I hate everything about you.

I hate everything about you Why do I love you. (c) Three Days Grace - I hate everything about you.

Страшно однажды оглянуться назад и понять, что жизнь-то уже прошла мимо тебя. Вот, прямо сейчас она проходит. Сейчас, с каждой секундой моих размышлений, я старею. А что я сделал?.. Очень страшно как-то вечером, идя по темной улице, задуматься, глядя на парочку целующихся подростков, что вот, мол, когда-то и я был молодым… И тут запнуться, замереть на месте и с ужасом понять, что тебе уже почти тридцать, а ты никто. Ты уже не так молод и беззаботен. А время… оно никогда не вернется, то время не повторится. Где мои безбашенные годы?.. В этот момент я почему-то почувствовал себя стариком… И пусть волосы мои уже не такие яркие, а экстравагантную одежду постепенно сменяют повседневные вещи, я все тот же. Что десять, пять и два года назад, кем буду и через десять лет вперед. Я уверен. Я не хочу меняться, ведь… несмотря на все грустные мысли, я еще не старик, мне не сорок, не пятьдесят, у меня нет седых волос, а моя жизнь… она не настолько безнадежна, прошедший ее кусок я прожил отменно… Я ускорил шаг, отвлекаясь от парочки, встряхивая длинными бордовыми волосами, поправляя черный плащ, поднимая его воротник и сворачивая в свой двор… * * * Прошлое. - Э-э-эй, шлюшка? – по попе, обтянутой в колготки в сетку и короткие шорты, ударили ладонью, но не убрали руку, на пару секунд сжимая упругие ягодицы. - Чего тебе, Бра-а-айан? – спросила хриплым голосом девушка, разворачиваясь и скидывая крупную мужскую руку со своей попы. Вблизи девушка (а девушка ли?) казалась немного мужеподобной, с неширокими плечами, твердыми руками, тонкой талией, но с полным отсутствием какой бы то ни было груди. Черные шорты, сетчатые колготки, тяжелые ботинки и простая кислотного цвета футболка, открывавшая руки с татуировками – на одной рукав до плеча под переплетенные колючки, на второй имитация шрамов, Роза Ветров на предплечье; пара мелких надписей на латыни украшали открытую шею, и очень странный рисунок на внутренней стороне бедра, но сейчас он не был заметен. Проколотый язык сейчас не был виден. Весь образ дополняли длинные ярко-красные волосы, сейчас завязанные в высокий хвост, и полное отсутствие косметики, выдававшее совсем не женственные черты лица. И все же… - Недотрах замучил? – хохотнул друг парня, что так нагло шлепнул по попе девушку. – Эй, Микки, как жизнь? - Все отлично, - сдержанно улыбнулся парень, тряхнув длинными волосами и ставя на свой поднос тарелку с обедом. - Прямо совсем отлично? – становясь рядом и шепча фрику на ухо, переспросил второй. - Ну-у-у, а вам что-то нужно… мальчики? – язвительно хохотнул Мик, отходя от раздачи. - Честно – потрахаться, - будто бы горько ответил брюнет, увлекая Микки за собой к дальним столикам. - Ну… вы же знаете, сколько это стоит… - вздохнул сочувственно тот, вальяжно садясь за предложенный столик. В их университете была свободная политика, то есть на внешний вид студентов было плевать, как, впрочем, и везде в Америке. Главное, чтобы ты никому не мешал. Черный парень плюхнулся рядом, пожирая "девушку" глазами, а брюнет положил ладонь на ладонь его. - Может, сбросишь по старой дружбе? - Дружбе?! – истерично хохотнул красноволосый, поднимая на парня свои ярко-голубые из-за линз глаза. – Секс – не дружба. Найдите себе девчонок. - Но наш общеизвестный Микки, как говорят, трахается лучше всех, - льстиво вздохнул черный, подключаясь к разговору. - М-м-м… Хорошо, сопляки, сто баксов, - решив уступить парням, Микки пожал плечами, поедая свой обед. – Сейчас? - Нет, после пар, - мигом встрепенулся брюнет. - Окей. Больше Микки не трогали, позволяя спокойно поесть. Он… был шлюхой. Да, пожалуй, только так можно было охарактеризовать его. Дорогой, красивой, но шлюхой. Он жил, как хотел, делал, что хотел – ведь ему нравилось трахаться, - одевался, как хотел. В этом и было его отличие от других – он жил только свободой, ни от кого не завися. В свои двадцать, будучи в университете, он успел за недолгое время снискать себе… определенную популярность. Он был язвителен, порой холоден, смешлив, остр на язык, никогда не сдавался. Он просто был таким. Таким фриком. Его ненавидели, боялись, боготворили и презирали. Его трахали все би и геи, его избивали натуралы, он несчетное количество раз дрался, как в последний раз. Всегда дрался, как в последний раз, всегда отдавался, как перед смертью. Потому и был уникальным. * * * - Только по очереди, - глухо попросил Микки, облизывая очередной член и отпячивая задницу. В кладовке при спортзале было полутемно, тихо, и, главное, никто бы и не пошел бы сюда в конце рабочего дня. Один парень подошел сзади, медленно проникая в готового парня и глухо постанывая. Микки выгнулся дугой, не выпуская, впрочем, член изо рта и продолжая посасывать, но и стонать в голос от резких быстрых толчков. Брюнет долго не выдержал, выходя и кончая. Его друг дернул Мика за волосы, отстраняя его и разворачивая. Хлопнул по заднице, тут же врываясь в разработанную дырочку и делая несколько рваных толчков, прежде чем кончить, слава богу, что не в Мика. - Аргх! – выдохнул красноволосый, падая на маты и глухо дыша. Чуть полежал, потом поднялся, натягивая шорты и перевязывая волосы повыше, потому что хвост сбился. – С вас двести. - Вот, - парни протянули каждый по купюре, также одеваясь и приводя себя в порядок. - До скорого! – красноволосый вздохнул, махнул парням рукой и выскользнул из кладовки, пряча купюры в карман. * * * - Сука! Ебучая блядь! – от души пиная парня в живот, орал Оливер. Тот упорно уклонялся, сам замахиваясь и злобно сверкая глазами. – Педик уродливый! – парень распалялся, заезжая красноволосому по лицу кулаком и разбивая губы. Голова того мотнулась в сторону, но он быстро сориентировался, отпинывая от себя здорового шатена и заезжая кулаком в живот, пользуясь тем, что тот открыт. Оливер был одним из главных врагов Микки – его главным избивателем. Именно он, только завидев его после очередного перепиха, кидался на него. Вот и сейчас, стоило парню выйти из здания универа, как этот, поджидая его, сразу набросился. Вокруг постепенно собиралась толпа. Оливер был крупнее и явно сильнее Мика, потому все их драки заканчивались почти одинаково – Оливер выходил победителем, предварительно отмудохав парнишку до состояния кровавой рвоты. Оливер не стерпел удара в живот, взъярившись и пуская силу на полную катушку, избивая уже слишком всерьез, превращая довольно тонкие черты лица Мика в опухшую разбитую рану. Он схватил его за столь неудобные в драке волосы, ударяя лицом об свое колено, заезжая кулаком в живот и заставляя согнуться от боли и судорожно выдохнуть. Микки закашлялся, злые слезы боли потекли по щекам, но он сжал зубы, не издавая не звука. Оливера это разозлило еще больше, ведь красноволосый никогда не просил пощады, пускаясь в бой без страха. - Ненавижу! – у Оливера от слез Микки и его безмолвия помутилось в голове, он набросился на него с удвоенной злостью, превращая лицо в месиво, а тело в сплошной синяк. Лишь когда Мик отключился, безвольно упав на землю, наблюдающие словно опомнились, принявшись оттаскивать парня от бессознательного красноволосого, потому что Оливер все еще продолжал пинать тело. - Кто-нибудь, вызовите скорую! – послышался испуганный голос из толпы. Кто-то подошел к парню, проверяя пульс. - П-п… - запнулся он, - п-пульса… - Что? – Оливер словно очнулся, вырываясь и хватая несчастного за грудки. – Говори! - П-пульса нет, - тихо-тихо произнес тот, а Оливер мигом выпустил его, отталкивая и подлетая к бессознательному Микки. Он прикоснулся к его шее, откидывая волосы в сторону. Толпа притихла, глядя на сосредоточенное злое лицо шатена. - Слабый… - облегченно выдохнул он. - КТО-НИБУДЬ ВЫЗВАЛ СКОРУЮ?! – заорал он, а все мигом забыли, что именно Оливер и натворил все это, быстро-быстро набирая врачей. * * * С Микки все обошлось, пульс и правда был, к огромному облегчению Оливера. Все же… несмотря на всю злость на этого парня, он волновался за него. Ведь… он любил его. Правда любил, потому так бешено ревновал, не мог остановиться, а потом горько жалел о том, что натворил. Ему было безумно сложно признаться себе в том, что эта ненависть и есть любовь, что это ревность, а не что-то другое. Но как объяснить иначе то, что он засматривался на фигурку парня, ненавидел, когда тот трахался за деньги, ненавидел вообще, когда тот трахался. Хотелось забрать его себе, чтобы никто больше не трогал, не прикасался к нему. Потому и избивал до бессознательного состояния, ведь это, увы, не первый случай попадания Мика в больницу. А тот продолжал сносить побои, ни разу не нажаловавшись на парня, говоря, что на него напали и так далее… Просто не хотел проблем. - Ты очнулся… - произнес тихий прокуренный голос, когда красноволосый очнулся, открывая глаза. - Да, к твоему несчастью, - у них каждый раз начинался так разговор после драки. Вроде бы спокойно, но настороженно. - О да-а-а, только и мечтаю об этом, - с открытым сарказмом произнес Оливер, на самом деле облегченно выдыхая дым сигареты, что нагло курил в палате, дыша в форточку. - Ну, я так и знал. Опять что-то не… нравится? – таким же хриплым, прокуренным от постоянных нервов голосом, спросил Микки. Ему всегда было интересно, почему этот ублюдок ТАК цепляется к нему. – Шлюха я, да, тебе-то что? - Не нравится. - Блядь, и что? Мое тело - мое дело, - раздраженно ответил парень, отворачивая голову в сторону и смаргивая холодные слезы. Он надеялся после перепиха пойти… ну, не домой же, которого нет. Парень жил на временных работах, на вокзалах, да везде, после того, как сбежал из приюта. Так вот, пойти и порыдать где-то в баре, накачаться спиртным, потрахаться, на крайняк. А тут – как всегда. Этот урод. У Микки и денег-то нет столько, чтобы каждый раз оплачивать себе лечение. - Может, прекратишь? – спросил Оливер, глядя в окно. Ему совершенно никакого удовольствия не доставляло видеть, как рыдает красноволосый, как бьется в истерике, сжимая руки в кулаках и закрывая ими рот, чтобы не всхлипывать. Но он же не глухой, он все слышит, и не в первый раз. - Нет, - последовал короткий холодный ответ. Микки усиленно старался унять подступающую истерику. Ему до боли надоело проявлять слабость именно перед этим ублюдком. Все же знают, какой он сильный, но только этот шатен знает, какой он на самом деле – слабый, истеричный и одинокий. Бездарно прожигающий свою жизнь. – Моя… жизнь слишком коротка… чтобы не брать от нее… все… - Трахаться со всеми за деньги – это по-твоему «все»?! – взъярился шатен, поворачиваясь и глядя на вздрагивающую от рыданий спину. - Именно, - ответил тот, истерично хохотнув, - я, в отличие от тебя, свободен! Я свободен, мать твою! Свободен, блять! У меня СВОЯ ЖИЗНЬ! - Ну не моя же, - согласился Оливер, не имея никакого желания успокаивать истерика. - Потому отвали от меня! Да… я педик. Гей! Тебе-то что?! – уже всерьез кричал Микки. Надоело лежать каждый месяц в больнице, где его уже отлично знают. - Потому что… ты не поймешь, - отмахнулся шатен. - Ну да, я же всего лишь шлюха. Блядь… - парень расхохотался, но смех быстро перешел в рыдания, которые совсем не хотели прекращаться, - уй… ди… Уйди! - Никуда я, блять, не пойду. Потому что ты должен быть только моим! Понял, ублюдок! Если шлюхой, то только моей! Еще раз… еще раз ты переспишь с кем-то… и, клянусь, я убью тебя. Я же так тебя ненавижу, какого хуя я влюбился в тебя?! – воскликнул Оливер, выбрасывая недокуренную сигарету за окно и быстрым шагом выходя из палаты, в опровержение своим первым словам. Просто этот парень его достал. Микки зарыдал еще сильнее. Вот уж такой любви он точно не хотел. Вообще ее не хотел. Он с трудом поджал под себя ноги, ненавидя всех и вся за то, что он такой. Лишь за то, что он хотел быть самим собой, а стал шлюхой. Безнадежно… Оливер, все же, не ушел совсем. Он пошлялся по больнице, а когда вернулся, Мик уже спал, свернувшись калачиком и плача даже во сне. Оливер со столь непривычной ему нежностью стер мокрые дорожки с разбитых скул парня, понимая, что в этот раз, все же, переусердствовал. Но как еще донести до этого барана, что есть другой путь самовыражения? Оливер вздохнул, кривясь, словно это ему было неприятно, но укрывая парня лежащим в ногах вторым покрывалом. Сел на свой стул у окна, подпирая голову и глядя в окно. * * * - Стой! Стой, блять! – кричал Микки вслед уходящему Оливеру. Тот, стоило Мику очнуться, соскочил со стула и направился к выходу. - Чего тебе? – хмуро спросил тот. За окном уже давно стемнело, но город горел сотнями огней. - Ах, то есть, в любви мне признался, а теперь сваливаешь?! Ненавижу тебя! Ненавижу! Не-на-ви-жу! Чтоб ты знал! – распалялся красноволосый, но по мере приближения шатена голос его затихал. Тот приблизился вплотную. – Так, о чем я, точно! Ненавижу! – он выплюнул это Оливеру в лицо. – Нет, не трогай меня! Не трогай, я сказал! Не тро… Но Микки был слишком слаб и не мог сопротивляться натиску шатена, который буквально кусал разбитые и кровоточащие губы, врываясь в рот парня языком и не позволяя глотнуть воздуха. Как же давно этого хотел Оливер, но эта шлюшка продолжала сопротивляться, кусая парня за язык. - Я орать… сейчас… буду! – невнятно кричал он, пытаясь оттолкнуть парня, но не мог не подтвердить, что это ему нравилось. Ни с кем из своих «перепихов» он не целовался. Противно было. Потому… это, как ни смешно это звучало, был его первый поцелуй, потому и был столь неумелым, робким, совсем не похожим на столь умелую шлюху. - Будто в первый раз целуешься, - хохотнул Оливер, который, если честно, ожидал большего. Он оторвался и посмотрел на столь близкое лицо красноволосого сейчас. Тот вспыхнул, чего не делал уже… очень-очень давно, и попытался отвернуться. Ему впервые за столько лет стало стыдно. - Что… серьезно?! Правда, что ли?! – задохнулся от удивления тот. – ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ?! - Умгх, - что-то пробормотал Микки, закрывая глаза руками и на пару секунд забывая обо всей своей ненависти и несчастности. - Да ладно… Да нет… - Оливер был словно громом поражен, вскакивая с кровати и отходя на расстояние от красного-красного парня. Притронулся к губам, задумался, глядя на закрывающего пылающее лицо Мика, потом подошел обратно, стягивая носками ботинки с ног и забираясь под одеяло к тому. Тот протестующее закричал, но Оливер закрыл ему рот ладонью, ощущая на ее тыльной стороне мягкие прикосновения губ. - Долбоеб, ненавижу, - прошипел Мик, пытаясь убрать парня от себя, но тот упорно прижимался. - Ненавидь дальше, мы теперь встречаемся, - буркнул он. - Что-о-о-о?! – взъярился красноволосый. – Это кто решил?! С какого хуя? - Я решил, заткнись, голова болит. Надоело за тобой бегать и избивать. А так – я спокоен. - Да ты совсем ебанулся?! Чтобы я с кем-то встречался?! – Мик начал было возмущаться, но глянул на хмурое лицо парня и заткнулся, позволяя себя обнимать и думая, что… это даже приятно… * * * Настоящее. Дверь квартиры как всегда была нараспашку, а из-за нее доносились громкие звуки музыки. Я, не торопясь, стянул излюбленные высокие ботинки, скинул плащ, оставаясь в темных джинсах и яркой футболке. Стиль с годами не меняется… Захлопнул дверь и пошел в комнату, где за письменным столом сидел шатен, вздрогнувший от неожиданного прикосновения. - А, это ты, - он расслабился, углубляясь в компьютер. - Ну-у-у, и это все?! – возмущенно спросил я, потянув его за шею назад и заставляя запрокинуть голову. Мягко прикоснулся к губам, чуть оттягивая нижнюю. - Рад тебя видеть, - он улыбнулся, когда я отстранился. - Ты дверь снова забыл закрыть, вдруг тебя украдут, Оли? – притворно возмущался я, не расцепляя рук. - Найдешь и заберешь, Микки, - хохотнул он, - а целоваться ты так и не научился. - Вот говнюк, - ухмыльнулся я, - и я тебя тоже люблю, да. Оливер облокотился на мою грудь, потом все же развернулся, заставляя сесть на колени. - Придурок, - ухмыльнулся он, - я же тебя ждал, вот и открыл дверь. - Ага-а-а! Давай, оправдывай свою неряшливость! Я тебя выкупать не буду, нахуй ты мне сдался? – возмутился я, чувствуя, как под футболку забираются теплые пальцы. - А вот и сдался. Или я сам тебя найду, - снова засмеялся он, целуя меня в шею. – И все равно ты плохо целуешься… - выдохнул Оливер мне в ухо, когда я уже разомлел. - Сво-о-олочь! Сволочь какая! – я огрел его подзатыльником. – И как так жить?! – я трагично заломил руки, тут же будучи подхваченным Оливером и оттащенным на кровать. – Ну не говнюк ли? – хихикнул я, находя его губы и целуя.