантюрист, закалённый войной, искатель приключений, готовый пойти ради собственной выгоды и кошелька если не на всё, то на многое, он совершенно точно не «хороший парень», но даже Мортон понимает, что с ней надо покончить. Но когда что-то внутри него хочет откликнуться на зов, изнурённый постоянными галлюцинациями и, возможно, совсем капельку сбитый с толку алкоголем, Ник не может разобраться, настоящий ли это его порыв или уже заклеймённый проклятием. Вездесущая Аманет, не теряя времени, ласково принимает в свои объятия. Их встречу дополняют, как и прежде, раскалённый песок, раскалённый воздух, раскалённые прикосновения. Мортону кажется, что он уже на пределе и вот-вот выгорит изнутри. А у бесчеловечной принцессы очень пристальный, внимательный и пронзительный взгляд. Ник беззащитен перед ним даже с оружием. Ник беззащитен перед ней. Аманет целует его в висок, и её голос больше не отдаётся в голове шипением змей. Аманет берёт его лицо в ладони. Аманет говорит: «иди же ко мне». ... Ник не то чтобы хорошо ориентируется в лесу, но он совершенно точно уверен, что бездорожье, поросшее травой и деревьями, приведёт прямиком к богине-монстру. Потому что он — избранный. Её избранный.