Там, где нет Силы

Несколько сотен юношеских и девичьих голосов гремели над площадью. Совсем разные, высокие и низкие, грохочущие и нежно щебечущие, только речь одного человека здесь не была наполнена звенящей радостью. Он пытался протолкнуться сквозь весь этот бедлам так, чтобы никто не навредил маленькой смуглой женщине, прятавшейся за его спиной. — Мама, ты можешь сходить на праздник, если тебе хочется, но я, пожалуй, лучше пересижу этот дурдом в гостинице. — Эни, это не дурдом, а празднование Дня Галактического Мира. Тем более, сегодня исполняется ровно… — Ну и что? Я уже сказал, что никуда не пойду, и не надо меня уговаривать! Юноша сердито выдохнул и, перехватив чемоданы поудобнее, остановился перед информативным таблоидом. — Да, ещё мне нужно зайти в Академию, узнать, поступил ли я… Ай, хатт, они сегодня не работают! Вот, мам, это список всех «выкрутасневаний». Деньги у тебя есть. Если что, звони мне на комлинк. Женщина грустно улыбнулась, она прекрасно знала, почему её сын так не любил все праздники. На них молодые люди гуляли парами, а с рабом, пусть и бывшим, ни одна девушка не соглашалась пройтись, держась за руки. Теперь, к этому добавились ужасный характер и патологическая жадность. Сказывались годы, проведённые в подчинении у Уотто, редкостного жлоба. К величайшему горю Шми, постепенно её сын всё больше и больше напоминал миловидную копию тойдарианца. — Ты уверен, что хочешь сидеть в помещении? Тут много мест, где можно повеселиться. Энакин поднял багаж и молча, не отвечая матери, направился к гостинице, где они зарезервировали номер. — Эрм, как ты думаешь, мне лучше надеть коричневое или зелёное? Тилинка с светло-фиолетовыми отметинами на лице и ярко-белой кожей развалилась на кровати, старательно уничтожая очередную кружку энергетика. — Давай коричневое, оно больше похоже на старинный наряд. Девушка послушалась совета подруги и, задумчиво повертевшись перед зеркалом, решительно сняла странное платье, больше похожее на одежду бедной рабыни. Но, представляла она именно Шили, поэтому должна была быть похожа на настоящую тогруту. Дикую, смелую и решительную. Ну, и немножко раздетую. — Хорошо. Значит, буду выступать в нём. Тебе обязательно пить столько кафа? — Ну, Асока-а… Хватит волноваться о моём здоровье. Лучше бы придумала, с кем мне танцевать. Она грустно отхлебнула и повалилась на подушку, выражая лицом величайшее горе. — Я спрошу Ино, может, он кого посоветует. Тано поправила лекку и, светло улыбнувшись, выбежала из комнаты. Коричневое платье так и осталось лежать перед большим зеркалом. — Ты, парень, совсем охамел! Я тебе основным языком говорю, я припарковался ненадолго, сейчас мой брат придёт, и мы уедем. Энакин упёрся в спидер поясницей и нагло вытаращился на рыжего бородатого мужчину. — А мне без разницы, что ты тут «ненадолго». Мне визг твоего транспорта мешает, значит ты должен отъехать прямо сейчас. И нечего меня братом пугать. Из дверей гостиницы выскочил ещё один рыжий бородатый. Судя по всему, тот самый брат. — Оуэн, чего «этому» надо?! В руке брата страшновато поблёскивали немаленькие вилы. — Так, юноша, вы шли по своим делам? Так, идите, вас никто не задерживает! Татуинец равнодушно оглянул прибывшего и, подумав, что на него не стоит обращать внимание, продолжил нагло таращиться на двери. Брат Оуэна, как выяснилось спустя мгновение, был человеком спокойным, но излишне вспыльчивым. Вилы пролетели буквально в миллиметре от головы юноши. — Эй, тормоз, я тебе уже сказал «Пошёл вон!». Если непонятно, могу ускорение придать. — Бэ-э-э! Энакин высунул язык и, громко мыча, помотал головой перед лицом нервного брата. Тот не снёс оскорбления и бросился на обидчика с кулаками. А молчаливый Оуэн сразу сел за руль спидера и отогнал его подальше от окон этого придурочного типа. — Дива Эрмилат с Ино Дентурри, Темил… — Так, стоп! С Ино Дентурри танцую я! Пожилая твилечка неодобряюще покосилась на тогруту и продолжила диктовать список пар, участвующих в «Тильтароте». — Темил Даваско с Цезием Берветтом… — Мадам Силиция, с Ино танцую я, а не Эрмилат! Женщина всё-таки оторвалась от датапада и остановила на Асоке такой взгляд, что можно было прожечь девушку насквозь, если бы это было возможно с точки зрения оптической физики. — Тано, вам известно, что партнёр Эрмилат, Вейон Рэто, сломал ногу. Поэтому Дентурри добровольно согласился танцевать с ней. Если у вас нет партнёра, значит участвовать вы не будете. Асока вскочила на ноги и, оглянувшись на подруг, заметила странную улыбочку, с которой все смотрели на неё. — А если я найду человека? — От непредставленной планеты? Умеющего танцевать «Тильтарот»? Ищите. Если найдёте, то будете участвовать. А, нет, значит нет. Тогрута гордо усмехнулась и, забросив ногу на ногу, развалилась на кресле с видом Императрицы всей Галактики. — Я найду. Юная тогрута в зелёном платье выскочила из палатки, где проводился последний сбор, и нервно огляделась. Вокруг было много существ, Корусант заполонили туристы, гости и работающие представители. Но, как можно найти жителя планеты, которая только-только присоединилась к Республике? Да, ещё и умеющего танцевать. Надежда была. Конечно, она была. Но ма-а-аленькая. Около входа в гостиницу какой-то рыжебородый фермер с вилами усиленно гонялся за нагловатым юношей, который пытался противопоставить его оружию пончо. — Иди к хатту! Псих недорезанный! — Малолетка долговязая! — Дед-недоросток! Юноша запнулся ногой за край бордюра и, неаккуратно взмахнув накидкой, перекувыркнулся через голову. Умудрившись приземлиться точно на пятую точку, он ошалело осмотрелся вокруг. — Ну, что, я — дед-недоросток?! — Э-э-э… — Иди ты, букашечка! Рыжий угрожающе махнул вилами на юношу и, гордо взхмыкнув, положил инструмент на плечо. Асоке, конечно, не сильно понравился столь наглый тип, как этот парень, но, кажется, он ударился достаточно сильно. Она подхватила свой рюкзачок и ловко забросила на одно плечо. Вблизи юноша оказался ещё более недовольным и неприятным. — Ты как, живой? Чего к этому нервному полез? Он презрительно покосился на тогруту и, пошатываясь, вскочил на ноги. К сожалению, вещи за плечом девушки не были видны, но по голове били ощутимо. — Ты сдурела? Какого Хатта тебе нужно? — Не помер, вот и хорошо. Твою ж киберскорость, пошли отсюда! Быстро! Асока схватила его за руку и, испуганно оглядываясь на дверь, из которой вылезли уже два сердитых рыжих фермера, потащила к выходу со стоянки. — Эй, отпусти руку! Она молча покосилась на психованного, почему-то забыв отцепиться от его ладони. Неофициальный путь со стоянки проходил через весьма пыльный проулок, где шастали не самые интеллигентные существ. Наёмники, продавцы информации и всякие опустившиеся личности. И это — самая приличная часть сброда. Они успели проскочить за угол так, чтобы братья их не заметили, и сразу же парень остановился, как вкопанный. — Аллё, ты какого… ладно… зачем ты ко мне лезешь? Асока с интересом осматривала его, не обращая внимания на вопрос. Хорошо сложен, но не похож на идеализированную картинку из журнала. Высокий, наверное, больше ста восьмидесяти. Лицо, раскрасневшееся от долгого бега, стало менее надутым. Очень красивые голубые глаза. Небесные. Слишком красивые. Но, немного странные, словно пустые. Руки жёсткие, не напомаженные, трудолюбивые. Он слишком идеальный. — Ау, рогатая!!! Асока помотала головой, выбрасывая дурацкие мысли, и попробовала вспомнить, что говорило это «Нечто». На внешность приятный, а ведёт себя, как редкостная дрянь. И орёт чего-то. А*— Ой! — Не рога это, а монтралы! Ты с какой планеты? — А тебе какое дело? — Надо! О, а зовут как? — Ну, с Татуина. Асока заинтересовалась, по её воспоминаниям эту планету никто ещё не представлял. Возможно, даже если он не знает «Тильтарот», она сможет успеть научить его танцу. — А имя? — Ну, Энакин. — Красивое. Чтобы фамилию назвал, ещё раз спросить надо? — Скайуокер. Зачем тебе моя фамилия? Тогрута легко улыбнулась и протянула вперёд оранжевую руку. — Привет. Я — Асока Тано. Я участвую в танце «Тильтарот», которые будет исполнен сегодня вечером на празднике, но… Энакин прислушался к шарканью, доносящемуся со стороны, противоположной гостинице, и неумолимо приближающемся. В голове сразу пронеслись некоторые ассоциации. Э*— По таким местам обычные существа не ходят, значит эти не самые законопослушные. Ладно, меня они не заметят, пончо нейтральное. Асока! Нда, а вот про неё они сразу поймут, что девочка не из их среды. Либо просто убьют, либо изнасилуют, а потом в рабство какому-нибудь Хатту продатут. Эх, была не была! Он подхватил девушку за талию и, прижав к себе, втолкнул в какой-то закуток. Там было темно, пыльно и пахло так, будто кто-то умер и начал разлагаться. — Сделай вид, что обнимаешь меня. — Да, я, знаешь ли, это и делаю! Отпусти меня! Асока попробовала воткнуть в плечи человека острые когти, но под простой рубашкой была какая-то защита, поэтому острая гордость тогруты всего лишь скользнула по рукам. — Те, кто идут сюда — вряд ли простые туристы. Ради твоей же безопасности, сделай вид, что… — Что что?! — Замолчи. Девушка почувствовала, как в её рот проник какой-то странный предмет, скользкий, извивающийся и очень тёплый. Он начал обследовать полость её рта, щёки и дёсны. Ощущения, конечно, не из приятнейших, но интересные. Только спустя какое-то время, когда между её ног вдруг оказалось чьё-то тело, она поняла, что впервые в жизни целуется. Причём, с каким-то полузнакомым юношей. В замызганом проулке. Да ещё и обнимает его ногами, словно они занимаются… Асока мысленно выматерилась. Наконец когти выполнили свою функцию, и Энакин, мрачно дёргая поцарапанной щекой оторвался от её губ. К сожалению, недалеко. Он немного странно начал целовать её в щеку и монтрал, при этом успевая шептать объяснения с жутко пришибленным видом. — Те, кто сейчас идут по улице — вернее всего преступники. Если они увидят тебя, то реально сделают то, что я изображаю. А если они заметят, что тут, неподалёку от гостиницы, какие-то психи занимаются… да молчу я, что ж ты такая приличная… не полезут, в общем. Поэтому, ради собственной жизни, подыграй мне. Тогрута нервно выдохнула. — Как? Он перешёл на другую сторону её лица, наверное, потому что вся правая была уже облизана от шеи до края монтрала. — Стони, повизгивай как-нибудь негромко. Изобрази, как ты себя обычно ведёшь. — Никак я себя не веду. Что делать? Юноша хотел как-то выругаться, но заметив, что те, от кого они прятались, вот-вот подойдут, сам забросил руки девушки себе на плечи и расставил ноги поустойчивей. — Стони, обнимай меня, дёргай головой, ногами, руками и… не обижайся. Энакин снова перекрыл ей доступ кислорода и начал методично шевелить бёдрами, изображая реальные толчки. Это вбивание собственного тела в стену, точно перекликающееся с шевелением его языка во рту, привело девушку в транс. Действия окружающих будто замедлились, а нецензурные замечания по поводу её морального облика пролетели мимо монтралов как незаметное дуновение ветра. В животе сгустилось тяжёлое, но вместе с тем приятное чувство, приходящее в колебание при каждом движении юноши. Асока, еле помня о просьбе издавать какие-то звуки, выдрала у него собственные губы и, запрокинув голову назад, кажется, что-то сказала. На самом деле это прозвучало как самый натуральный стон удовольствия. Уродливый трандошанин в жёлтом комбинезоне отвлёкся от разговора со своим спутником, мандалорцем в серебристо-синей броне, и, облизавшись длинным языком, хотел было направиться к милующейся парочке. — Лучше тебе туда не ходить. — Арру-поч-рр-ему-руу? — Я тебе основным языком говорю, лучше этой «девочкой» не пользоваться. — Р-но я-рру хо-ррау-чу! Мандалорец взял металлическими пальцами товарища за плечо и увёл кривящегося от боли ящера к какому-то магазинчику, прячущемуся за окнами с наклейкой «Закрыто». Тано не услышала, когда исчезли гулкие шаги, всё её внимание в данный момент занимал этот странный юноша, теперь пытающийся покрыть поцелуями всю шею и левый отросток. Ведь, монтралы и лекку — самая сильная эрогенная зона, если их правильно стимулировать. Многие пары годами ищут тот самый способ, подходящий именно им, но иногда не находят, а Энакин, с которым она встретилась едва десять минут назад, смог поймать эту тонкую разницу между отсутствием ощущений и издевательством над рогами всего за несколько минут. Сам юноша впервые в жизни почувствовал, каково это, желать порадовать кого-то кроме самого себя или матери, кого-то почти незнакомого, кого-то, от кого не зависит его материальное состояние или положение в обществе. Он старательно гнал мысль, что мог влюбиться в какую-то «мелкую рогатую и излишне приличную штукенцию», но чувство удовольствия, появившееся из-за непрерывного трения, смешивалось с заботой, зарождающейся где-то в груди. Он несознательно припоминал все детские сказки, в которых присутствовали храбрые воины и прекрасные волшебницы. А тогрута действительно была волшебницей, раз смогла заставить жадину с пустынной планеты пожелать опекать кого-либо, кроме самого себя. Асока что-то прошептала и всё-таки отпустила голову юноши, за которую цеплялась последние мгновения. — Всё… Они уже… ушли… Он также тяжело дышал, а в бывших пустыми глазах появилась какая-то почти незаметная искорка. Руки дрожали, как после настоящей «любви», а волосы, вечно причёсанные на аккуратный проборчик, падали непослушными волнистыми прядями на покрасневший лоб. — Да… Хорошо… Тогрута опустила подрагивающие ноги на землю и сразу же полуупала на Энакина. Хорошо ещё, что находился в чуть менее взвинченном состоянии и остался стоять на ногах при этом. — Ты в норме? Асока немного вяло кивнула и попыталась улыбнуться, что вышло несколько криво. — Пойдём отсюда, ладно? Она приобняла юношу за пояс и, натыкаясь попеременно на все стены, направилась к выходу из закоулка. — Стоять! Энакин выругался себе под нос и уселся на балюстраду, забросив ногу на ногу. — Я не собираюсь танцевать какой-то идиотский танец! Тем более, что мне от этого никакой пользы не будет! Он явно напрашивался на мзду, только непонятно, какую именно. — А какая польза тебе нужна? Юноша сделал вид, что задумчиво оглядывает небо, и, загадочно улыбаясь, ждал реакции тогруты. Как выяснилось, хищников лучше не бесить: увесистый рюкзачок попал два раза по голове и четыре по спине. Татуинец спрыгнул с каменной ограды и, пытаясь поймать руками оружие массового уничтожения, поскакал спиной вперёд по балкону. — Эй! Хватит меня бить! — А нечего меня бесить! Ответь на вопрос! — На какой ещё вопрос?! Энакин резко остановился, вынудив тогруту промахнуться и врезаться ему живот монтралистой головой. — У-у-у! Больно вообще-то! Каким-то врождённым рефлексом заботы, словно по давно забытой привычке, он обнял девушку, ласково прижимая к себе. — Не вой, это некрасиво. — Да, не вою я! Отлипни уже! Нагло похихикивая, он примостился обратно на балюстраду и, не отцепляясь от тогруты, посадил её к себе на колени. — Хочешь, чтобы я отвечал — сиди так. — Ой, какие мы шантажи-и-исты-ы… Сам напросился! Она немного поёрзала, устраиваясь поудобней, и, с таким-же бессовестным выражением, сползла верхней частью бёдер на ограду, оставив спину на его ногах, а голову уложила на правую руку. — Хочешь, чтобы я лежала так — отвечай. — Ну, какие вопросы, рыжая? — Предпочту обращение по имени. В общем, то, что моя подруга, судя по всему, бывшая, увела у меня партнёра по танцам, ты понял. Мне срочно нужен кто-то от непредставленной планеты. Татуин, откуда ты, точно подходит. — А чего ты так хочешь участвовать? Плясать любишь? — Не-е… За участие хорошо платят, а деньги лишними не бывают. Тем более, что по законам Шили все совершеннолетние должны либо поступать в высшие учебные заведения на других планетах, либо начинать жить самим, без помощи родителей. А каждое очень дорого. Кстати, ходили слухи, ну, нам говорили, что это могут сделать, что будет возможность поступить в Республиканскую академию. Энакин оживился, в глазах появились мутноватые алчные искорки. — А вот это уже интересно! На какие факультеты именно можно будет поступить? И, какую сумму платят? — Да, вроде бы на все. Подожди, сейчас вспомню. — Ты не знаешь, сколько тебе должны заплатить? Тогрута воздела глаза к небу и, недовольно забурчав, подняла левую руку, на которую был прикреплён маленький аналог датапада. — Около пятидесяти тысяч… — Нич-чего себе! — Да, заткнись ты уже! До выступления осталось всего четыре часа, я ещё могу успеть объяснить кому-либо танец и, если повезёт, найти партнёра. Ты согласен или как? — Пятьдесят тысяч… Асока бросила на него ещё более раздражённый взгляд и, присев на колени, игриво пощекотала щеку монтралом. — Эй, тормоз, тебя заглючило? Энакин помотал головой и вновь переключился на девушку. — А, что? Нет, не заглючило. Судя по твоему лицу, надо будет не только сплясать. Да? — Ну-у-у… Нужно сделать маленькое представительство твоей планеты, где будет информация обо всём. — Твою ж… Да, молчу я! И не ёрзай по мне, я думаю! Выемки между острыми рожками коснулась тёплая мягкая кожа, а вслед появился небольшой вес. Юноша задумчиво рассматривал противоположную стену, мягко поглаживая Асоку по плечу. — Ну, ради таких денег я даже готов что-то сделать… — Тогда, пошли. Надо ещё найти место для палатки. Исключительно радостная тогрута утащила за собой татуинца, начавшего бормотать что-то про гонки, рейдеров и «этих гаммореанутых» рабовладельцев. — Чтоб я ещё хоть раз в жизни согласился на роль таскена! — Оби-Ван, не ори, мы пообещали помочь, значит надо выполнять. Тем более, что это достаточно интересно. Рыжий мужчина взмахнул полузамотанными руками и горестно присел на землю, пачкая одежду в пыли. Женщина непонятного возраста, вернее всего, немного или много младше своего собеседника, устало вздохнула и присела рядом. — Конечно, тебе не понравилось, как Энакин вёл себя утром, но я вижу, как он смотрит на малютку Асоку, мы просто обязаны им помочь, чтобы такая любовь не была разрушена. — Асажж, ты всегда веришь в лучшее в людях, но в данный момент мне не нравится именно роль ТАСКЕНА! — И не надо на меня кричать! Вообще-то, ты сам на это согласился! Из небольшого домика выбежали две джавы и, запинаясь в длинных балахонах, громко хохотали, совсем не по джавьячьи. Следом за ними гонялась маленькая женщина в песочно-жёлтом платье. — Терже, Зун, аккуратней, вы ещё не привыкли к этой одежде! Асажж бросила на мужа испепеляющий взгляд и, что-то тихо прошептав ему на ухо, помчалась на помощь подруге. — Эй, мелочь, СТОЯТЬ! Дети, вздрогнув от крика, наконец прекратили гонять друг друга. Тот дафча, который был повыше, ухватил меньшего за плечо и подошёл к бледной женщине. — Мама, но мы же просто играем! Она присела перед ребёнком и, спустив с лица капюшон, внимательно посмотрела дочери в глаза. Девочка была очень сильно похожа на отца, такая же рыжая и лохматая, но именно глаза, льдисто-голубые, объединяли мать и дочь. — Терже, мы пообещали помочь Асоке и Энакину, значит сейчас не надо играть. Помните, что вы представляете один из народов Татуина, это очень почётно. Пожалуйста, оправдайте доверие, с которым отнеслись к вам Энакин и Шми. Девочка светло улыбнулась и, согласно кивнув, встала по стойке «Смирно». Заметив, что брат ещё вертится, она легонько пихнула его ногой. — Хорошо, просто эти халатики очень смешные. Шми с удивлением оглядывала интересное семейство. Асажж по профессии была ничуть не воспитателем или учителем, а с детьми общалась как заправский психолог. Она даже с ядовито-недовольным Энакином смогла договориться. Что уж упоминать про пусть и излишне энергичную, но хотя бы радостно настроенную на жизнь Асоку. Именно о девочке-тогруте бывшая рабыня думала больше всего. В какой-то момент ей даже показалось, что вечно жадный и эгоистичный юноша заботился об Асоке. Хотя, возможно, только показалось. Несмотря на эту неопределённость Шми была уверена, что ей понравилась эта девушка. Она легко и по-доброму относилась к детям, не зацикливалась на ошибках и трудностях, но вместе с этим точно знала, чего хочет, и старательно добивалась этого. Может быть, общаясь с ней, Энакин станет чуть менее себялюбивым. Это было маловероятно, но никто не запрещал старой матери верить и надеяться. Бросив насквозь мокрую рубашку к остальным вещам, юноша устало вздохнул и мрачно покосился на тогруту, одетую в значительно более лёгкое платье. — Ты специально не сказала, что эти пляски настолько энергозатратные? Как я буду скакать в полной броне? — Руки вытри. Уронишь — врежу. Асока находилась в почти таком же выжатом состоянии, но, как говорится, «Тильтарот» требует жертв. Ведь если они не успеют вызубрить танец так, чтобы от ног отскакивал, то могут опозорить две планеты, собственные имена и, самое важное для татуинца, потерять деньги. Собственно говоря, сам танец был выучен, осталось только доработать поддержки. Но у Энакина всякий раз, когда подходил момент, начинали трястись руки. Он начинал мямлить что-то про нервы, краснеть и отводить глаза, становился совершенно не похожим на самого себя. По всему периметру участка, предназначенного для представительства Татуине, был насыпан песок. Только песок. Везде песок. Песок, песок и ещё раз песок. Как выразился мрачно хихикающий Энакин «Ну, что поделать с тем, что Татуин — это огромная пустыня, по которой бегает куча матерящихся преступников». И если с первым проблем не было, всего-то вытребовать у Сената сотню килограммов песка, то найти приличных существ на роль сброда было весьма проблематично. Конечно, братья Кеноби согласились исполнить роль таскенских рейдеров, а дети младшего, Оби-Вана, сыграют джав, но где взять хотя бы банту, эопи и рососпинника, было совершенно непонятно. Энакин плюхнулся на песок, едва не усевшись на голозаписи отдельных элементов танца, и недовольно уставился на партнёршу. Как он мог объяснить, что боится уронить её, боится причинить боль, боится совершить ошибку, стоящую ей здоровья, боится даже дотронуться до тонкой талии, боится абсолютно всего, связанного с ней. Он и сам точно не понимал, что творится, раньше Скайуокер никогда не остерегался девушек, скорее подсмеивался над их смущением. А теперь хохотать могли над ним, хорошо, что никто ещё не знал, почему эгоист так сильно нервничает. Тогрута незаметно подошла к нему и, присев рядом, успокаивающее погладила по спине. — Ты не психуй, это не поможет. Он опустил голову на колени и закрыл лицо руками. А*— Нда-а… Надо что-то делать… — Честно, не нервничай, поддержки — это действительно самое сложное, мало у кого они получаются с первого раза. — Ты не понимаешь. Я не умею танцевать, и научить меня невозможно! Я никогда не смогу двигаться, как настоящий танцор! Никогда! Э*— Тем более, так, как ты. В небесно-голубых глазах появились живые искорки, впервые за те несколько часов, которые они общались. Асока удивлённо оглядела его, кажется, что-то внутри, спрятанное за множеством щитов, проявилось, вырвалось. — Почему ты так думаешь? У тебя прекрасно получается. Мало кто может выучить танец всего за три часа. Энакин, выдавливая из себя слабую улыбку, приподнял голову. В глазах промелькнуло какое-то светлое чувство, возможно, это была благодарность. — Ладно, давай попробуем ещё! У тебя всё получится, я уверена! Девушка, хитро-смущённо улыбнувшись, немного наклонилась вперёд и легонько, почти не касаясь, дотронулась до его щеки губами. Он удивлённо покосился на партнёршу, но заметив лишь остаточную лисью ухмылку, то ли успокоенно, то ли расстроенно выдохнул. Она перевернулась на бок и, дернув его за руку, встала в позицию Мевет. Те же движения, которые они учили три часа, сами повороты, шаги и поддержки не менялись, это делали существа, плывущие в танце. Бледная тилинка обозлённо оглянула комнату и плюхнулась на кровать, сминая красивые платья, разложенные перед выступлением. — Этот твой Энакин не сможет станцевать «Тильтарот»! Мы все учили его несколько месяцев, а он… он… Асока отбросила очередной тилинский металлический купальник и перешла к ящику под зеркалом, перед которым, как она помнила, оставила своё платье для выступления. — Мне плевать, кто он. Где моё платье? — А я откуда знаю? Сама потеряла, теперь ищи! — Если ты мне сейчас же не скажешь, куда дела моё платье, то я сломаю тебе ногу так, что ты не сможешь танцевать никогда. — Ты меня не понимаешь! Голос Дивы сорвался на визг, вцепившись руками в один из нарядов, она, неожиданно для тогруты, зарыдала. — Ты не понимаешь! Если я не смогу участвовать, то мать меня убьёт! Реально убьёт! Асока непонимающе покинула взором бывшую подругу и аккуратно присела рядом. — Эрм, что именно случилось? Тилинка продолжала биться в истерике, не отвечая на вопрос. Тогрута, подумав, что Эрмилат её всё ещё бесит, взяла со столика кувшин с водой и, излучая абсолютное спокойствие, вылила на голову нервной леди. Раздался визг. Ну, как раздался, длительно прозвучал. О-о-очень длительно. — Не ори, а объясни по-нормальному, что случилось. Да, ты достала рыдать! Эрм получила по пощёчине с каждой стороны и немного замолчала, то есть, рёв пьяного гунгана стал перемещаться с осмысленными словами. — У-у-у-я у-у-бе-у-у-ре-у-у-у-ме-у-у-нна от-у-у у-у-Ино-у-у… — Что? Ты беременна? От Ино? Нич-чего себе… Ты сейчас серьёзно? Неостанавливающиеся рыдания, судя по всему, доказывали реальное наличие ребёнка. Асока задумалась, ведь если поведение Эрм было продиктовано не ненавистью к ней, а страхом перед излишне авторитарной матерью, то Диву ещё можно как-то, как говорится, понять и простить. Тем более, что если бы не пришлось срочно искать нового партнёра, то она бы никогда не встретила Энакина. Который, конечно, был редкостным эгоистом и жлобом, но, кажется, у него внутри спрятались очень хорошие черты: трудолюбие, желание защищать и помогать, уважение к другим и, самое странное, умение любить. Да, Эрм — редкостная крыса, но именно благодаря ей Асока нашла того, с кем ей хотелось танцевать не ради денег или поступления в Академию, а просто так, чтобы касаться его. — Так, закончила рыдать, встала и помогла мне найти платье. Тилинка, продолжая истерично подвывать, приподнялась и попыталась выполнить просьбу. Только попыталась, потому что свалилась с ног в метре от кровати. — Кажется, у-у Кира у-у заходила и у-у-у что-то хотела у-у… Асока тихо выругалась на хаттском наречии. — Ну, сарлачье отродье! Эрмилат заинтересовалась. — А что у-у такое сарлач у-у-у? — Не сарлач, а сарлакк. Это зверюга, которая живёт на Татуине, он — что-то среднее между растением и животным, сидит всё время в своей яме. О, у него есть куча щупалец, причём они вытягиваются на четыре метра, чтобы кого-нибудь, забрёдшего в пустыню, поймать и съесть. Энакин рассказывал, что сарлакк может переваривать добычу целую тысячу лет. Конечно, есть ещё несколько сарлакков на других планетах, но их мало. И хорошо. Ходят неподтверждённые слухи, что они поддерживают жизнь своим жертвам, пока переваривают, а это ой как неприятно. Дива немного воодушевилась, поняв, что прощена и начала задавать всё новые и новые вопросы о такой необычной и странной планете — Татуине. С верхней полки всё-таки свалилась огромная глиняная ваза, показывающая развитие искусства Альдераана, и, ошеломив бегающих внизу молодых людей, раскололась на множество блестящих осколков. Внутри неё, как оказалось, лежало тщательно склеенное коричневое платье. К сожалению, носить его никогда больше не будет возможным. — Ну, и какая вомп-крыса это сделала? — Асока, не матерись. — Сам научил. — Вы можете перестать спорить хоть на минуту? Дива, не прекращая лучисто улыбаться, слезла с лесенки, стоявшей около шкафа, и, разделяя вечно спорящую парочку, прошествовала к испорченному платью. — Да, злобные взгляды тоже относятся к «спорить». Пушистый зайгерианец задумчиво принюхался к клею, оставшемуся на краях. — Это пиратский «Джерент», используется для склеивания частей корабля в условиях космоса. Официальные учреждения не используют его, потому что сейчас существует более действенные и менее взрывоопасные вещества. Кого из наших можно отнести к пиратам? — Э-э… Ну, Сарта, Цезий, Эдер на такое способен, Кира из викуэев, Вем… — Кира! Асока, продолжая злобно коситься на татуинца, аккуратно приблизилась к подруге. — Ты говорила, что Кира заходила, пока меня не было. Может быть это она взяла моё платье? — Наверное да. Я точно не помню, но вроде бы она крутилась где-то около зеркала. Поводя носом по воздуху, Ино задумчиво прищурился и, испуганно встопорщив шерсть около ушей, метнулся к шкафу с одеждой, на котором раньше стояла злополучная ваза. — Мадам Силиция и какой-то человек, мужчина… Он высунул нос за дверцу и ещё раз принюхался. — …лет шестидесяти. Асока по привычке схватила юношу за руку и, успев врезать Диве коленом чуть пониже спины, влезла вслед за Ино в царство пыльных юбок. Одежду действительно было пора почистить уже давно, лет, этак, десять назад. Четыре молодых организма на один шкаф было действительно многовато, поэтому Энакину пришлось держать дверцу руками, чтобы не открылась. Конечно, это было немного неудобно, но он мог хотя бы наблюдать за тем, что происходит в комнате, тогда как Эрм и Ино, прижатым к дальней стенке, оставалось только молча трястись и мысленно материться. Пожилой мужчина, поддерживая за талию розовую твилечку той же возрастной группы и степени алкогольного опьянения, подшатываясь полувтанцевал в комнату. — Си-или, а ты-ы зна-аешь, что на-а На-абу-у мы та-ак лю-убим та-анцы, что все-егда пля-ашем… У-утром вста-аём — пля-ашем, днё-ом рабо-отаем — пля-ашем, вечеро-ом ложи-имся спать — пля-ашем… Мадам слащаво улыбнулась и, что было для неё совсем нехарактерно, захихикала тоненьким голосом. — Ши-иви, ты та-акой ми-илый… — …а ночью просы-ыпаемся-а и то-оже пля-шем! Периодически приваливаясь оголённой шеей к плечу набуанца, Мадам Силиция приобняла его правой рукой и, встав на цыпочки, облизала губы, к сожалению не свои, ярко-розовым языком. От этого зрелища Энакин, сидящий у самой дверцы, не сдержался и изобразил жест рвотного позыва, снабдив его соответствующим звуком. Конечно, пьяная парочка не могла увидеть его кривляния, зато прекрасно услышала. Твилечка нервно дёрнулась к двери, но запнулась за подол мантии своего «Шиви» и, пролетев по воздуху в противоположный угол, ошалело шмякнулась прямо на ту склеенную кучу, которая раньше была платьем Асоки. Мужчина же был настолько пьян, что даже не заметил, как его сбили с ног и переместили в другую часть комнаты. Он просто непонимающе оглядывался, вяло соображая, зачем вообще сюда припёрся. Асока, стараясь издавать как можно меньше шума, влепила татуинцу звонкую пощёчину и, сорвав с вешалки какое-то платье, выбила дверь ногой. Перед её взглядом появилась несколько неожиданная картина, даже после тех пьяных изречений, которые донеслись до несчастных приличных деток. Мадам Силиция в полурасстёгнутом блестящем платье восседала на седом мужчине в сенаторской мантии и, отбиваясь от его настойчивых поцелуев, шугануто вертела головой. Из-за этого собственные лекку попадали ей по лицу, частично застилая обзор. Вслед за тогрутой из самопроизвольно образовавшегося тайника вывалилась вся танцевально-детективная компания. Вывалились не только юные представители, но и их глаза, которые от увиденной сцены стремительно увеличились до размера битских. Мотнув головой, выбрасывая оттуда не самые приличные предположения о цели их визита, она ловко набросила на голову пьяной даме кружевной светло-песочный сарафан и, прошептав что-то матерно-истеричное в сторону вечно офигевающему Энакину, бодро поскакала к лестнице, ведущей к выходу из подвала. Ино с Эрмилат молча следовали за ними, так ничего и не понимая. — Хватит уже меня щупать! Завязывай давай! Энакин беззвучно усмехнулся и, передвинув руки ещё ниже, положил подбородок на ярко-оранжевое плечо. — До выступления ещё пятнадцать минут… Девушка быстро развернулась, уткнувшись носом в его шею, и едва заметным движением поправила воротник рубашки. — Не забывай, что мы должны быть на выходе за десять, а если ты успеешь… Она задумчиво-фантазирующе хихикнула. —…всего за пять минут, то мне будет не с кем танцевать. Он поймал руками холодную застёжку на ремне и, закрепив её намертво, прикоснулся к острому монтралу губами. — Надеюсь после выступления я смогу на что-то расчитывать? Если ты не отдавишь мне ноги насмерть, конечно… Тщательно пошевелив бёдрами, проверяя, крепко ли держится платье, Асока ласково прищурилась. Ответить этому черезчур самодовольному татуинцу было нечего. Да и что можно сказать? Фраза «Я хочу тебя прямо сейчас» точно не позволила бы им вовремя попасть на «Тильтарот», ведь Энакин на то и Энакин, что никогда не упустит выгоды. А соврать, глядя в небесно-голубые глаза, прекрасно знающие правду, было абсолютно невозможно. Надев свою самую обаятельную улыбку, Асока подчёркнуто вежливо просунула свою руку ему под локоть и потянула вслед за собой. Танцевать. Пары, сотни пар стоят перед выходом. Огромная змея из молодых существ в разноцветной одежде затейливо изгибалась, стараясь занять как можно меньше места в крохотной комнате. Всё помещение заполнено гулом самых разных голосов. В начале, готовясь первыми выйти на поле, стоят две пары: человек с тогрутой и зайгеррианец с тилинкой. — Кстати, Эрм, спасибо тебе. Пары, подчиняясь громкому подъикивающему голосу розовой твилечки, выстроились точно друг за другом, затылок в затылок. У кого он есть. — За что? Девушка, стоящая первой перед выходом, полузаметно качнула лекку, указывая на своего партнёра. И, подчинившись какой-то безумной идее, быстро коснулась его щеки губами, а после стыдливо опустила глаза в пол, покраснев сильнее, чем когда бы то ни было. Также быстро, отвечая на жест любви, Энакин легко прижался к её монтралу, но не отстранился, а на несколько секунд задержался, прошептав слова, которые извечно заставляют трепетать сердечки юных девушек. — Знаешь, а я люблю тебя. Загремела музыка, первой вступила тонкострунная арфа. Лёгкие, почти невесомые звуки, точно отработанные движения. Пары друг за другом выплывали, проходя по краю площадки и заворачивая к центру. Асока привычным жестом проскользнула под рукой юноши, делая три поворота вокруг себя. Он, притянув партнёршу к себе, скользнул взглядом по её серо-голубым глазам. В какой-то момент им показалось, что между ними появилась незримая тонкая нить. Тонкая, но нерушимая. Она словно заставляла забыть двух существ, кем они были, отрешиться от всего окружающего их, сконцентрироваться лишь друг на друге. Будто Энакин и Асока исчезли, оставив вместо себя Его и Её. Она отскочила назад, разрывая руки, согнула правую ногу и выставила вперёд левую. Широко развела руки в стороны и, едва-едва улыбнувшись, разбежавшись, высоко подпрыгнула точно на руки, которые Он подставил. Его ладони немного подрагивали, но в этот раз меньше, чем во время репетиций. Сотни юных существ застыли, одни — держа в руках партнёрш, другие — балансируя в воздухе на этих руках. Она опёрлась на Его плечи, не отрывая влюблённого взгляда. Он, скользя пальцами по тонкой талии, опустил Её на землю и прижал к себе. Им почему-то не хотелось отдаляться друг от друга даже на то крохотное расстояние, которое требовалось для танца. Но тела, выучившие «Тильтарот» до автоматизма, действовали вопреки желаниям своих хозяев. Что же это такое вынуждало их чувствовать боль от секундного расставания и умиротворение от мгновенных касаний? Наверное, это то самое чувство, о котором мечтает каждый житель Галактики. То, которое заставляет сердце сбиваться со своего обычного ритма, скакать как бешеное или наоборот замирать от волнения. То, благодаря которому жизнь может нормально функционировать. Сохраняться и продолжаться. Чувство, объединяющее самых разных существ, таких, как мальчик с пустынной планеты, заработавший достаточно денег, чтобы выкупить себя и свою мать из рабства, и девочка из джунглей, где высокие технологии соседствуют с бескрайними лесами, не знающая, как жить в большом мире, где нет огромной семьи, всегда готовой помочь и направить. Танцующие, продвигаясь вглубь площадки, выстроились в форме огромного бутона. Семь лепестков, показывающие тяжелейшие войны в истории Галактики, по очереди распустились в прекрасный, но утированно минималистичный цветок. В центре, создавая сердцевину, стояли, держась за руки, семь юношей и девушек. Каждый, не цветом одежды, а лишь кожи и волос, либо тем, что на нём росло, совпадал с одним из лепестков. Асока и Энакин стояли рядом, ведь, если разложить световой луч на спектр, жёлтый и оранжевый будут рядом. Чем-то похожие, а чем-то разные. Лепестки пришли в движение, изображая колыхания под ветром, а сердцевина, резко уменьшившись в размерах, превратилась в пирамиду. Четверо юношей держали двух девушек, которые в свою очередь подняли на высоту трёх метров Эрмилат, лучшую певицу среди молодёжи Галактики. В её рожки был встроен крошечный микрофон, передающий звук на все громкоговорители площади. Именно благодаря этому маленькому механизму несколько миллиардов существ на сотнях планетах смогли услышать прелестный голос. Одновременно с Дивой грянули все остальные существа. Юноши и девушки. Неустановившиеся басы, мягкие баритоны, яркие теноры, густые контральто, нежные меццо-сопрано и звонкие сопрано. — Kote! Зрители дёрнулись от неожиданного вступления гигантского хора. — Kandosii sa ka’rta, Vode an. Coruscanta a’den mhi, Vode an. Bal kote, darasuum kote, Jorso’ran kando a tome. Sa kyr'am nau tracyn kad, Vode an. Песня, гимн, отнюдь не мирное напоминание о военном прошлом. Ноты лились дёргано, как судороги умирающего бойца, окружённого трупами товарищей. Будто все дети просили своих родителей не воевать, оставить прошлое в прошлом. Забыть об оружии и решать споры только дипломатическими способами. — Kandosii sa ka’rta, Vode an. Coruscanta a’den mhi, Vode an. Bal... Motir ca’tra nau tracinya. Gra’tua cuun hett su dralshy’a. Aruetyc runi solus cet o’r. Motir ca’tra nau tracinya. Gra’tua cuun hett su dralshy’a. Aruetyc runi trattok’o. Sa kyr'am nau tracyn kad, Vode an! В последнем крике молодёжь словно вылила всю свою ненависть к войнам, когда-то раздиравшим Галактику. Всю злость на предков, готовых ради установления собственной правды уничтожить всех, кто не разделяет их позицию. Вот уже несколько сотен лет вооружённые столкновения ограничивались лишь межклановыми и межплеменными спорами, но кровная память о мучительных иссушающих войнах жила в подсознании всех родившихся детей. И ничто не могло её уничтожить. Только сознания двух существ не полностью концентрировались на гимне. Он и Она. Совсем рядом. Чувствуют друг друга. Но не имеют права броситься в объятья. Нужно дотанцевать. Нужно допеть. Нужно сохранить достоинство. Нужно уйти попадая в ногу с остальными. Нужно не сбиться с шага. Нужно выполнить оставшиеся движения без ошибок. Кто бы мог подумать, что самая лёгкая, заключающая, часть окажется настолько тяжёлой. Кто выходил первыми, уходят последними. Она, не поворачивая головы, косится на Него. А*— Интересно, а то, что он сказал — это правда или милолётный порыв? А вдруг… Не мечтай! Он, опустив взгляд в пол, непроизвольно соскальзывает на Её ноги. Две полоски зелёной ткани, перевязанные узким тёмным ремнём, совсем не скрывают оранжевую кожу. Э*— Что за чертовщина? Не пялься! А вдруг она поцеловала меня только показательно, дескать и у неё есть любимый… Ну, к хатту, не зря же я за каким-то крайтом выковал те кольца! Если откажется — никогда в жизни не женюсь! Никогда! Наконец последняя пара вошла в комнату. Около стен без сил валялись их товарищи, а сами влюблённые чувствовали непонятное возбуждение, словно какая-то сила подпитывала их, не давая истощиться. Даже ноги гудели не так, как после репетиций, хотя можно было бы предположить, что Они, как и все остальные упадут сразу после выступления. Энакин всё же уговорил себя посмотреть на свою партнёршу. А девушка уже, ничуть не стесняясь своих друзей, прилипла к нему всем телом. — Пошли куда-нибудь, а? Лёгкий кивок, и он подхватил тогруту, не давая возможности идти самой. Да, она и не возражала. Лодыжки, несмотря на странную лёгкость во всём теле, неприятно погудывали. Средних лет смуглая женщина присела на край перил, огораживающих лестницу. Перед ней стоял весьма приятный темнокожий мужчина примерно её возраста. Шми настолько часто запрещала себе разговаривать с мужчинами, что сейчас совершенно не представляла, что можно сказать. — Мадам, насколько мне известно, представительства уже закончили свою работу. Не соизволите ли вы прогуляться со мной до Главной площади? Очень надеюсь, что вам не противно моё общество. — Я не уверена, что вы знаете… Возможно вы не знаете, что у меня есть сын. Он конечно хороший мальчик, но вы возможно не захотите общаться с женщиной с ребёнком… Мейс широко улыбнулся и, приосанившись, заглянул даме в глаза. — Шми, надеюсь мне разрешено к вам так обращаться,… — Да, да, конечно. — …возможно вы заметили, что вы очень мне понравились. И я не считаю ребёнка каким-то препятствием к общению между нами. Тем более, я считаю, что дети — цветы жизни. Из домика вышел достаточно высокий, не ниже коруна, юноша, держащий за талию молодую девушку, тогруту. Он косился на собеседника матери весьма и весьма колючим взглядом. Будто говоря «Что это за существо лезет к моей маме?». Шми сразу же постаралась исправить впечатление, которое произвели друг на друга единственный ребёнок и мужчина, к которому она уже начала питать некоторые романтические чувства. — Познакомьтесь, Энакин Скайуокер, мой сын. Мейс Винду, глава делегации от Харуун-Кэла. Медленно, словно опасаясь выстрела или удара ножом, они протянули друг другу руки, пожали и тотчас же отдёрнули, продолжая чрезвычайно недовольным взглядом оценивать внешний вид. М*— Ничего себе, ребёнок… Э*— Какого сарлака этот старикан сюда припёрся? — Здра-авствуйте. — Здрасьте. Вам чего надо? После своего последнего изречения юный Скайуокер получил негодующий взгляд от матери и болезненный удар локтем в живот от Асоки. Эти «лёгкие» утверждения, что он немного неправ, заставили юношу пересмотреть свою позицию относительно главы харуун-кэльской делегации. Он хотя бы замолчал. Зато заговорила Асока. — Энакин, фрр, хотел спросить, зачем именно вы пришли сюда. Возможно, вас интересует история Татуинских гонок? Она хотела сгладить напряжение, так и струившееся между двумя мужчинами. Правда, они оба так и не поняли, почему забесили друг друга. — А? Нет, я общался с этой милейшей дамой. Девушка надела на лицо свою самую приличную улыбку. — Тётя Шми, а вы с ним общались? — Да, а как же ещё? — Вот и хорошо… Энакин, пошли погуляем. Весьма ошарашенного «ребёнка» нагло схватили за руку и утащили к выходу с территории представительства Татуина. Сзади остались такие же удивлённые, но совсем по-другому влюблённые взрослые. Как только они оказались на достаточном расстоянии, Энакин громко фыркнул и разразился гневной тирадой. — Я не понял, какого Хатта этот Харуун-Кэльчик лезет к моей маме?! И почему она его не отшила?! По ней же видно, что она не хочет общаться с этим… этим… — Весьма привлекательным мужчиной её возраста? — Какое «привлекательным»?! Он же страшный как мой гоночный под! Нет! Как под Себульбы после взрыва! Осмотревшись, Асока легонько подпнула его в сторону гостиницы. — Тебя в данный момент волнует только это? — Чего? — Тебя сейчас волнует только то, с кем ходит на свидания твоя мама? — СВИДАНИЯ?! — Ты разве не понял, зачем он приходил? Энакин затормозил, аккуратно расположив ладони чуть выше девичьих бёдер. — Милая моя, вот представь, что я вообще ничего не понял. Вообще. Представила? Теперь объясни, что за чертовщина там происходит. Не убирая рук со своей талии, девушка, медленно проведя пальцами по пряди волос, свисающей на правый глаз, смахнула невидимую пылинку и нежно заправила за ухо так, чтобы один русый завиток всё же виделся из-за мочки. — Мейс Винду, судя по всему, пришёл звать твою маму на свидание. Как мне кажется, я уже видела его около представительства днём. Вроде, они беседовали достаточно долго, чтобы успеть понравиться друг другу. Так что не надо мешать взрослым устраивать свою личную жизнь. — Как они могли понравиться друг другу? Ты сейчас какой-то бред несёшь! Асока отстранилась на мгновение, чтобы посмотреть, куда же они забрели. Всё было нормально. Балкон с каменной оградой не угрожал развалиться, цветы не собирались испускать зловонные ароматы или ловить незадачливых влюблённых колючками, Луны отражали свет звезды мягко, чуть бликуя. Всё было идеально. — Точно так же, как и мне смог понравиться один чрезвычайно неприятный, эгоистичный и деньголюбивый тип. Этот самый «тип» абсолютно бессовестно, подтверждая всё, что о нём говорила любимая, улыбнулся и, подхватив девушку на руки, уселся на ледяную каменную ограду, в данный момент исполняющую роль скамейки. — Знаешь, а я даже не помню, сколько мне должны заплатить… Совсем. Асока мягко опёрлась головой на его плечо и тихо вздохнула. Как же хорошо, когда есть тот, кто тебя любит. Хорошо. Эти двое не могут или даже не хотят представлять, что бы было, если бы они не встретились. Ну и не надо. Тишина. В небе сверкают миллионы звёзд. Тусклые и яркие. Красные и жёлтые. Голубые и белые. Карлики и гиганты. Вокруг некоторых вращаются планеты. На нескольких сотнях возможна жизнь. Они находятся на расстоянии миллиардов световых лет друг от друга. Или ещё дальше. Как же могло так получится, что двое, которым суждено быть вместе, родились именно на тех, которые лежат в противоположных концах Галактики? Как могло случится, что они встретились лишь благодаря идиотской упёртости в собственных характерах? Что бы случилось, если бы в этом мире было бы хоть чуть-чуть больше правил, запрещающих мальчику с Татуина любить девочку с Шили? Наверное, случилось бы нечто ужасное, ведь самый опасный враг — тот, у кого отняли право любить и быть любимым. Любите, пока вы живы. Любите, пока можете. Любите изо всех сил. Любите, говорите об этом. Любите, целуйте своих любимых. Любите, ведь жизнь не бесконечна. Любите, ведь она может оборваться в любой момент. Любите, просто любите.