***
‒ Мам, а почему папа с братиком не разрешают мне вечером выходить на балкон? Я хочу погулять. ‒ Папа с братиком ничего не понимают в ночных прогулках. Давай мы будем вместе гулять вечером на балконе, только тссс, никому не говорить. Ага? ‒ спрашиваю я, подмигивая и хитро улыбаясь дочке. ‒ Ага! ‒ карие глазки так и сверкают от нетерпения. Мы с дочкой выходим на балкон, держась за ручки. Она разглядывает все с таким восторгом, будто попала в какую-то необыкновенную сказку или любимый мультик. Я не могу делать ничего, кроме как улыбаться, смотря на мою малышку. ‒ Мам, здесь так красиво!.. ‒ Да, доченька. Я знаю. Я знаю как никто другой.Часть 1
12 июня 2017 г. в 23:42
Мне душно. Мне душно и тесно в этой комнате, как и во всей квартире, в этой каменной коробке. Я буквально задыхаюсь здесь.
И мне никто не поможет почувствовать себя хоть чуточку лучше ‒ муж еще на работе, сына я сама только что уложила спать. Рядом со мной нет моих любимых мужчин, ‒ и жизнь будто останавливается. Жизнь без поцелуев, без любви, без звонкого детского смеха и счастливой улыбки ‒ когда-то все это было для меня нормой, а сейчас… Не могу без всего этого и пары часов выдержать, не могу без своих мальчиков.
Только одно может меня утешить в такой момент ‒ ночная улица.
Я буквально выбегаю на балкон. Я так жду облегчения, заполнения этой душевной пустоты, хотя бы частичного. И оно происходит всегда… но почему-то не сейчас.
Я не понимаю в чем дело, и тут до моих ушей долетает пьяный голос подвыпившего соседа с третьего этажа, плетущегося вымаливать прощения у своей жены за такое его состояние, в руке его болтается какая-то обшарпанная розочка. Идет, и репетирует оправдательную речь для супруги. Выглядит смехотворно, но мне сейчас не до него. Проговариваю в голове реплику к нему, будто пытаюсь передать слова по телепатической связи.
Вижу, как сосед спотыкается и падает, выставляя руку вперед. Был бы трезвый ‒ получил бы перелом или сильный ушиб, как минимум, а так отряхнулся и пошел дальше, как ни в чем не бывало. И пошел-то куда быстрее, словно услышал мой посыл.
Дверь подъезда закрывается с громким звуком ‒ улица пуста. В голове проскальзывает радостная мысль «наконец-то!». Мне легче. Я сразу же выкидываю из головы нерадивого соседа и наслаждаюсь красотой ночи.
Не знаю, как можно не любить ночь. Не понимаю людей, которые говорят, что ночь пугает их. Мне она дарит лишь покой и умиротворение.
Каждый день я вижу одно и то же: тот же ночной город с той же точки, тот же двор нашего дома с детской площадкой и высокими деревьями. И я никогда не устану любоваться всем этим.
Я поворачиваю голову налево. Эти разноцветные мерцающие огоньки от зажженных ламп и люстр в квартирах самых разных домов и подсветки в дорогих магазинах, почти неслышный звук движения машин по дороге ‒ все это дарит ощущение тихого счастья и вызывает заинтересованность, что же происходит сейчас там, в источнике каждого огонька, куда же так поздно едут эти автомобили. Я тихо желаю всем людям, там находящимся, жизни лучшей, чем они имеют сейчас.
Я поворачиваю голову направо. Вижу соседний дом, стоящий к нашему перпендикулярно. В квартире на четвертом этаже мужчина тридцати лет моет посуду. Наблюдаю, как к нему подходит его красавица-жена с двухлетним сыном на руках. Говорит ему что-то ‒ наверняка жалуется, что кроха никак не может заснуть. Папа тут же отбрасывает все свои дела в сторону, с доброй улыбкой обнимает свою небольшую, но любимую семью. Больше я не могу туда смотреть ‒ пусть останутся наедине со своим счастьем.
Опускаю взгляд немного ниже ‒ на третий этаж. Там живет семейная пара куда старше, им около пятидесяти пяти лет. Вижу, как заходит жена в ночной рубахе, и следом за ней заходит муж. Они о чем-то разговаривают, ведут шуточную дискуссию. В какой-то момент это перерастает в потасовку ‒ жена хватается за полотенце, висящее рядом, и не сильно, но ощутимо лупит им мужа. И тот принимает ее вызов ‒ хватает багет и дерется им даже нежнее, чем супруга. Сквозь их приоткрытое окно доносится тихий смех. Я оставляю их одних, в голове крутится радостная мысль о том, что их любовь живет не три года, а больше тридцати.
Я поднимаю взгляд вверх. Звезды. Они всегда были для меня чем-то большим, чем просто космические тела. Они ‒ мой гипноз, они ‒ моя болезнь, они ‒ мое лечение. Разные, яркие, блеклые, ближе, дальше, ‒ я готова рассматривать их вечно.
‒ Не замерзла? ‒ меня будит вопрос мужа.
‒ Ты давно пришел? ‒ увиливаю от ответа.
‒ Только что. Сын спит, а тебя нигде не видно. Но я-то знаю, где тебя искать, если что, ‒ он трется своим носом о мою шею, ухо, висок, целует в макушку, прижимает со спины еще крепче, показывая, как сильно соскучился за день.
‒ Мишка хотел, чтобы ты почитал ему сказку на ночь.
‒ А я-то как этого хотел! Но эта работа… Убивает.
‒ Да какая там работа? Небось, у любовницы какой-нибудь был, ‒ шучу, а так боюсь услышать, что на самом деле был.
‒ Ну конечно! Она, знаешь, фигуристая такая, а еще…
‒ Ладно, ладно, на работе так на работе, ‒ смеюсь от облегчения и понимания, что он мне верен, кручусь удобнее в его объятиях.
‒ А ты… ‒ и замирает, настраивается на серьезный вопрос, ‒ ты не хочешь дочку? ‒ задерживает дыхание в ожидании ответа.
‒ Но тебе ведь даже на Мишку времени не совсем хватает, а так их будет двое, ‒ сопротивляюсь в надежде, что он меня разубедит.
‒ Я найду время! На всех хватит! Мне обещали повышение, я буду меньше работать и больше зарабатывать. Я найду время, обещаю! ‒ горячо тараторит муж, щенячьими глазами вглядываясь в мое лицо.
‒ Ну хорошо, будет тебе дочка! Только не выпучивай так глаза больше, а то ну совсем не возбуждает, ‒ подсмеиваюсь я.
Муж счастливо улыбается, обнимает меня до хруста костей, чмокает в лоб, нос, губы и затягивает меня в нежнейший поцелуй. И я в который раз убеждаюсь, что никакая ночь не сможет меня осчастливить, если рядом не будет моей семьи.