Асура

Одиноко. Иногда мне становится одиноко и я спрашиваю у Бога: почему я должна страдать? В кромешной темноте, в комнате, куда не проникает ни солнечный свет, ни мерцание электрической лампочки, тишина становится осязаемой. Я слышу, как она молчит, я слышу, как молчит Бог. Если ли он? Если да, то почему так жесток к детям своим, ибо он говорил, что любит их? Впрочем, стоит ли ребенку задаваться такими вопросами, однако что еще остается, когда тебя ненавидят собственные родители? Они говорят, что у меня имя демона. — Асура! Материнский голос за дверью вызывает рвотный рефлекс. Страшно. Я вжимаюсь в стену так сильно, что позвонки болезненно захрустели. Поджимаю к груди изодранные колени. Боль вдруг притупилась, она стала маленькой и не значительной, собираясь в левом запястье, обжигая кожу близостью горячего металла. В голове такое чувство, словно ее сжали огромные руки и давят на виски. Как же страшно. Умиротворяющая тишина распалась под натиском моего сердца, бухающего в груди так громко, что кажется его услышат на соседней улице. Никто не услышит. Ни ударов сердца, ни криков. Половицы предупреждающе скрипнули за дверью. Гостевая комната. Пару стаканов подняли со стеклянного столика. Полилась вода из графина и звуки глотков. Один. Два. Три. Во рту в мгновение пересохло. Вжаться в стенку еще сильнее, зажмурить глаза настолько, чтобы боль заглушала приближающиеся шаги. Один. Два. Три. Я точно знаю — за дверью стоят. Зажглась полоса света и тонкая тень отчетливо выделяется на сером полу. Я задержала дыхание, прислушиваясь, как ладонь ложится на ручку двери. Она с надрывным, словно сочувствующим скрипом открылась. Медленно, оттягивая неизбежный момент. Поток ветра ворвался в комнату, пропуская отвратительный запах ладана. — Поднимайся, пришло время причащаться. Я нервно сглотнула, не решаясь открыть глаза, а тем более посмотреть на мать. Ее властный голос окутал меня, проникая в каждую клеточку тела, словно яд. Она нетерпеливо вздохнула, одним шагом преодолевая расстояние между нами. Меня резко дернули вверх, схватив за руку, словно безвольную куклу. Я едва могу держаться на ослабших, дрожащих ногах. Мать молча развернула меня спиной, прижимая щекой к стене. Скудные куски ткани, когда-то бывшие платьем, полетели вниз, оголяя спину и бедра. Воздух щипал не затянувшиеся шрамы на коже. Свист розг утонул в собственном, надрывном крике. — Считай, — приказала мать, рывком поднимая меня вверх и прижимая еще сильнее к стене, — И не смей падать пред Господом нашим, демон! Следующий удар по лопаткам. Упругие ивовые прутья не щадили ни старых, ни новых ран, вспарывая кожу с удовольствием и размеренным тактом. — Один. Страшно. Секунды в ожидании второго удара, превращаются в моральную пытку. Время обратилось против меня, растягиваясь патокой. Невозможно. Все тело дрожит. Или это мир вокруг? Второй удар приходится по пояснице. Я едва держусь на ногах, почти падая под натиском розг, однако крепкая материнская рука прижала голову к стене так, что не двинуться ни на миллиметр. — Два. Воздух раскалился. Даже холодная стена не спасала от огня вокруг. Третий удар по спине, так сильно, что кровь обратилась лавой. В голове абсолютная пустота. Только всепоглощающая боль. — Три. Чувства остаются где-то на периферии сознания. Я уже ничего не чувствую, кроме огня. Ничего не слышу, кроме свиста рассекающих воздух розг. Снова. Голос принадлежит уже не мне. Глухой и безвольный, уставший кричать и задавать вопросы. Этот голос может только считать. — Десять. Последний удар, самый сильный, приходится по ягодицам. Я сильно вздрагиваю всем телом, чувствуя, как голову больше никто не держит. Тело само сваливается на пол. Сознание оставляет меня, но перед этим я вижу, как в комнату входит отец с бокалом вина и коркой хлеба. — Испей кровь Божью и плоть его, демон, и очисти дух свой от грехов. Темно. Холодно. Хочется пить. Я тянусь к бокалу вина, осушив его медленными глотками. Горечь алкоголя царапает глотку. Только что выпитое рвется наружу, однако я изо всех сил сдерживаюсь. В комнате уже давно никого нет и запах ладана исчез вместе с матерью. Об экзекуции напоминает запекшаяся на полу кровь и полыхающая спина. Я аккуратно прислоняюсь к стене, позволяя холодному бетону хотя бы немного облегчить боль. Слезы застилают глаза, растворяя тьму в белесое марево одиночества и бессилия. Почему родители не любят меня? Почему Бог оставил меня? Вопросы, от которых хочется плакать еще сильнее, чем от раздирающей боли, возникают в голове один за другим. Сколько я так просидела, сжимаясь в комок от жалости и слез? Из транса меня вывели голоса. За дверью разговаривали родители так тихо, что я едва могла различить их: — Мы должны убить ее! — Нет, дорогой, это страшный грех! — Тогда что нам делать? Я больше не выдержу этого демона! Я схожу с ума от её постоянного плача! Мы должны избавиться от нее! — Я уже все решила и собрала вещи. Одень Асуру, мы поедем сейчас же! Голоса вмиг стихли. Я с ужасом осознала свое положение, хоть и понимала, что хуже уже не будет. Однако мысль, что после всего родители просто откажутся от меня, выбросят, как ненужный мусор, вселяла в сердце трепет. Я не хотела. Я боялась оказаться за пределами комнаты, где меня меня окружала спасительная темнота. Дверь вновь открылась, не медля, без скрипа. Она распахнулась желая как можно скорее избавиться от меня. Отец стоял сгорбленной фигурой, освещенной тусклым светильником. Он держал в руке сверток и медленно приближался ко мне, словно неизбежная лавина, накрывающая с головой всей своей мощью. В свете светильника сверкнул ключ и наручники со звоном упали на пол. — Я не хочу, папа, — мой жалобный стон разбился о холод отцовских глаз, — Я люблю тебя, папа, оставь меня. Я буду хорошей, я больше не упаду! В ответ молчание, рвущее сердце больнее розг. Отец рваным движением поднял меня с пола, одевая в теплую одежду. Свитер и джинсы болезненно натирали шрамы. Все это время я не прекращала говорила о своей любви, однако отец вел себя так, словно одевал куклу или собаку. — Ая, я закончил! В дверях появилась мать с торжествующей улыбкой, она подошла ко мне, совсем непривычно взяв за руку. Впервые я ощутила тепло материнской ладони. — Я не хочу, мама! — крик сорвался на хрипоту, — Пожалуйста! Я люблю вас, оставьте меня! Я не хочу уходить! — Тебе не место здесь, демон, — ее ласковый тон совсем не соответствовал словам, — Я могла бы убить тебя в любой момент, но вместо этого подарила радость жизни и свою любовь. Будь благодарна, Асура. Я отчаянно закачала головой, однако не в силах сопротивляться, все же пошла вслед за матерью. Ее ладони напомнили клешни, схватившие жертву. Она вырвала меня из комнаты, и я буквально услышала сочувствующий вздох. Нет. Я не хочу. — Оставь меня, мама! Я буду хорошей девочкой, я не демон! В тоже мгновение мама остановилась, не оборачиваясь, она ответила холодным, равнодушным тоном: — Глупости, сестры сказали, что ты не захочешь уходить. Но я очищу свой дом от демона. Она потащила меня вперед, не обращая внимания на сопротивление. В конце-концов, мать просто сгребла меня в охапку игнорируя мои крики и протесты. Она уверенно двигалась вперед, унося меня от комнаты, от дома, от семьи. В конце-концов мы оказались в машине и шепнув что-то на ухо старому водителю, мама исчезла. Я видела, как ее расплывчатый силуэт растворяется в морозном воздухе. Помедлив, машина сдвинулась с места под мои тихие всхлипывания. Я видела как водитель смотрел на меня и от его взгляда становись совсем горько. Почему они оставили меня? Мы остановились возле небольшого домика. Внутри горел яркий свет, и переливались гирлянды. На пороге стояла полная женщина, в простом сером платье. Меня передали легко, как посылку. Из рук в руки. Плакать уже не было сил, и я безвольно двигалась за женщиной. Она завела меня в теплое помещение, а сама ушла куда-то за угол. Я слышала детский смех и голоса. Слышала ли я их раньше? — Ребята, — доброжелательный голос женщины донесся до моего слуха ласковым шепотом, — в нашей семье пополнение. Пожалуйста, постарайтесь подружиться с ней! Вы скоро ее увидите! А дальше радостные крики и смех, как нечто чужое и неправильное разбивали на тысячу осколков остатки надежды вернуться домой. Нет, не это было моей жизнью, я не чувствовала себя в безопасности в окружении тепла и детского смеха. Меня тянуло обратно, в защищенную от посторонних глаз комнату. Я села на стул, поджав ноги и тихонечко заскулила. Мир вокруг рушился под натиском вопросов. Почему меня бросили? Почему мама так просто отказалась? — Меня зовут тетушка Мэй, а тебя? Женщина медленно подошла ко мне, улыбаясь так нежно, что я невольно поддавалась. Мама никогда не улыбалась мне. — Асура, — дрожащим голосом. — Приятно познакомиться, Асура. Переоденься, я подожду тебя в коридоре. Она вышла, оставив меня наедине с собой. В воздухе витал запах печенья и непонятного, неестественного веселья. Все это странно и чуждо, однако так манит маленькое израненное сердце. Прохладная ткань нового платья приятно ласкала изувеченную кожу. Тетушка Мэй радостно хлопнула в ладоши, увидев меня, и ласково взяв за руку повела вперед. Я чувствовала, как внутри все сжимается в трепещущий комок. Шаги давались с трудом и чем ближе мы приближались к голосам, тем сложнее было переставлять ноги. — В нашей семье появилась сестренка! Ее зовут Асура, пожалуйста, позаботьтесь о ней! Мы стояли посреди просторной комнаты, залитой светом переливающихся огней. Страшно. Хочется убежать и не возвращаться. Я смотрела перед собой, на лица улыбающихся детей и не видела в них ни злобы, ни страха, ни презрения. Они искренне залепетали от радости, наперебой выкрикивая «добро пожаловать!». Вперед вышла девочка, с перекинутой на одно плечо косичкой, она протянула вперед маленькую ладошку: — Не бойся, теперь ты с новой семьей и мы не дадим тебя в обиду. Я чувствую как стены одиночества, которые годами возводили родители, идут трещинами. Я неуверенно беру ладонь девочки и маленькие электрические разряды пронзают тело. Она нежно держит мою руку, смотрит прямо в глаза. Не комфортно. Но так приятно чувствовать тепло человеческого тела, а не холод бетона. Она улыбается и её улыбка разрушает меня, вырывает с корнем все, что выросло в темной комнате старого дома. — Меня зовут Аканэ. А это Ако, Кота, Таичи, Фумиэ, Чихиро и Микаэла. Она указала на детей, улыбающихся так же радостно, как Аканэ. Они нетерпеливо стояли в ожидании, крепко обнимая друг друга. Глядя в их горящие счастьем глаза, я ощутила как сильно нуждаюсь в семье, в людях, чьи прикосновения будут дарить любовь, а не боль. Я слабо улыбнулась им, сжимая ладонь Аканэ немного крепче. Как знак к действию, дети сорвались с места и бросились ко мне. Неожиданно. Вспышка паники ослепила разум, я отшатнулась назад, падая на пол. Страшно. Я закрыла глаза, представляя комнату и стремительную руки матери, сжимающую розги. Но меня не ударили. Меня обняли так крепко, что едва хватало воздуха, чтобы дышать. — Пожалуйста, не бойся, — добрый, мальчишеский голос над самым ухом, — ведь теперь мы семья и не причиним тебе боль, Асура. Я чувствовала, как цепи, сковывающие внутреннюю потребность в любви, окончательно рушатся. Мой голос хриплый и тихий, утопает в заливистом смехе новой семьи. — Да. Спасибо.