обо всём и ни о чём

там всегда зима и горит огонь в камине. там живет сумножитель в кроличьей норе. там всегда короткий день и бескрайнее поле звёзд, которые бледно мерцают в мертвотной тишине. там не слышно пения птиц, там почти всегда идёт дождь. там царапины и шрамы. там разбиты голоса. там пустынно, там остынет последний тлеющий уголь в холодном камине. туда лучше не ходить, ведь умрёшь под завалом тоски. даже не увидишь старый дом заросший виноградом с прогнившими досками в полу. зато окна там всегда чисты, словно зеркало чьей-то девственной души. словно ты кай, а я твоя милая герда, которая ищет тебя под завалами прошлогоднего снега. в доме убрано, но пыльно. и одежда пахнет гнилью. хотя волосы всегда чисты и отдают лёгким ароматом вишни. короткие мягкие волосы, слегка запутанные, похожи на кукольные, всегда были предметом чьих-то насмешек. охранником этого дома является огромный страшный зверь. по правде, не такой уж и огромный, не такой уж страшный. маленький охранник тоски отважный. зверь всегда терпеливо ждёт солнца, которого никогда не будет. зверь терпеливо ожидает конца бесконечного ливня, наблюдая за мерцанием звёзд. они говорят ему, что дождь закончится совсем скоро, в сентябре. как жаль, что сегодня ночь в тоскливом октябре. здесь всюду норы темные, но вместо белого кролика от туда выползают маленькие чудовища, а вместо страны чудес, ты попадешь в страну тоски и боли. если прекратится дождь - зверь умрёт. если растает холодный снег - жди беды, ведь растения под ним сгнили и давно мертвы. в этом мире ты всегда одинок, ведь тут стены выше давно посаженных лесов. густых, темных, пустынных, еловых, грустных и одиноких лесов. здесь летают бабочки алые, здесь кричат вороны усталые черные как мгла, уродливы, как я. они терзают своими клювами алых бабочек. их плачь хватает ветер и уносит к звёздам вместе со странными вопросами зверя. их истерзанные крылья падают на бледный снег и медленно умирают, с такой же скоростью, с какой подснежники ледяные тают в огромной морозилке. именно поэтому снег около леса такой алый и кровавый. маленькие мертвые бабочки. этому миру не подвластны законы природы и физики. здесь дождь, и снег, и виноград. и вечная мгла испускает тоски аромат. тоска пахнет вишней, никак не ванилью. ведь если бы в этом мире существовал запах ванили, я бы блевала фиалками 24/7 и умерла. здесь рыбы ходят по полу с прогнившими досками. они немы и лишь забавно выпячивают свои глаза при виде моего молчаливого призрака. иногда доски рассыпаются у них под плавниками и рыбы проваливаются вниз. они немы, не могут кричать, доски впиваются им в плоть, а мне так грустно, не могу ничего сказать. они умирают медленно и мучительно, а главное часто и так тихо. давно пора поменять пол в доме, но рыбы все ещё приходят ко мне. зверь однажды сказал, что они приходят специально, чтобы умереть. но все они одиноки, поэтому хотят, чтобы по ним грустила ты так долго, аж до следующей весны. бедные мертвые рыбы. в моем доме всегда чистые, но холодные белые простыни. всегда убрано, но некому готовить. всегда открыты окна, куда залетает дождь, именно поэтому доски в полу такие сгнившие. свет исходит лишь от камина, а по темным коридорам бегают девочка тоска и мертвый мальчик. им так жаль меня, мне сказал об этом зверь, и, чтобы мне не было так одиноко они каждую ночь запутывают шнурки на моих кроссовках. милые мертвые дети. словно король на проезжающей мимо карете, мимо моего дома проезжает март. иногда он остаётся погостить, он любит пить чай. зелёный чай с ароматом лёгкого уныния. он поведал мне о многом и ещё много о чем поведает, ведь мой дом не подвластен времени и техническому прогрессу. я застряла где-то в средневековье, и мимо моего дома иногда проходит еретиков поголовье, которых вскоре сжигают на костре. и меня хотели сжечь однажды, как мертвую ведьму, стоящую на страже здоровья, порядка и счастья вашего, только поставьте в начале "не", пожалуйста. ведь глаза мои совершенно разные, правый холодный и светлый, как небо с занимающейся первой зарёй. второй же темный и яркий, словно пожар в селе, во время испанки. волосы кукольные, тело излюбленное тоской и печалью моей. благо, тогда спас меня мой март, уж больно он хотел выпить чаю и поведать мне о новых достижениях человечества в сфере искусства. иначе бы и бросил, как чертовку в унылую осень. одинокий жестокий март. на крыше моего дома со старой съехавшей черепицей расположилась оранжерея с цветами яркими. через чистое стекло они смотрят на звёзды и мечтают поскорее убежать из своих горшков. жаль, что они не понимают, что иначе умрут. может тогда они бы ненавидели меня чуточку меньше. в этом огромном унылом саду живут эльфы темные, нимфы жестокие, звери кровожадные, демоны беспощадные. этот сад порождение зла, обитель лжи и порока алчных богов. а я здесь милый заключённый, не по своей воле заточенный маленький бледный труп. ароматы цветов не позволяют моему телу разлагаться, не позволяют с землёй воссоединиться, словно с давно забытым товарищем. фиалки, розы, подснежники, астры, тюльпаны, одуванчики, хризантемы, лилии, ромашки, ландыши, маки, бегонии, орхидеи и маленькие мертвые бабочки. залить бы этот рассадник отвращения бетоном, и построить на нем город не разговором, а трудом непосильным, слезами полить его и взростить в нем маленького бога глупого. научить читать его, да писать, научить считать его, да мыслить. отгородить от людей, поселить среди полей, может тогда и вырастет что путное да не лживое. маленький бог этого мира гниющего, маленький принц этого сада поющего заточенного здесь не по собственной воле, а по приказу настоящей бесчувственной боли. дабы страдал он всю жизнь свою божию, дабы отведал всю горечь судьбы измученного жизнью крестьянина, посланного на костёр за отрицание общепринятых норм и правил. но, кажется мне, с моим-то везением, не взростить мне бога с мыслями широкими, а лишь демона темного с делами жестокими, будет тогда мне пара. станет он королем, а я его королевой в этом маленьком мире тоски, одиночества и отвращения. от которого даже бог отказался да умер. построим мы замок на кладбище моих земных воспоминаний, желаний. сровняем с землёй мои интересы и принципы, и построим дворец себе тоскливый до неприличия. такой, дабы веяло от него печалью за несколько миль, чтобы ни один человек не приблизился и даже тот, кто мне мил. я стану пленницей своего одиночества и лишь демон будет рядом шептать мне пророчества. про вечную зиму, про бедного кая, который навеки потерял свою милую герду, все время изобретая все новые и новые порочные цветы, которые умрут от одиночества и от недостатка воды. мой темный король, мой маленький демон создаст для меня целую страну из глупых людей по типу республики народной, которая, по сути, станет преисподней. моим личным адом, моим бренным садом, в котором буду вечно лить слёзы я. в этой стране будут жить великаны, и эльфы, и люди, и даже камни. всем найдется здесь место, найдется время, и счастье, и жизнь без забот. а когда мне станет грустно, я позову темного короля и он всех убьёт. и вновь станет равниной мой маленький мир, а боги на слезах моих да на костях сухих устроят себе кровавый пир. кровавый бал с тоннами человеческого мяса и литрами крепкого кофе, запах которого я так не переношу, шучу. кажется, цветы вместе со смертью забрали мою способность видеть, ведь как же я была слепа, если даже не заметила, что тот жестокий темный король и был моим милым каем, который попал в мои лёгкие стрелой ледяной. я не могу дышать. мои ребра ломаются от одного лишь прикосновения, завещая моей душе истинное забвение без возможности на спасение, без желания на сохранение. я проиграла, кажется, игра окончена, мои ноги поломаны, мои запястья изломаны. гнить теперь мне на чердаке, словно старой кукле, среди таких же поломанных обречённых существ. маленьких разорванных зверушек, это остров сломанных игрушек, который я видела во снах своих. мёртвая одинокая девочка. все это одна из возможных судеб предначертанных мне то ли судьбой, то ли самым уродливым богом, то ли ещё каким-то дурацким дураком, рассказанная мне под ещё более дурацким предлогом. но пока я останусь в своём старом доме с полом, в котором прогнила уже большая часть досок, в доме, который стал могилой для бесчисленного количества суицидальных рыб, а ведь они все приходят, шатаются, молчат, но никак не уходят живыми из дома этого проклятого, затем умирают и навеки пропадают под старыми досок завалами молчаливо, съеденные своим одиночеством. возможно, когда-то и я стану рыбой, забавной, немой, богами избитой. я так же, как все приду в этот дом, но не вспомню его, будто он не родной. пройду мимо окон, пройду мимо комнат, даже в сад загляну тот порочный, в котором когда-то хотела я бога взростить, но не вышло, увы, тот сад теперь даже мною забыт. проплыву я тихо по всем этажам и наконец в конце позволю острым ножам в мою плоть ещё трепещущую вонзить ледяные лезвия, да оставить шрамы на мёртвом, холодном, окровавленном трупе, что будет мешать проплывающей мимо группе тоскливых рыб немых. будь их воля и возможность, они бы сбросили мое тело тем чёрным воронам, которые так безжалостно терзали алых бабочек розарий, с чёрными розами колючими. но они и дальше будут плыть по коридорам, не повинуясь мнимым светофорам, ведь они глухи да безразличны, лишь тишине верны да к боли непривычны. вот и молчат.