И никого, кроме нас

Пока Ганзель бежит по тёмному неприветливому лесу, цепляясь за каждый сухой сучок, спотыкаясь о притаившиеся под ногами кочки, он успевает сто раз проклясть Бена и себя самого, что согласился с сестрой и позволил ему пойти с ними. Он, конечно, неплохо стреляет, но ведь совсем мальчишка, какой из него охотник? Этот идиот решил покрасоваться перед Гретель и удрал ночью в лес, видимо, чтобы самому убить свою первую ведьму. Не нужно быть гадалкой, чтобы понять, каков тут расклад. И пока Ганзель, чертыхаясь, поднимает по тревоге людей местного шерифа, чтобы отправиться в лес, Гретель тоже пропадает. О, да, сестру Ганзель знает, как свои пять пальцев. Он уверен, что Гретель, испытывая необоснованную вину перед Беном, решила спасти его в одиночку. Вообще-то, Гретель на редкость здравомыслящая девушка, но и у неё случаются такие вот моменты, когда мысль о друге, находящемся в опасности, начисто отключает и мозг, и инстинкт самосохранения. И Ганзель её понимает: он сам бежит со всех ног, чтобы спасти сестру, не дожидаясь подкрепления, оставив Эдварда собирать отряд. Совсем скоро он оказывается у притаившегося в самой чаще покосившегося дома. С виду — классическое жилище ведьмы. Они таких немало поведали за свою жизнь. Запах гнили забивает ноздри, и Ганзель морщится. Грёбаные ведьмы, чёртовы грязные твари. Убить. Убить их всех, чтобы ни одна больше не посмела протянуть свои мерзкие лапы, покрытые гноем и струпьями, к его сестре. Он врывается в дом, снеся дверь с петель, и не стреляет сразу же лишь потому, что боится задеть Гретель и Бена. И не зря, они оба подвешены к балкам, растянуты, как лягушки в лабораториях алхимиков. Ведьм две, и они что-то варят в большом котле. Ганзель бросает быстрый взгляд на сестру, отмечает кляп и кровь, много крови на её лице и шее, но глаза у Гретель ясные, в них плещется злость, и значит, она более-менее в порядке. Бен с виду избит меньше, но без сознания. Всё это Ганзель отмечает за считанные секунды, а потом передёргивает затвор своего ружья. Ведьмы, замерев, смотрят на него и глухо, угрожающе ворчат. — Я дам вам шанс умереть быстро, — сощурившись, громко произносит Ганзель. — Отпустите этих людей. Ведьмы, зашипев, одновременно посылают в него проклятия. От одного он уклоняется, второе приходится в грудь, но заставляет лишь покачнуться. Кажется, ведьмы этим обескуражены, и Ганзель, воспользовавшись моментом, стреляет. Одна из них отлетает к стене, зато вторая успевает броситься на Ганзеля и сбить его с ног, ружье улетает в сторону, затылок саднит от удара о дощатый пол, а сверху на него наваливается ведьма. Смрад невыносимый, её руки смыкаются на горле Ганзеля, окончательно лишая возможности дышать. Откуда-то сверху доносится приглушённый стон сестры, и это придаёт ему сил. Ганзель, напрягшись, изворачивается и сбрасывает с себя ведьму, одновременно нашаривая нож. Он уже готов полоснуть тварь по горлу, когда вторая ведьма наваливается со спины, перехватывает его руку и направляет её Ганзелю в живот. Захрипев, он рвётся из железной хватки, одновременно изо всех сил сопротивляясь давлению, но лезвие всё ближе и ближе. Перед тем, как оно утыкается ему под рёбра, Ганзель на секунду перестаёт сопротивляться, и ведьма от удивления замирает, нож соскальзывает, утыкаясь в ремень из грубой кожи, а Ганзель получает возможность вырваться. Подхватив ружьё, откатившееся не очень далеко, он стреляет в голову ближайшей ведьме, и её мозги разлетаются по всей комнате. Тогда вторая бросается к пленникам, подносит длинный коготь к горлу Гретель и шипит: — Дёрнешься, охотничек, и девчонка умрёт! Ганзель смотрит в глаза сестре, и та на секунду опускает ресницы, словно бы давая ему разрешение. Он примирительно поднимает обе руки вверх, медленно кладёт ружьё на когда-то добротный дубовый стол. Ведьма мерзко улыбается, её коготь еле уловимо скользит по шее Гретель, оставляя однако красную полосу, добавляя ещё крови, и Ганзель видит, как вздрагивает сестра, как расширяются от боли её зрачки. — А теперь медленно иди сюда. Станешь третьим в этой компании, — дьявольское отродье хихикает, и Ганзель делает шажок вперёд, потом ещё один. Вот так — достаточно близко. молниеносным движением он выбрасывает руку вперёд, и кинжал, припрятанный в рукаве, летит ведьме точно в глотку, по пути оцарапав щёку Гретель. Ведьма отшатывается и верещит от боли, хватается за рукоять, чтобы вытащить, но Ганзель успевает первым, дёргает кинжал раз, другой (отпилить им голову совсем не просто, но разве у него есть выбор?), и всё закончено, а он с ног до головы в крови обеих ведьм. Ганзель стоит неподвижно какие-то несколько секунд, а потом бросается к сестре, вытаскивает кляп у неё изо рта, ладонями обхватывая её лицо. — Ты в порядке? — напряженным, ломким голосом спрашивает он, уже позабыв, как был зол на сестру. Сейчас это неважно, главное, что она жива. Вся эта кровь на её лице, судя по всему, из таких вот неглубоких царапин от когтей сдохшей ведьмы. Мерзкая сука. Ганзель почти жалеет, что обе твари сдохли так быстро. — Да, всё хорошо, — тихо отвечает Гретель. — Прости меня. Я не знала, что ведьм две, вторая застала меня врасплох. — Ничего, — Ганзель торопливо развязывает её, а затем крепко обнимает, чувствуя не менее крепкое объятие в ответ. — Я боялся промахнуться, — шепчет он на ухо сестре. — Но ты попал, — мягко отзывается она. Ганзель гладит её по спутанным волосам, ещё ближе прижимая к себе, а потом целует в губы, медленно, осторожно, но требовательно, и во рту чувствуется привкус её крови. Гретель отвечает на поцелуй и льнёт к телу брата. Он чувствует, что её до сих пор слегка потряхивает, а сердце в груди девушки колотится, точно сумасшедшее. Рядом слышится удивленно-возмущённый стон, и Ганзель неохотно отрывается от губ сестры, продолжая сжимать её в объятиях. — Как я мог о нём забыть, — обреченно бормочет он, и Гретель смеётся. — Он в порядке, его отрубили заклинанием, потому что слишком много болтал. Давай его освободим. Ганзель смотрит на Бена, потом подходит к нему поближе, всё ещё не убирая руку с плеча сестры. Глаза у Бена круглые, неверящие, словно он только что увидел самого дьявола. А, ну да, отстраненно думает Ганзель, мальчишка увидел, как мы целовались... Ну, рано или поздно он бы всё равно об этом узнал. Ганзель вытаскивает кляп. — Слава богу, ты спас нас! А что ведьмы, ты их убил? — Бен крутит головой, насколько позволяют верёвки, чтобы разглядеть, что творится в домике. — Развяжи меня, Ганз, приятель... Бен тарахтит, явно чувствуя себя виноватым. Ему пойдёт на пользу, решает Ганзель, и ловким движением заталкивает кляп обратно. Бен протестующе мычит. — Будет тебе урок, чтобы в следующий раз не совался один, куда не надо, — поучительным тоном произносит Ганзель. Затем, увидев наполненный ужасом и отчаянием взгляд, он, сжалившись над парнем, обещает: — Совсем скоро здесь будет Эдвард с помощниками шерифа, они тебя освободят. А пока подумай над своим поведением. Для такого парня, как Бен, это спасение будет унижением, и все это знают. Бен обреченно прикрывает глаза, не имея ни сил, ни, прямо скажем, возможности спорить. Ганзель удовлетворённо кивает. — Я подожду снаружи, сил нет оставаться в этом месте, — говорит Гретель, и она явно приходит в себя, потому что в голосе прорезается досада. Ганзель усмехается, думая о её уязвленной профессиональной гордости, а потом, дождавшись, пока сестра выйдет, склоняется к Бену. — Ещё раз подвергнешь Гретель опасности, и я своими руками сверну тебе шею. Понял? — тихо и спокойно говорит он, и Бен торопливо кивает. — Чудно. Не скучай, Эдвард скоро появится. Мне кажется, что я уже слышу его рёв... Ганзель выходит наружу. Скоро рассвет, и небо над кромкой леса расплывается розовым. Он обнимает Гретель со спины, и она накрывает его руки своими. — Не делай так больше, хорошо? Не ввязывайся в неприятности без меня, — просит Ганзель. — Это нечестно, что ты хочешь забрать всё веселье! Гретель тихо фыркает. — Не буду. Теперь — только ты и я, как в старые добрые времена... Ганзель чувствует тепло, разливающееся в груди от этих слов. Никакие Эдвард и Бен не смогут разорвать их связь. Он не видит, но знает, что сестра улыбается, и сам улыбается в ответ.