Обещание утра

По узкой винтовой лестнице Маэдрос поднимается, не зажигая света. За прошедшее столетие эти каменные ступени стали ему достаточно знакомы, чтобы в темноте найти дорогу из своей спальни в самую верхнюю комнату в башне. Чтобы наблюдать за севером, он поселился в самой высокой башне Химринга. Но окна в верхней комнате обращены не только на север, а на все стороны света. При желании он может созерцать и закаты, и восходы — зачастую он именно это и делает, особенно летом. Летние ночи здесь, на севере мира, прекрасны. Сейчас еще не совсем лето, скорее весна. Дни холодны, но они уже полны света и он не совсем угасает даже ночью, если небо, как сейчас, безоблачно. Как всегда, Маэдрос сначала подходит к северному окну — ему надо убедиться, что на широких равнинах Лотланна не заметно никакого подозрительного движения. Конечно, у него стража постоянно начеку, и конники патрулируют равнины, но все равно север невольно притягивает его взгляд, пусть в этом и нет необходимости. Удовлетворенный тем, что единственным движением, сколько видит в неясном свете глаз, было покачивание высокой травы под тихим ночным ветром, он поворачивается к южному окну, чтобы взглянуть на внутренний двор цитадели Химринга. В этот ночной час он освещен лишь несколькими факелами и пуст. Только бдительные стражи стоят на своем посту. Оставшись доволен и осмотром собственных владений, Маэдрос может теперь посмотреть и на восток, и на запад, позволив себе наслаждаться темнотой и мягким светом. Ибо такова природа северных весны и лета, что ночи в одно и то же время и темны, и светлы, и даже не то чтобы они были на грани того и другого — они одновременно заключают в себе и тьму, и свет. По-настоящему темное время ночи коротко, и сейчас оно уже прошло. Лишь на востоке небо — цвета темного сапфира, оттенка одновременно яркого и насыщенного, и блистающего серебром: месяц и тысячи звезд кажутся яркими на темном фоне. Серебряное на синем напоминает Маэдросу о его дяде, Финголфине, и, неизбежным образом, о Фингоне, хотя сам-то Фингон предпочитал золото, а не серебро. Как любому эльфу, звездное небо кажется Маэдросу прекрасным, но, вместе со светом, идущим с востока, от него просто захватывает дух. Он переходит к восточному окну, чтобы рассмотреть этот свет на горизонте, который обещает скорое наступление лета — хотя холодные дни могут всякого лишить надежды на то, что тепло когда-то придет. В летние ночи зарево заката не угасает полностью. Оно вырастает и превращается в восход, становится ярче, мягко, медленно охватывая все больше и больше синего неба — пока вдруг не оказывается, что наступило утро. До этого мига остается еще два часа, прикидывает Маэдрос, но птицы уже запели так громко и радостно, точно мир полон света. Он испытывает невыразимую нежность к этим ночным птицам, своим единственным, кроме звезд, товарищам в эти поздние часы, которые он проводит в своей башне. Он даже выяснил у синдар, как эти птицы называются, хотя, конечно, будь они безымянными, их пение осталось бы таким же прекрасным. Общество птиц Маэдроса радует, но и одиночество, на самом деле, не тяготит, если это его собственный выбор. И каждый раз он предпочтет посидеть на каменной скамье в уединенной комнате в башне, а не лежать на мокрых от пота простынях, когда сны возвращают его в места гораздо более темные, чем ночной Химринг. Он совсем смутно помнит тот самый первый восход. Тогда он подумал, что это какой-то новый род пытки или уловка, чтобы ввергнуть его в еще более глубокое отчаяние, или чертоги Мандоса полны вовсе не серых теней, как ему говорили, а обжигающего, слепящего света. Каждый рассвет после того, первого, был обещанием: тьма не будет длиться вечно. Он решил поверить этому обещанию, хоть в какой-то мере, и продолжать радоваться и звездному свету. Все равно душа его радуется. Любовь к звездам запечатлена в каждом из Эльдар, народа звезд, еще с тех самых пор, как их предки впервые пробудились под звездным светом на берегу Куивиенен. С течением ночного времени, Маэдрос видит, как тускнеют звезды. Может быть, они побеждены, поглощены сиянием рассвета, наступающего, чтобы омыть мир своим золотым светом, сперва бледным, потом ярким, а затем становящимся из золотого бесцветным, но все более ярким. Ему не вспомнить их все, но он задумывается о том, что, верно, каждый рассвет и каждый закат чем-то отличается от других. Скорее вариации на тему, нежели неизменное повторение, как смешение светов в Валиноре. Вот сегодняшний рассвет: несколько длинных облаков, яркими полосами пересекающие небо, больше розового, чем золотого — так что светло-серые химрингские стены вдруг приобретают огненно-яркий оттенок. Маэдрос смотрит, как восходит солнце, слушает, как все больше птиц вступает в торжественный утренний хор. До него доносится, как медленно наполняется жизнью двор внизу, сменяется стража, начинают суетиться служители. Когда первый солнечный луч падает на его лицо, он поднимается со скамьи и потягивается, разогревая замерзшие руки и ноги. Потом он покидает башню, спускаясь по узкой лестнице, чтобы начать свой день отдохнувшим — не телом, так, по крайней мере, душой.