***
Парень пришел в себя рывком, почти насильно вгоняя сознание в привычные рамки, но его тело даже не дрогнуло. Не шелохнувшись, он обостренными чувствами попробовал оценить обстановку вокруг, поскольку совершенно не помнил, как вырубился. Первое, что он осознал — ему удобно лежать. Было тепло, довольно мягко, а голову слегка приподнимала жестковатая подушка. Конечности при едва заметной со стороны попытке их приподнять оказались тяжелыми, будто в колодках… Но раны на боку и плече, из-за которых парень чуть не отправился к праотцам там, в лесу, не беспокоили его больше. Грудь, плечо и лоб были плотно стянуты тканью — видимо, его перебинтовали. Сквозь веки просвечивало солнце — значит, уже день, о чем свидетельствовали и голоса птиц за окном. А еще… рядом не было слышно ни дыхания, ни шороха. Парень открыл глаза и тут же сел, почти не морщась от стянувшей всю левую половину тела боли. И внимательно осмотрелся. Красивая, ухоженная комната с белыми стенами и потолком, но этот цвет не резал глаза, будучи почти полностью закрытым бежевыми шкафами, яркими драпировками и парой картин на лесную тематику. В дальнем от пришедшего в себя беглеца углу раскинул свою узорчатую решетку массивный резной камин, перед которым стояло вполоборота мягкое и, наверное, скрипучее кожаное кресло светлого коричневого цвета. Шкафы были заняты книгами, статуэтками и, что показалось парню совсем неподходящим этому месту, ножами. Окно с раздвинутыми песочными шторами было открыто, и на широком подоконнике явно уже не в первый раз примостились небольшие лесные птицы. Они клевали рассыпанные для них крошки… И парень напрягся. Если птицы до сих пор не склевали угощение, значит, его дали совсем недавно. И хозяин этой роскошной светлой комнаты наверняка неподалеку. Но он оказался ближе, чем парню казалось. От камина донесся звонкий, немного детский голос: — Вы очнулись! Я очень рад! Беглец подпрыгнул на кровати, мгновенно вперивая взгляд в поднявшегося из пустого на первый взгляд кресла… паренька примерно его возраста или даже младше. Вместо настороженной злости, к которой так привык раненый, он испытал невыразимое удивление и смущение. Хозяин комнаты оказался мальчишкой с белыми-белыми волосами, из-за которых на солнце его голова казалась окруженной ореолом, широко раскрытыми красными глазами и пронзительным птичьим голосом. Тем временем мальчик, не смущаясь бесцеремонного взгляда своего странного гостя, подошел к кровати и сел на ее край, потянувшись к лицу раненого. Рефлекторно отбив протянутую ладонь, парень резво сдвинулся к стене — подальше от альбиноса. Тот смотрел теперь уже недоуменно, без того сияющего восторга, который отражался на его лице ранее. — Сеньор, вы точно в порядке? Не лихорадит, голова не кружится и раны не жжет? — спросил мальчик, больше не распуская руки. От греха подальше он даже сложил их на коленях. В ответах альбинос явно не нуждался. — Хотя вроде не должно, я же все зашил и лекарства дал… Меня, кстати, Сион зовут. А вас, сеньор? Не дождавшись от подозрительного гостя ответа, юный благодетель продолжил говорить, постепенно делая свою речь более размеренной — такой, которая полагается молодым кабальеро. — Я нашел вас в лесу, когда собирал травы. Вы, сеньор, были очень ранены и едва могли идти, поэтому я привел вас к себе домой. Вы страдали от жара и боли, но сейчас все миновало. И кстати, — альбинос снова оживился, — Вам нужно поесть! Диана! На зов мальчика, прежде, чем сам беглец успел заткнуть рот гостеприимному кабальеро — а ведь рука уже дернулась, просто после потери крови парень был еще слишком слаб, — явилась тонкая и высокая туземка с грубыми, дикими чертами лица. Она сверкнула огромными темными глазами в сторону открытого окна, но ничего не сказала. — Диана, принеси сеньору еды. Ту, которую даешь мне во время болезни, потому что сеньор еще слаб, — на этих словах парень слегка дернулся, так как не рассчитывал, что его немощность заметят. — И, я думаю, наш гость не откажется от вина, так что неси и его тоже. Иди. Туземка неодобрительно посмотрела на своего хозяина, на окно и укоризненно покачала головой, прежде чем с поклоном удалиться. — Так как, говорите, вас зовут? — мальчишка не замолкал ни на секунду, переполняя терпение раненого капля за каплей. — Не знаю, как вы оказались в этих краях, но до города придется ехать очень долго… Да и лошади у вас нет. Я могу вам дать, конечно, но только после того, как вы попра… Терпение парня лопнуло. Мощным рывком сорвав с себя плотное одеяло, он прыгнул к болтливому мальчику и одной рукой швырнул того на кровать. Нависая над изумленно замолкнувшим спасителем, он пережал его горло. — Замолкни, — прошипел беглец, опасно сверкая глазами, — Замолчи, если не хочешь, чтобы я задушил тебя. Мальчик — как он там себя назвал? — удивленно смотрел на своего «гостя» блестящими красными глазами. Тень напавшего легла на лицо кабальеро, превратив яркий алый в цвет темного вина. Но взгляд так и не изменился: в нем не было страха перед смертью, перед сильным соперником… Он просто удивлялся прыткости беглеца. — А ты сильный, — восхищенно произнес альбинос. Слова выходили из передавленного горла с трудом, но мальчишка этого словно не замечал. — У тебя болит голова? От неожиданности парень чуть не рухнул прямо на подмятого под него юношу, когда его тело ослабело. Что за… Мальчик неловко поймал падающего гостя, но вместо того, чтобы положить его на кровать, неожиданно крепко обнял. Ткнувшись носом в плечо парня, альбинос счастливо засопел, горяча кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Скрипнула дверь. Диана, аккуратно придерживая ее ногой, вошла в комнату и застыла на месте, разглядывая странную композицию, которую образовали ее хозяин и странный гость. Осознав свое положение, беглец чуть не взвыл от беспомощности и стыда. Но, очевидно, старая туземная женщина привыкла к чудачествам господина. Она молча поставила поднос на столик возле окна и исчезла за дверями, тихо прикрыв их за собой. Слабость накатила новой, безудержной волной, на которой мысли закачались и поплыли… Парень обмяк в объятиях своего спасителя, стремительно теряя сознание, но еще пытаясь что-то сказать… — Спите спокойно, сеньор Петрель*. Вас здесь никто не тронет.***
Дыхание Сиона сбилось и шпага вылетела из рук… в шестой раз за последние полчаса. — Я же тебе говорил, следи за вдохами-выдохами! — раздраженно рявкнул «сеньор Петрель», так и не удосужившийся назвать свое настоящее имя. Смешно сдув упавшую на лицо прядь длинных черных волос, он вернул оружие в ножны и сделал пару шагов к лесу. Сион, плюхнувшийся было на землю, тут же подскочил, цепляясь за рукав уходящего парня. Его руки тряслись от перенапряжения, но хватка, которую мятежный парень отметил еще при первой встрече, осталась крепкой. — Вы уже уходите, сеньор? Пожалуйста, хотя бы в дом зайдите! — мальчик смотрел на своего нового… знакомого? приятеля?.. с умоляющим выражением лица. Но тому едва не стало противно от такого унижения недавнего партнера в тренировке. Оттолкнув руку альбиноса, сеньор Петрель проворно исчез в густом лесу, избегая заросшей, но еще вполне ходовой дороги, идущей от ворот дома. Лицо Сиона неуловимо изменило свое выражение. Он поднял с земли свою шпагу, чье лезвие после продолжительной тренировки покрылось зазубринами, и скрылся в доме. За прошедшие полгода, которые он знаком с сеньором Петрелем (условно знаком, ибо имени и происхождения оного Сион до сих пор не выяснил), молодому кабальеро удалось сделать несколько вещей, которыми он однозначно гордился. Первое — заинтересовать Петреля в своем доме. Сион успел сотню раз возблагодарить Господа за то, что поселил раненого незнакомца в комнате с книжными шкафами. Хотя куда вернее было бы поселить его сразу в библиотеке, в которой сеньор пропал, как только снова смог уверенно передвигаться. Второе — выработать манеру поведения, которая не слишком раздражала его дорогого гостя. Хоть сначала кабальеро и казалось, что его раздражает абсолютно все, оказалось достаточным приглушить голос и поубавить пыл, чтобы сеньор Петрель снизошел до разговора с ним. И, наконец, третье — уроки фехтования, начавшиеся всего пару месяцев назад. Сион не мог сказать, удалось ли ему достичь хоть какого-то успеха в этом сложном искусстве, ведь прежде мальчику никогда не доводилось держать шпагу… Да и не очень-то и хотел молодой господин уметь драться. Заниматься травами, следить за здоровьем и благополучием лесных животных и изучать бесчисленные книги поместья — этого было бы достаточно. Но это не нравилось сеньору Петрелю, поэтому теперь Сион уделял несколько часов в день своим жалким попыткам тренироваться. Иногда, делая что-то «странное» — по словам Петреля, странными были и его дружба со стаей волков, и привычка уходить в лес за травами на пару дней совсем без припасов («А зачем? — неподдельно удивился тогда Сион, — Лес меня накормит… А зимой я в него не хожу»), и пристрастие к книгам, которые он не понимает… По словам сеньора, Сион был странным с ног до головы. В общем, иногда, делая что-то странное для своего гостя, мальчик видел, что его новому знакомому хочется спросить что-нибудь. Например, почему мальчик живет один в таком большом доме глубоко в лесу? Какая у него фамилия? Откуда взялся шрам на щеке, спускающийся по горлу под одежду? Какие отношения у него с вечно молчащими, но удивительно непокорными слугами? Почему его, кабальеро, не обучали фехтованию с младых лет? Но сеньор никогда не задавал этих вопросов. Он приходил примерно раз в две недели, иногда на пару дней позже, но никогда — раньше. Они тренировались какое-то время, а потом, если у Петреля было хорошее настроение, он мог войти в дом и засидеться за книгами до следующего утра… Чтобы на рассвете бесшумно исчезнуть, когда Сион отвернется. Тогда мальчик подходил к креслу, которое поставил (сам поставил, не пожелав напрягать старых слуг) здесь специально для сеньора, и проводил ладошкой по теплой коже. Она всегда была теплой… но Сиону хотелось верить, что на ней еще сохранилось тепло тела Петреля. Мальчик смотрел на книгу, которую дочитал — или оставил раскрытой на нужной странице — его гость, клал закладку и принимался читать ее сам. Иногда рядом стояла пустая кружка — если один из них сумел в течение ночи оторваться от чтения и принести чай. Альбинос чувствовал себя фетишистом. А может, просто слишком одиноким.***
В один дождливый день на заброшенной проселочной дороге впервые за многие годы послышался конский топот. Одинокий черный всадник мчался сквозь стену ливня, подгоняя коня и не обращая внимание на то, что загоняет животное, — он знал, что здесь сможет сменить скакуна. Это было рискованное решение. Вскоре после своего возвращения в банду мятежников и прекращения россказней о «чудесном спасении» парень, прозванный Сионом сеньором Петрелем, взял себе это имя как псевдоним в темных делах и стал главой отряда. Петрель был достаточно умен для того, чтобы вовремя залечь на дно, и только поэтому большая часть повстанцев еще была жива. Но их предали. Кто? Неизвестно, отчего становится еще страшнее. На лагерь напали снабженные огнестрельным оружием солдаты, безжалостно выкашивая всех, кого видели. Но Петрель сумел организовать отступление даже в такой обстановке. Он сам лишь чудом избежал пуль, гарцуя на своем любимом вороном коне, как никогда прежде. Собрав своих после бегства, он нашел место для отдыха. Оставаться в нем надолго было нельзя, но даже короткая передышка была крайне необходима: среди мятежников было много раненых, несколько из них находились в тяжелом состоянии. И Петрель знал только одного врача, в отсутствии связи с солдатами которого мог быть уверен. — Сион! Сион! — позвал сеньор, натягивая поводья и останавливая взмыленного коня перед дверями дома. На подходе к дому он видел белоснежную макушку в окне второго этажа — в той самой комнате, где лежал некогда раненый Петрель. Это показалось парню даже символичным. — Сеньор? — задыхаясь, спросил мальчик, распахнувший двери навстречу дождю. Холодные капли ударили его по лицу, заставляя замолчать и зажмуриться. Петрель не дал ему спросить еще что-либо. — Собирай свои травки, бинты и все, что тебе понадобится, чтобы лечить пулевые ранения. Моим друзьям нужна помощь, но мы не можем обратиться к врачу, — торопливо сказал он, соскакивая с лошади в вязкую дорожную грязь и отдавая поводья подошедшему слуге. Не дожидаясь ответа альбиноса, Петрель бросился к стойлам, где стояло всего две лошади. Им хватит. К моменту, когда ему удалось успокоить этих полудиких скакунов и вывести их к дороге, Сион уже стоял там с большой серой сумкой в руках. Он надел на себя плотный плащ бурого цвета, в котором, как он сам когда-то говорил Петрелю, ходит в лес за травами в период дождей. — Куда мы едем? — взволнованно спросил мальчик, забирая из рук сеньора поводья своей лошади. Но не дождался ответа. Вскочив в седло, Петрель резким окриком поторопил Сиона и сорвался с места. Альбиносу ничего не оставалось, кроме как погнаться следом за этим странным мятежником, крепко прижимая к себе сумку с драгоценными лекарствами. Спокойствие Сиона улетучилось через пару часов, когда он понял, что дорога, по которой они едут, ведет в город. Сердце начало биться в грудную клетку больно и громко, отдаваясь в ушах… Но мальчик уже не мог повернуть назад. Он ведь пообещал помочь тем людям, которых Петрель назвал друзьями. И от этой мысли сердце словно прокололо что-то острое и тонкое. Всадники, приехавшие в город уже глубокой ночью, остановились возле черного хода какого-то большого дома, принадлежащего явно богатому человеку. Сион подумал, что его полузаброшенный старый дом не идет ни в какое сравнение с этими хоромами… А потом подумал о том, что этот особняк стоит в центре оживленного города, и успокоился. Петрель стремительно протащил задумавшегося мальчика через кухню и коридоры, поднимая на второй этаж. И там… Там пахло железом, грязью, кровью, рвотой. Смесь резких и болезненных запахов ударила по сознанию Сиона, мгновенно обращая его мысли на цель, с которой он приехал сюда в этот ненастный день. На всех поверхностях, на кроватях, на грудах тряпок лежали люди. Некоторые стонали от боли, кто-то метался в бреду… Между ними, пытаясь помочь, ходили двое кабальеро — отец и сын, надо полагать, — пара слуг и молодая девушка. Отвыкший от такого количества людей альбинос едва не попятился, но Петрель крепче стиснул пальцы на плече Сиона. Посмотрев на сеньора, мальчик заглянул в серые, почти черные в этом освещении глаза. — Ну и чего ты расселся? Вот чудик, даже шпагу держать толком не можешь, — фыркнул Петрель, почти улыбаясь. — Ладно. Я убираю оружие. Он вернул шпагу в ножны и потянулся, наслаждаясь тем, что может свободно действовать своей рукой. И бросил острый взгляд на улыбающегося ему Сиона. Мальчик вздрогнул — ему показалось, будто в его горло воткнули длинную иглу. С трудом сглотнув, молодой кабальеро возмутился: — Вы же сказали, что убираете оружие, сеньор! Удивленный и отчасти довольный взгляд Петреля был ему ответом. Сейчас Сион вспомнил это ощущение — будто Петрель может фехтовать не только шпагой, но и взглядом. И пришел в себя. Его привели сюда помочь раненым, а не общаться с людьми. Будет проще, если Сион подумает о них как о своих постоянных лесных пациентах. Не обращая внимание на удивленные взгляды хозяев этого дома, мальчик прошел к одному из наиболее тяжело раненых и сел на колени возле его кровати. Развязав горловину, к счастью, не промокшей сумки, альбинос извлек из нее лекарство с анестезирующим свойством и заглянул в сумасшедшие от боли глаза мужчины. Петрель почти в ужасе смотрел, как Сион улыбнулся умирающему и звонко произнес: — Все будет в порядке! — Кто этот ребенок? — спросил у Петреля владелец дома, жилистый пожилой мужчина с роскошными усами, наблюдая за тем, как в кошмарных условиях странный красноглазый мальчишка спокойно оперирует мятежников. — Хотел бы я знать, — протянул парень, устало облокотившись о стену. Он пристально следил за уверенными движениями альбиноса, которому помогали та самая девушка и одна из служанок этого дома. — Почти год назад, когда наш отряд разбили, я… был не в состоянии добраться до помощи сам. Этот чудик подобрал меня и вылечил. Его зовут Сион, и это все, что мне известно, дон Вега. — Вот оно как… — задумчиво протянул кабальеро, но не стал развивать тему, за что Петрель был ему очень благодарен. На самом деле, о странном мальчике-альбиносе ему было известно многое. Например, что тот собаку съел на лечении диких животных в окрестностях своего дома. Что он очень нелюдим и даже со своими слугами старается не контактировать слишком много, хоть они и молчат большую часть времени. Что его легче отыскать в лесу, чем дома, потому что Сион любит проводить дни, собирая травы. Что он совершенно не умеет драться… А еще — что его семья стала опальной, еще когда Сион был совсем ребенком, почему и перебрались в ту глушь, где мальчик живет сейчас. Они утратили все свои земли и влияние, оставив сыну только медленно стареющий дом и пару слуг, которые могли обеспечить ребенка едой и одеждой. Удивительно, что в жилых, используемых комнатах все выглядит так богато при подобных условиях жизни. Чтобы узнать все это, Петрелю пришлось немало потрудиться, но дело того стоило. Теперь он понимал, почему Сион вырос совершенно не похожим на обычных кабальеро… и на необычных, вроде дона Диего Вега, тоже. А вот зачем ему понадобилось понимать этого чудика, он не знал. И это его невероятно раздражало. Сион звонко чихнул и поспешно отвернулся от человека, которому делал перевязку. Не сумев сдержаться, он чихнул еще раз, привлекая внимание Петреля и дона Диего. — Думаю, ему надо переодеться в сухое, — заметил кабальеро, — Мария, у нас есть подходящая ему одежда? Петрель не отрывал взгляда от смешно сморщившегося перед очередным чихом Сиона. Заметив, что на него смотрят, причем смотрит много людей, мальчик залился краской и торопливо ополоснул руки в поднесенном белокурой помощницей тазу, чтобы вернуться к оказанию медицинской помощи. Еще некоторое время Петрель понаблюдал за мальчиком, но убедившись, что тот больше не проявляет никаких признаков болезни, успокоился. Сеньор и сам нуждался в отдыхе… Поэтому воспользовался предложением дона Алехандро Вега и опустился на скамью, поставленную у окна. Парень даже и не заметил, как погрузился в сон под мерный перестук дождя и шелест листьев…***
«Думаю, это последняя комната, — попытался заставить себя соображать Сион, помотав головой, — По крайней мере, она должна быть последней.» После того как всем мятежникам была оказана помощь, наиболее тяжело раненых расселили в свободных комнатах особняка. Остальные вскоре покинули дом, отправившись путать следы и вводить в заблуждение солдат. Петреля, к огромному облегчению Сиона, среди них не было: предводитель отряда утомился настолько, что не проснулся, даже когда его люди покинули гостеприимный дом Вега. Отчасти мальчик ему сейчас завидовал — он тоже хотел бы лечь спать поскорее. В принципе, его помощь сейчас никому не нужна. Хоть несколько людей и мучаются от лихорадки, а один находится на грани, но больше Сион им ничем не поможет. Он истратил весь запас своих трав, чтобы сбить температуру и уменьшить боль этих людей, и если им не помогут силы природы… Именно поэтому альбинос и не шел спать. Наловчившись и привыкнув к ранам животных, за закрытыми веками он видел развороченные пулей внутренности одного из мятежников, раздробленную кость лопатки, искаженные мукой черты лица и запавшие глаза, уже не видящие ничего вокруг. Для Сиона, давным-давно не встречавшего людей кроме своих слуг и Петреля, это было страшно вдвойне. В лице каждого из них он находил Петреля. Зайдя в комнату, заполненную прохладным серым светом — на улице было пасмурно и ветрено — Сион поставил поднос с купленными каким-то мальчиком-слугой (кажется, его звали Бернар, но альбинос не расслышал) лекарствами на тумбочку и сел на край кровати. Этот мужчина скоро поправится. Жар спал примерно час назад, раны зашиты и обработаны, тем более что все три пули прошли навылет… Да, молодой кабальеро был рад, что ему не пришлось ковырять плоть еще одного человека. Все это было похоже на кошмарный сон. Дождливый день, неожиданный приступ головной боли, приезд Петреля, долгий путь в ненавистный город, и много, очень много крови на его руках… Кожа начинала зудеть каждый раз, как Сион хоть краем мысли касался проведенных операций, и поэтому мальчик расчесал тыльные стороны ладоней почти до крови. Голова кружилась — то ли от недосыпа, то ли он все-таки простудился… «Самочувствие — хуже некуда, » — поставил Сион себе диагноз, покидая комнату. И тут же встал, как вкопанный, сквозь мутную пелену, которой раньше попросту не замечал, увидев стоящего перед собой Петреля. Неизвестно, почему, но для Сиона увидеть его… оказалось очень неожиданно. И даже больно. Парень был очень красив, и мальчик молча восхищался им, пока не понял, что сеньора это раздражает. Тогда он начал восхищаться вслух. Он между делом говорил о том, какие чистые у Петреля глаза — серебряные и прохладные. Он мог, проходя мимо сидящего в кресле парня, провести рукой по его волосам и оправдаться потом, будучи придавленным к полу, что у сеньора очень мягкие и красивые волосы — черные-черные, как ночь, и сверкающие звездами в солнечных лучах. Да что там! Просто за обедом, сидя напротив Петреля, Сион мог податься вперед и начать исследовать черты его лица на ощупь… Хотя после первых двух чудесных побегов от впавшего в ярость сеньора рисковать альбинос перестал. Но, несмотря на злость и возмущение, которые показывал красивый воин, он воспринимал такие действия вблизи намного легче, чем восторженные взгляды издалека. — Сион? Ты в порядке? — очевидно, Петрелю не понравилось короткое выпадение мальчика из реальности. Выражение его лица стало внимательным и настороженным. И от этого стало еще больнее и горше. Вздохнув, Сион что-то невнятно ответил и попытался пройти мимо парня, будучи неуверенным в том, что может контролировать свое выражение лица. Но он споткнулся — просто ноги заплетались, ничего другого — и врезался в того, от кого стремился скорее уйти. Сион почувствовал, как кровь прилила к щекам, ушам и шее. Это нелепое падение и… руки Петреля, охватившие его за плечи, поддерживая… стали последней каплей. — Ты хорошо поработал. Успокойся, — мягко сказал сеньор, на мгновение заставив дрожащего от рыданий паренька усомниться в том, что он не обознался. Но никакие мысли не могли задержаться в голове Сиона надолго. Он смутно помнил, как долго Петрель позволил ему вымачивать свой любимый черный костюм слезами. С трудом вытаскивал он и воспоминания о нескольких днях, которые провел в полуобморочном состоянии в доме дона Вега. Но Сион был уверен, что если бы его волосы не были белыми от рождения, то непременно поседели бы от единственного взгляда Петреля, которым он «наградил» мальчика за доведение себя до такого. Хотя отчасти это было и… мило — о нем впервые позаботился кто-то, кроме слуг. Уже через пару дней, придя в себя и уверившись в своей способности добраться до дома, Сион покинул поместье. До выхода из города его проводил Бернар. Хотя мальчик и был не по годам смышленым, альбинос почувствовал себя обделенным — его дорогой сеньор уехал вместе со всеми дееспособными членами отряда, чтобы найти предателя, и совсем забыл про Сиона. Даже если это было не так… кабальеро снова почувствовал себя брошенным.***
Что такое «мирная жизнь»? И в чем заключается ее прелесть? Мирная жизнь — это спокойствие, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие серьезных, смертельно опасных драк и сражений. Это занятие любимым делом, рутинная работа, хлопоты по хозяйству и всякие мелкие происшествия. Это просыпаться каждое утро и тут же открывать окно в надежде услышать треск сучьев — хотя он всегда приходил бесшумно — или топот копыт на дороге. Это утомительные, но интересные тренировки на лужайке и чтение книг в библиотеке при свете лампад. Это со смехом уворачиваться от морщинистых рук Дианы, пытающейся переодеть тебя после прогулки. Это… Что это?.. Уставившись пустым взглядом на потную шею своей лошади, Сион никак не мог вспомнить, о чем же он сейчас так тоскует. По бокам от него ехали люди — кто они? Они назвали себя солдатами испанской армии. Почему-то это напугало Диану — где она? В груди и глазах зажгло, когда в пораженную шоком и ужасом голову прорвались кошмарные воспоминания. Много людей на конях несутся по дороге, вздымая пыль. Их около десяти, может, меньше. Сиону не по себе, но он спокойно открывает им дверь. Взрослый мужчина — и пугающие людские взгляды — говорит что-то об укрывательстве и помощи бандитам. Диана спорит, сухо кашляя время от времени. Сион думает о том, что ей нужно дать лекарство. К нему тянутся чужие руки. Сиону страшно, и он отскакивает назад. Диана заслоняет его собой, спорит. Грохочет выстрел, отдаваясь звоном в ушах. Его затаскивают на лошадь. Слуги бегут куда-то. Люди входят в дом. Огонь. Тишина и треск, гул пламени. Кричит сойка. Сион приподнял голову и прислушался. Нет, сойка больше не кричала… А жаль. До города оставалось совсем немного… и его, наверное, казнят — мальчик слышал об этом от мятежников, когда они говорили с доном Вега. А может, и не казнят, он ведь не такой взрослый по их меркам. Но это совсем не волновало его, наоборот, какое-то странное спокойствие накрывало кабальеро, когда он думал об этом. Ему хотелось только узнать, что случилось с Дианой. Эта женщина вырастила его, заботясь вместо рано ушедшей на небо матери. Он хотел, чтобы ему дали просто осмотреть раненую служанку. Вспомнив лежащее на заросшей травой земле тело туземки, Сион содрогнулся, а в ушах мальчика зазвенело воспоминание… совсем другое, уже давнее… — Он умирает, — тихо сказал дон Алехандро, сочувственно посмотрев на Петреля. Тот сидел неподвижно возле кровати одного из своих подчиненных… Точнее, друзей — ведь Сион помнил, что сказал ему сеньор, позвав на помощь. Мальчик только этим утром смог, наконец, встать на ноги после внезапной лихорадки. И на него тут же обрушилось тяжкое известие: один из мятежников, получивший пулю в брюшную полость, умирает в страшных муках после трех суток борьбы за жизнь. Мужчина захрипел, цепляясь пальцами за края кровати, за руку Петреля, за одеяло — и тут же отпуская. У Сиона не было сил на это смотреть… В глазах скопились слезы. И тогда Петрель запел. Пленному кабальеро казалось, что он и сейчас слышит звуки той песни. Она была такой светлой… Тогда Сион в очередной раз осознал, что выбрал имя для него неверно. Он руководствовался инстинктами и предчувствиями перемен, как будто ему предстояло дать кличку животному… Но ни одно животное не могло принести такой покой и надежду нежной песней. Голос Петреля, который мальчик и раньше не раз называл лунно-чистым и мягким, лился тогда, как сияние полуночного светила. Тот мужчина умер с улыбкой на лице. Почему Сион слышит эту песню сейчас?.. Они въехали в город, буквально переполненный людьми — туземцами, испанцами, метисами; кабальеро и простым людом; солдатами и мирными жителями; детьми и взрослыми. Их голоса, движение, взгляды молотом ударили по сознанию и чувствам Сиона, вырезая в его голове хаос цветов и линий, вливая в уши расплавленный металл. О да, солдаты не могли придумать для него лучшей пытки… Пытаясь сделать ровный вдох, он закрыл глаза и крепче прижал связанные руки к шее лошади. Сжимающая его запястья веревка ослабла от трения о жесткий загривок на протяжении многих часов, но парень не сумел бы этим воспользоваться. Слыша удивленный гул людей вокруг, он преодолел тошноту и открыл глаза снова. Процессия всадников добралась до большой площади с фонтаном в центре, буквально наводненную людьми, и встала в центре. К ним подъехал еще один солдат, только его мундир был зеленым, а выражение лица — злым. Сиону не понравился этот человек, но задуматься над этим сил уже не было: боязнь толпы доконала его, введя в полное опустошение разума. Когда он столкнулся с людскими взглядами в первый раз, рядом с ним был сеньор Петрель. И это почти не было страшно, только волнительно. Что же сейчас? Почему он один? Почему все смотрят только на него?! — Вы — сеньор Сион Паскуаль? — спросил тем временем мужчина. Светловолосый, темнокожий, с темными и грызущими душу глазами, он напоминал степного волка своей рычащей речью. — Значит, о вашей внешности говорят правду. Альбинос с необычным шрамом на щеке… Да, очень выдающаяся внешность! Сион непонимающе смотрел на усмехающегося солдата, силясь разобраться в происходящем. Но мужчина уже отвернулся, обращаясь к ждущей чего-то толпе: — Жители Сан-Таско! Этот человек — последний оставшийся в живых представитель семьи Паскуаль, которая обворовывала наш город, экономя на строительстве наших домов! Они были изгнаны из Сан-Таско, но даже так они продолжали вредить нам, — солдат сделал паузу, держа людей в напряжении. Его грубые черты лица смягчились, придавая лицу сочувствующее выражение, и Сиону стало интересно следить за его мимикой. А мужчина, явно бывший хорошим оратором, повлек речь дальше: — Сейчас, когда множество мирных жителей страдает от нападений мятежников под предводительством Зорро, долг каждого из нас — помочь армии поймать их! Ведь это не люди — это звери! Но сеньор Паскуаль, который стоит сейчас перед вами, укрывал у себя и помогал этим мерзавцам, наплевав на вас и ваши судьбы. Завтра вечером на этой площади состоится казнь сеньора Паскуаля. Все, кто не явится, будут подозреваться в пособничестве бандитам! Разойтись! Сион перестал смотреть и слушать примерно в середине речи солдата. Ему было нехорошо, голова кружилась. Даже звуки доносились, как издалека… и парню очень хотелось бы оказаться в этом самом «далеке», чтобы никогда больше не видеть людей. Все-таки его казнят… А Диана? И дом — если огонь не погасить, может ведь загореться лес? И Петрель, он же должен был скоро прийти позаниматься с Сионом фехтованием? Снова он пришел в себя и обратил внимание на окружающий мир, только когда прямо перед ним раздался оглушительный хлопок и треск. Вздрогнув, Сион поднял глаза и обнаружил, что стоит в богато обставленной, но некрасивой комнате перед столом. А за столом сидит мужчина, тоже в зеленом мундире, но уже другой. Это он в сердцах ударил по столу ладонью, не сумев дозваться до пленника. Увидев реакцию альбиноса, солдат усмехнулся: — Вижу, вы пришли в себя, сеньор Паскуаль. Я хочу задать вам пару вопросов. От ответов на них зависит, будете ли вы завтра казнены. Этот мужчина тоже не нравился Сиону. Точнее, его снова затошнило, как только он услышал елейно-липкий голос допросчика. — Итак, нам известно, что вы знакомы с предводителем отряда мятежников и, более того, неоднократно помогали ему и его банде с лекарствами. Как зовут вашего дружка? Парень опустил взгляд в пол и неуверенно сказал: — Я не знаю… Он никогда мне не говорил. Я называл его Буревестником, но это не было его настоящим именем… — Ты лжешь! — выплюнул давешний оратор, приближаясь к альбиносу. — Ты знаешь его имя! — Ну что вы, лейтенант, — ласково остановил его владелец кабинета, — Видимо, сеньор просто пока не осознает своего положения… Допрос продолжался, пока не зашло солнце. Сразу после того, как последние лучи заката исчезли со стены комнаты, Сиона отправили в тюрьму… на новый допрос. От усталости и страха — он продолжал вздрагивать от каждого прикосновения — пленник перестал понимать вопросы. Он не знал, кому отвечать и что, тюремная камера кружилась и качалась. Сион не знал, каким чудом его еще не вырвало… Но у солдат был приказ, который надлежало выполнить, и они не побрезговали прибегнуть к силе.***
Откуда-то доносились голоса и шум, что-то лязгнуло. Послышался шепот, который Сион не мог разобрать. Лязг стал громче и ближе, по сомкнутым векам полоснуло вспышкой света. Мальчик приоткрыл глаза, все также не стремясь шевелиться — неужели так же чувствовал себя и Петрель, когда очнулся в его доме в первый раз? — Нашел, это точно он, — резанул по ушам голос от незнакомого силуэта, едва освещенного настенным факелом. Мимо этого силуэта скользнула тень, приближаясь к неподвижному Сиону. Пленник следил за тенью из-под ресниц, чувствуя смутное беспокойство. И, когда чьи-то руки коснулись его плеча, внутри Сиона бомбой взорвалась смесь боли и ужаса, заставившая его рвануться в сторону и безмолвно грохнуться на пол, когда оказалось, что стоять на ногах он больше не может. Его снова коснулись, пытаясь поднять, и мальчик жалобно заскулил. Просто не трогайте меня, прошу… — Что они с тобой сделали? — шепнул знакомый голос, и теплые руки снова усадили его на скамью. Дрожа от страха, Сион поднял голову. В темноте камеры он ничего не видел — ни лица говорящего, ни его одежды, но почему-то ужас начал медленно утихать, сворачиваясь внутри в тугую спираль... Чтобы позже взорваться снова. — Нам надо уходить. Солдаты не будут гоняться за маленьким Зорро вечно, — сказал незнакомец у входа, тревожно оглядываясь. — Да, Зорро, — отозвалась тень перед Сионом, и его рывком подхватили на руки. Только то, что голос и объятие этих рук казались знакомыми, позволило альбиносу свернуть ужас еще туже и промолчать. Он помнил, что его несли через коридоры тюрьмы. Помнил густой воздух, наполненный запахами травы и сена, стрекотом сверчков. Помнил, как раздались чьи-то крики, помнил звонкий перестук копыт по мостовой и тряску от бешеной скачки. Кажется, его посадили спереди, сомневаясь в способности Сиона сейчас удержаться самому. Он даже запомнил грохот выстрелов, от каждого из которых альбинос вздрагивал, а рука, поддерживающая его, сжималась крепче. — Что они с тобой сделали? — этот вопрос, повторенный уже в полный голос, отчасти вернул мальчика в сознание. Он наконец узнал человека, спасшего его и несущего сейчас на руках. — Сеньор? — хрипло выдохнул беглец, досадуя на себя за сорванный голос. Кто-то зажег факел, а потом они вышли на ярко освещенную поляну, в центре которой полыхал костер. Ослепленный внезапным светом, Сион устало зажмурился и ткнулся носом в плечо сеньора Петреля — теперь у него не было сомнений в личности освободителя. Но вслед за этим раздались голоса, взволнованные и радостные голоса многих людей… И парень сорвался. Он помнил, что кричал, что его удерживали и пытались успокоить. Ему плеснули водой в лицо… Да, так его приводили в себя допросчики, уставшие от бессмысленного взгляда Сиона. Его кто-то обнимал почти все время, но сейчас эти руки казались ему не менее опасными, чем бриллиантовые змеи. Неизвестно, сколько мог продолжаться этот припадок, если бы у Сиона оставалось больше сил. Но через несколько минут после того, как бьющегося в истерике парня повалили на землю, он потерял сознание. Петрель даже не мог определить, рад он этому или нет.***
Приходить в себя после потери сознания оказалось не таким уж и приятным делом. Конечно, Сиону и раньше случалось падать в обмороки и доводить себя до бессилия, но никогда прежде пробуждение не сопровождалось болью во всем теле и тяжелым предчувствием на душе. Не став затягивать с подъемом и встречей с неприятностями, мальчик открыл глаза и приподнялся. Ребра заныли, как и живот, а ноги вообще едва подчинялись желаниям хозяина, но Сион чувствовал себя живым. Как в той давней передряге, которая наградила его змеевидным шрамом. Место, в котором он оказался, не походило ни на одно известное ему прежде жилище. Больше всего оно напоминало пещеру, если судить по грубо обработанным, а отчасти и вовсе нерукотворным стенам, отсутствию окон и занавеси из плотной серой ткани на входе. Внутри было все только самое необходимое — одеяла и импровизированная постель на земле, обложенное валунами кострище, мешки с чем-то у стены. «Аскетично, — подумал Сион с легким удивлением, — Где я?» Зашуршала ткань, закрывавшая вход в пещеру, и перед обернувшимся на звук юношей в лучах солнечного света появились Петрель и еще один человек. Завидев незнакомца, Сион заметно напрягся. — О, так сеньор Паскуаль уже очнулся? — довольно улыбнулся взрослый и крепкий на вид мужчина, одетый в туземный наряд. В отличие от вздохнувшего с облегчением — и тут же с досадой поймавшего этот вздох Петреля, незнакомец не спешил подойти к мальчику, за что тот был весьма благодарен. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил спаситель Сиона, присаживаясь рядом с ним на корточки. — У тебя был нервный срыв и небольшой жар, но сейчас тебе должно быть лучше. — Мне лучше, — хрипло ответил кабальеро, кашлянув и с удивлением отметив, что хрипота не проходит. — Спасибо, что вытащил оттуда. Глаза Петреля сверкнули, но их сталь не тронула парня. Он взглянул на пришедшего с ним мужчину и все так же тихо попросил: — Сион, дай сеньору Ньето осмотреть твои раны. Не бойся, он не обидит тебя. Невероятных усилий стоило альбиносу сохранять спокойствие, пока пальцы незнакомого человека прощупывали его живот, ребра и спину. Он только вздрагивал всем телом при каждом прикосновении, но старался дышать спокойно и размеренно. Ведь рядом был Петрель. С ним не так страшно быть беззащитным перед другими людьми. Осмотр не занял много времени, как и обработка ран. Сеньор Ньето протяжно хмыкнул и сказал, обращаясь больше к Петрелю, чем к Сиону: — Ребра почти не повреждены, здесь ему повезло. Внутреннего кровотечения тоже нет, хотя я не врач и не могу утверждать этого. А вот с ходьбой придется повременить — похоже, эти солдатские варвары сильно ушибли ему спину. Это может быть опасно для молодого кабальеро, — мужчина улыбнулся успокаивающемуся Сиону, который начинал понемногу привыкать к этому человеку. — Благодарю вас за помощь, сеньор Ньето, — коротко склонил голову Петрель и недвусмысленно показал глазами на выход. Туземец понимающе кивнул и оставил его наедине с Сионом. — Рассказывай. — О чем, сеньор? — Сион опустил голову, прекрасно понимая смысл вопроса. — Я не хочу об этом вспоминать… Они сожгли дом. И выстрелили в Диану. И спрашивали твое настоящее имя. И кто такой Зорро. И… и… На этом моменте и без того дрожащий мальчик попросту задохнулся, обеими руками стирая бегущие по лицу капли слез. Но эти рыдания, бьющиеся в сорванном еще вчера горле, не шли ни в какое сравнение с предыдущей истерикой. — Сен... ньор… — сквозь слезы проговорил Сион, одной рукой обхватив занывшую с новой силой грудную клетку и согнувшись от боли. — Меня зовут Недзуми, — вздохнул парень, вставая на колени рядом с плачущим Сионом. — И я бы на твоем месте не тратил силы, усугубляя… «Петрель» закрыл рот, изумленно глядя на засиявшее восторгом мокрое лицо альбиноса, вскинутое к нему. Из покрасневших глаз перестали течь слезы, а неестественный блеск был больше похож на маниакальный, чем болезненный. — Я узнал ваше имя! — восхищенно прошептал Сион. — Мне надо запомнить этот день… А, какое сегодня число?