Мой король

Меблировка в королевских покоях весьма скромная. Дубовый стол возле окна, на котором в небрежном жесте владельца свалены свитки и несколько книг, и сундук в углу, секреты которого охраняют три массивных замка. У двери - сапоги с засохшей грязью на носках и слоем глины на подошве. По мнению Артура, большего приличному человеку не нужно. Разве что только простая кровать с чистым, не кишащим вшами матрасом, теплое одеяло да верная жена под боком, а не... вот это все. Дух спартанского убранства разрушает монструозная кровать. На ней бы спокойно уместилась вся его шайка, ах нет, простите, теперь уже рыцари Круглого Стола. Но под полупрозрачным пологом спит всего один человек, о котором Артур думает гораздо чаще, чем о свалившейся на далеко не хрупкие плечи власти. "Скорее, хрупкие они у него", - приходит на ум смешливо-нежное, отчего самому становится тошно. Не хватало только сочинять серенады и петь их в кустах под окошком. Воображение, живучая пакостная тварь, тут же нарисовало картину летящих из окна сапог. Или до чего там дотянется разбуженный посреди ночи мужчина? Свой голос король мелодичным называл с натяжкой. Артур потягивается, разминает уставшие за день мышцы. Частично причиной усталости была скука, частично - энтузиазм подданных. Попытки выбить из Его Величества воспитание борделя потоком новой информации успехом не увенчались, этикет игнорировался столь же стойко, сколь неуместные вопросы. А последних следовало немало, хоть только самые близкие или безрассудные осмеливались озвучить их. "Что случилось с Вортигерном?" Складывать одежду лениво, он сбрасывает ее на пол бесформенной кучей, в которой едва ли кто-нибудь опознает королевские одеяния. Рационально рассудив, что наличия короны достаточно, Артур под благовидным предлогом "А не пойти бы вам в далекое путешествие?" отправил особо ретивых портных подальше от дворца. Мягкая ткань, название которой король выбросил из головы спустя пять минут, невесомым облаком скользит по обнаженной спине. - Чертова спящая красавица, - срывается с губ то ли раздраженное, то ли восхищенное. Полумрак скрадывает черты, оставляя волю воображению. Впрочем, последнему принадлежит весьма скромное место в общей картине. Вортигерн любил роскошь и власть до тонких нитей безумия, оплетающих его ум. Обнаженное тело нежится в мехах, лишь слегка прикрывающих пах и низ живота, на котором росчерком меча Артур обозначил свою победу. Стройное, податливое... - Мой король, разве могут быть государственные дела важнее меня? - полный искушения взгляд из-под ресниц. Запечатлев на губах легкий поцелуй, скорее, приветственное касание, племянник качает головой: - Ты же знаешь, что пока невозможно открыть им правду. Позже, а пока ты будешь ждать меня в спальне, как положено королеве. - Чей король пропадает целыми днями. Я устал прятаться, - Вортигерн закутывается в меха, словно в скорлупу. Недавно ласковые губы искажаются в дерзкой и вызывающей ухмылке. "Податливый? Нет, таким он не будет никогда". И по правде, Артуру это нравится. Скука, которой он пресытился днем, развеялась под грозовыми тучами недовольства возлюбленного. Тонкая рука, змейкой выскользнувшая из-под меха, стягивает с головы мужчины корону. Одна из тех причин, по которой Вортигерн заслуживает звания королевы, - любовь к побрякушкам и нарядам. Даже в столь незавидном положении, когда любимый портной в сотне миль драпирует лестью дамские фигуры, а просторы королевства съежились до четырех стен, этот мужчина продолжает излучать грациозное совершенство. Одним лишь движением возбуждать, взглядом - покорять, голосом - ублажать. Когда пожелает, разумеется. - Дядя, - Артур порой не понимает, кто из них дольше прожил на свете. Истеричное подрагивание уголков губ грозило перерасти в полноценную сцену, после которой впору бежать обратно в отстроенный бордель, поджав метафорический хвост. Перехватив руку Вортигерна, возможно, сжав чуть сильнее, чем того требовали обстоятельства, целует запястье. След предварительно увлажненных губ. Второй поцелуй, третий... Цепочка теплого дыхания до сгиба локтя, шутливое касание языка. - Может, вернемся к тому моменту, где я прихожу уставший, а ты ждешь меня? Спустя долгие мгновения раздумий бывший тиран кивает. - И лучше бы тебе припасти подарок по случаю моего послушного поведения. - Разве одной короны недостаточно, чтобы завоевать благосклонность моей королевы? Тихое хмыканье вместо одобрительного кивка. Ему понадобилось много лет, чтобы понять, насколько тяжела ноша короля. Подчинение, страх, сила, ответственность... Вортигерн предпочитает власть иного рода. Над племянником, над королем, который стойко выдержит давление короны. Но падет перед чарами дяди. Артур владеет королевством, он сам владеет сердцем Артура. Полоска шрама на животе прикрыта мехом. Будоражит, манит воспоминаниями, слишком возбуждает, тогда как он должен оставаться величественно спокойным, преисполненным неги. А не истекающим желанием зверем, Вортигерну претит признавать себя побежденным, поверженным. Хотя под королем быть таковым не настолько стыдно. Даже... достойно. Показывать этого он, разумеется, не собирается. Потоптавшись для приличия несколько минут и охладив пыл замерзшими ступнями, Артур возвращается на кровать. Картина практически не изменилась, корона лишь дополнила образ пикантной ноткой. Глаза старательно прикрыты, грудь чуть вздымается, будто бывший тиран и вправду погружен в безмятежный сон. Такой прекрасный, что заслуживает лишь поцелуев. Губы сладкие до иррационального. То ли воображение, то ли очередная хитрость Вортигерна, от которой расходится тепло по жилам. - Просыпайся, спящая красавица, - насмешливых ноток в голосе избежать не удается, но веки едва-едва дрогнули. Недостаточно стараешься, мой король. Артур улыбается. Темпераментная вредина. Всегда добивается своего, через боль или ужимки. Очередь боли прошла, клинок вычищен от крови жены и дочери, память о них захоронена в дальних уголках сознания. "Ты больше не будешь страдать. Тебе не придется жертвовать кем-то еще, моя королева", - прихватывает зубами мочку уха, дразняще оттягивает. Руки скользят по торсу, изучая его изгибы, создавая контраст между ласковым мехом и грубоватой кожей ладоней. - Такой идеальный... везде. Вортигерн дышит чуть чаще, чем следовало бы спящему. Артур усмехается в приоткрытые губы, продолжая дразнить шершавыми подушечками больших пальцев чувствительные соски мужчины. Воспитание борделем дает о себе знать даже в мелочах. Пусть он не обслуживал посетителей, но наблюдательному мальчишке сложно игнорировать науку, изо дня в день демонстрируемую ему настоящими мастерами своего дела. Зубы смыкаются на плече, юркий язык зализывает боль удовольствием. Еще одна метка, еще одно животное "мой", от которого он не может удержаться. Вортигерн резко выдыхает, выгибаясь навстречу. Безумие они делят на двоих. - Проснулся? - вопрос искрится игривым весельем. Король, словно ребенок, радуется маленьким победам. Его любовник старательно жмурит глаза и расслабленно опускается на мех. Еще нет. Мстительно царапнул короткими ногтями бока, снова вырвав из порочного рта стон. Кончики пальцев подрагивают, Вортигерн с трудом удерживает тело неподвижным. А Артур... Артур слишком устал для долгих прелюдий, слишком устал за день в тисках беспощадного этикета, чтобы это терпеть. Одно мимолетное, неуловимое движение - мужчина перед ним полностью обнажен. Доступный, раскрытый, желанный. Список синонимов можно продолжать, но стоит ли, когда стоит кое-что другое? Ведет языком по линии шрама, зная, как реагирует на эту нехитрую ласку Вортигерн. - Мой, - на этот раз вслух. Голос будто и не его, низкий, хриплый, от которого в дрожь бросает. И уже невозможно соблюдать правила игры в безмятежность. Мужчина срывается, широко распахнув глаза. Жаждущие руки притягивают короля для поцелуев, ногти царапают куда глубже, чем это делал Артур. - Следы... останутся... - в кратких перерывах между очередными ласками-борьбой языков. На что получает шальной взгляд, будто говорящий: "А чего я еще добиваюсь, по-твоему?". Засос на шее, расцарапанная спина, распухшие от поцелуев губы. Ни у кого не должно быть сомнений, что постель короля занята надежнее, чем Экскалибур в камне. И только он, Вортигерн, обладает силой вытащить этот меч. Подобная лесть порождает тепло, медленно заполняющее все тело. Король признает: размеры кровати оправданы. С обычной, той, какая виделась ему сначала в воображении, они давно бы свалились на пол, утянув за собой меха. Потому как представить возлюбленного без последних у Артура не получается - слишком заела картинка нежащегося в них нагого Вортигерна. От собственной жадности зрачки расширяются еще больше, почти закрывая радужку. Обветренные губы обхватывают головку члена, лениво, напоказ посасывая. Бывший король толкается навстречу, стремясь глубже войти в жаркий плен рта. Сильные руки надавливают на бедра, мешая получить удовольствие. Реакции мужчины столь откровенны, что придают сил растягивать игру, что бы там ни было днем. - Артур! - Да? - по подбородку стекает тонкая, развратная струйка слюны. Становится тяжело дышать, слова, точно катышки, тяжело сталкиваются с языка. - Возьми... полностью... - куда там мифической Медузе до таких реальных, манящих глаз Артура. Лишающих рассудка и воли. Кто у кого в плену? - Нет, - буднично, будто речь о лишней ложке джема или леденце. Влажный от слюны и смазки член с обернутой вокруг него ладонью короля мало похож на сладости, которые обычно покупают детям. Артур возвращается к своим дразнящим, слишком слабым ласкам, изнуряющим волю Вортигерна. Он никогда не будет податливым, никогда, но... когда его король манит, когда обещает большее и дает так мало - мольба рождается сама, в паху, постепенно разрастаясь и занимая все мысли. "Прошу, прошу, прошу", - бьется в такт сердцу. В глубине бездны клокочет ярость. Как смеет мальчишка так издеваться над ним? Вортигерн вскидывается змеей, отстраняя короля. - Покажу, как дразнить, - слова пронизаны шипением. Теперь уже Артур на спине, над ним нависает возлюбленный, чей взор застилает похоть и злость, не разобрать, что сильнее. И племянник подчиняется безумию, в очередной раз позволяя взять призрачную победу. Осязаемую, страстно желанную, но даже легкий ветерок развеет ее в воспоминания. Однако и такая, она лелеет гордость Вортигерна превосходством над королем. Словно дикий зверь, он царапает и кусает, причиняет боль, еще больше боли, чтобы потом зализать ранки, загладить вину искрящимся взглядом, поцелуями, томными, обволакивающими движениями языка вокруг твердого члена. - Вортигерн, - ответное, Артур наслаждается жарким влажным ртом. И где только научился так сосать, до звезд перед глазами, до потери ощущения реальности, до несдержанных стонов? - В борделе... ах, черт, еще!.. воспитывался я... а... хгм... да! - связные мысли за пределами возможного. Выражать их тяжелее, чем загладить вину перед обидчивым и строптивым мужчиной. Вортигерн легонько касается плоти зубами, сверкая из-под ресниц по-настоящему порочными угольками. - Талантлив от природы, - увлажняет и без того сочные губы. - Ты возьмешь меня сегодня или мне стоит позвать другого для этих целей? Ревность - поводок, хлыст, та самая последняя капля, после которой разразится его персональная буря, распирающая изнутри, струящаяся по коже дрожью прикосновений. Артур не церемонится более, разворачивая любовника на колени и без подготовки толкаясь в тесное нутро. Зубы смыкаются на загривке, по-животному грубо метят свое. Вортигерн опирается на локти, выгибаясь призывнее обитательниц борделя. Принимает все, что пожелает дать его король. И сейчас этого достаточно, он наконец получает все. Без остатка, без оговорок или недосказанностей, без страха потерять. Легкая боль - необходимый компонент блаженства. Сам подставляется, двигается навстречу, увеличивая глубину проникновения. Стонет, не помня себя и своих собственных обещаний: - Дай мне кончить, дай, дай... Одна из сотен причин любить его. За то, каким он бывает только с Артуром, только в постели, забывая об окружающем мире, людях, прошлом. Сплавляя в одно целое, нет, не так, выплавляя из двоих нечто новое. - Моя королева, - шершавой ладонью по члену, вверх-вниз, от дрожи оргазма до тихой, расслабленной неги, когда в полуприкрытых глазах плещется только нежность. Скрытая ото всех, кроме Артура. - Мой король...