Там, где нет видеокамер

— Ты где витаешь? — Сэджун потирает ушибленную пятую точку. Субин случайно налетел на него и сбил с ног во время тренировки. Уже во второй раз. — Извини. — Субин, соберись, — Сыну помог другу подняться с пола и строго посмотрел на макнэ. — Будь внимательнее на этом элементе, потренируйся немного позже сам. Камбэк совсем скоро, ты же понимаешь. — Я понимаю хён. — Если устал, то просто скажи. Устроим перерыв. Чон едва заметно поджал нижнюю губу и развернулся к двери. Ему нужно немного развеяться. — Не надо. Продолжайте без меня, пожалуйста. Я скоро вернусь. Субин спешно покидает тренировочный зал и идет по коридорам, останавливаясь в относительно безлюдном, «слепом» для зорких взглядов камер, месте. В последнее время он сам не свой. Возможно, сказывается напряжение перед камбэком, и давит ответственность перед хёнами. В груди растет обида. На неудачи, на несправедливость мира, всех окружающих и самого себя. Каждый имеет право на ошибку, но только не Чон. Ради VICTON он обязан стать самым лучшим макнэ. Таким, каким будут гордиться родители и старшие мемберы. На сцене парень всегда выкладывается на полную, слыша восхищенные крики фанатов, как награду. А что там — за сценой, где нет света софитов? Сотни часов изнуряющих тренировок. Но ведь бывает же, что не получается движение или нота не дотягивается, и всё тут! В таких случаях помогает только повторение одного и того же из раза в раз. Иногда даже поздней ночью в одиночестве. Субин слышит тихие приближающиеся шаги и спешно смахивает слезы. Не хватало еще, чтобы кто-то видел, как он плачет. Обернувшись, пересекается взглядами с Чаном. Сочувствие и желание утешить — вот, что он видит в карих глазах старшего. Вроде бы нужно радоваться, что кто-то о нем волнуется, но осознание собственных ошибок и слабости, злят и выводят из себя. — Субин… — Я в норме. Если пришел утешать меня, то можешь возвращаться назад. — Говоришь, что всё в порядке, а у самого глаза на мокром месте. Чан подходит ближе, но не решается прикоснуться. Вдруг сделает еще хуже, и парень просто уйдет куда-нибудь. Но Хо прекрасно знает, что младшему сейчас необходима его поддержка. Он остро чувствует, когда донсену действительно плохо, и такие родные глаза красные от слез — тому яркое доказательство. О макнэ хочется заботиться, и Чан с удовольствием делает это в любое время дня или ночи. Ему приятно помогать ему, и получать искреннюю благодарность взамен. Субину идет улыбка, и Хо сделает всё, чтобы она сияла на милом лице как можно чаще. — Бинни, послушай… — Просто оставь меня. Я скоро вернусь. — А я волнуюсь. Не могу видеть, как ты грустишь, — Чан слабо улыбнулся, показывая пример младшему. — — Да сколько повторять, что я уже не ребенок?! Хватит считать, что я не могу разобраться в себе без твоей помощи. Почему всегда, когда я хочу побыть один, появляешься ты? Считаешь себя моей мамочкой? — Субин смотрит прямо в глаза собеседника. Руки сжались в кулаки и подрагивают от бушующих в душе эмоций. — Каждый раз приходишь и утешаешь, даже если у самого дел и проблем выше головы. И никогда не говоришь, когда помощь нужна тебе! Почему ты так поступаешь? — Ты дорог мне, дурак, — просто отвечает танцор. В широко распахнувшихся светло-карих глазах всё еще плещется обида, и Чан невольно тянет руку, чтобы стереть капельки слёз, готовые сорваться с пушистых ресниц в любую секунду. Однако уже в следующее мгновение оказывается притянут к макнэ за эту самую руку. Его губ касаются чужие, искусанные от волнения и переживаний, но всё же мягкие и сладкие от остатков бальзама. Субин целует жадно и отчаянно, как будто боится, что танцор вот-вот исчезнет, растворится в воздухе прямо у него в руках. Но Чан оставлять макнэ не собирается. Лишь обхватывает его лицо ладонями и закрывает глаза, отвечая. Между ними уже давно появилась какая-то симпатия. Оба чувствовали её, но никогда не говорили об этом. То, что им комфортно в компании друг друга, всегда воспринималось как само собой разумеющееся. Объятия, разговоры на любые темы, проявление заботы друг о друге и даже шутливые ухаживания стали настолько привычны, что мысли о неправильности такого поведения даже не приходили в головы парней. Щёки горят у обоих. Раздражение и обида в душе младшего постепенно сменяется смущением, и Чан предпринимает попытку перехватить инициативу, но ему не удается это сделать. Субин в последний раз ловит губами нижнюю губу Чана и осторожно отстраняется, пряча лицо на плече танцора. Хорошо, что через толстовку не чувствуется, как сильно пылает жаром его лицо. На светло-рыжие волосы опускается теплая ладонь и мягко поглаживает, успокаивая, а вторая ложится на плечи. — Глупый, я всегда буду на твоей стороне. Это нормально, что что-то не получается. Нужно просто больше поработать именно над этим. Субин ничего не отвечает, потому что и так это знает. Лишь крепче обнимает Чана за талию, прижимая к себе. — Если хочешь, я могу помочь с тем, что у тебя не получается, — улыбнулся Хо. — Спасибо, Хён. Ты лучший.