Ход ладьёй

1. … Лh7 День, начинавшийся столь херово, просто обязан был продолжиться не менее херово. Хидан просто жопой чуял, что жизнь в очередной раз собирается подкинуть ему проблем, как будто до этого их было мало. В доме было холодно, потому что он не удосужился с вечера ни разогреть котацу, ни хотя бы запалить жаровню. Гадская зимняя погода тоже не располагала к хорошему настроению: что приятного в пронизывающем сыром ветре, забирающемся под одежду, или в чавкающей под ногами каше из грязи и выпавшего за ночь снега? В довершение всего этого он прямо у соседских ворот нарвался на каргу-соседку, которая тут же принялась сыпать ругательствами в адрес «дерзкого мальчишки». — Завали хлебало, старая шлюха! — огрызнулся он через плечо и, сунув руки в карманы в тщетной попытке согреться, побрел в Дом Старейшин, надеясь, что уж сегодня-то он точно получит какую-нибудь миссию. Уже пару недель надежды не оправдывались. Вообще, в последние несколько лет с миссиями было негусто. Не то чтобы обходили с заказами именно его, всё же, несмотря на молодость, он сильнейший шиноби селения. Ну, почти. Вся деревня страдала от нехватки миссий, что, соответственно, не лучшим образом сказывалось на всех её жителях. Многие шиноби опустились до того, что открывали ресторанчики, онсэны или вовсе занимались на досуге торговлей сувенирами. Смотреть на это было просто невозможно. Хидан скрипнул зубами, в который раз переживая свой недавний разговор со старейшинами, если его можно было так называть. Он прямо в лицо этим старым хуесосам высказал, что они уронили честь шиноби. Вот в эту самую грязь и уронили. Как можно называться шиноби, и в то же время торговать пирожками с требухой или данго? Или подносить сраным туристам сакэ и полотенца? Да и те миссии, которые в последнее время всё же выпадали на долю Югакуре, сводились к охране очередных отдыхающих на источниках богатеньких пидарасов, которые мнили себя пупом земли, а хранящих их покой шиноби — нанятой прислугой. Или к вылову разбойников, нападавших на других богатеньких пидарасов, которые надёжной охраной не озаботились. Третий, не менее отвратный вариант — быть мальчиками на побегушках у шиноби из Великих Деревень, которые то, не стесняясь, гоняли разбойников на подконтрольной Югакуре территории, то ловили контрабандистов или нукенинов. И вместо того, чтобы указать оборзевшим в край соседям на потерянные ими берега, старейшины, наоборот, покорно кланялись и давали своих шиноби в проводники, чтобы, не приведи ками, гости не заблудились в местных лесах и горах. Хидан сплюнул в окончательно размокшую грязь и взошёл на крыльцо Дома Старейшин. 2.Фе5+ Кра8 В доме было тепло и сыро. За столом в главном зале уже сидели старейшины, полный комплект, а перед ними стоял мутный тип в характерном плаще, сразу опознанный Хиданом, как очередной конохский ублюдок. — А, Хидан! Это хорошо, что ты пришёл! — старейшина Тацуока обрадовался Хидану, как родному, что не могло не насторожить. — Да неужели! — вежливо ответил он, подходя ближе и рассматривая незваного гостя. Ну да, ещё один сраный анбушник из сраной Конохагакуре. Этот конкретный отличался от своих таких же товарищей, которых Хидан насмотрелся за последние пару лет вдосталь, разве что кипешем на голове — пепельные, как и у самого Хидана, волосы торчали, как будто конохогакурца кто-то испугал до усрачки, да так и оставил. А в общем — плащ, шарф, маска, стандартное снаряжение. Небось, им весь обвес, включая оружие, на службе выдают. А они тут чуть не к чужим полигонам сенбоны с кунаями собирать бегают. Почти-самый-сильный-шиноби пока ещё существующей Югакуре-но-сато сразу понял, на кого повесят этого биджевого ублюдка, и расстроился окончательно. — Уважаемый Пёс-сан, для того, чтобы ваша миссия была успешной, мы даём вам в помощь нашего лучшего шиноби. Знакомьтесь — это Хидан. Хидан, это боец специального назначения наших уважаемых соседей, Деревни Скрытого Листа, — Тацуока выговорил всё это на одном дыхании, видимо, пытаясь успеть сказать до того, как Хидан взорвётся и устроит очередной скандал. Пользуясь тем, что тот пока находился в легком охерении от того, как его беззастенчиво сватают непонятно кому, старейшина продолжил под молчаливое одобрение коллег: — Пёс-сан прибыл к нам, чтобы поймать опасного нукенина, ты помнишь, та шайка с Восточного хребта. Помощь нашему конохскому другу зачтётся как миссия…эээ… В-ранга? — он оглянулся на коллег, те солидно покивали. — Да вы тут совсем охерели?! — как и ожидалось, терпения Хидану хватило ненадолго. — Предлагаете мне на подсосе у какой-то шавки из Хи-но-куни бегать? Какого хрена! — уже не сдерживая себя, он шарахнул кулаком по столу. Анбушник пренебрежительно медленно повернул маску в его сторону, словно всем своим видом показывая, как ему скучно: — Тацуока-сан, а вы уверены, что этот мальчишка действительно ваш лучший шиноби? — он лениво растягивал слова, от чего Хидан мгновенно возненавидел его ещё больше, если это вообще было возможно. — Да что ты, сука конохская, себе позволяешь! — шиноби потянул из ножен за плечом фамильный но-дачи, пытаясь задавить наглого пришельца яки, но тот не поддавался на провокации, продолжая изображать невозмутимое изваяние. Тацуока подорвался из-за стола, чуть не снеся по дороге своих нерасторопных коллег, и зашептал на ухо Хидану, ухватив его за плечо и вынуждая вернуть меч в ножны: — О себе не думаешь, подумай хоть о деревне. Кто вчера орал, что миссий нет, и мы тут все окрестьянились? Коноха поделится частью заказов, если всё сейчас пройдет гладко. Будут миссии, будут деньги, всё у нас будет! — Пёс-сан, это самый сильный шиноби Югакуре, простите его, он ещё так молод! — дипломатично ответил анбушнику старейшина. — Он будет вежливее, так ведь, Хидан?! — он сжал плечо парня, пронзительно глядя на него полными надежды глазами. — В первый и последний раз, Тацуока! Только ради деревни! — прошипел тот сквозь стиснутые зубы и уже вслух произнёс: — Я буду хорошим мальчиком, ага! Анбушник неопределённо качнул маской, пока Хидан с переменным успехом боролся со своим самообладанием, обменялся свитками со старейшинами и направился к выходу, не говоря ни слова. — А-ранг, и не меньше! — Хидан опёрся ладонями о стол, нависая над Тацуокой и его коллегами. — Это не мы охренели, это ты охренел! — возмущённо выкрикнул седой шиноби с приметным шрамом через всё лицо. — Может, тебя ещё и в задницу поцеловать? — А что, неплохо звучит! — ухмыльнулся парень. — Пусть будет А-ранг, — согласился Тацуока, успокаивающе положив ладонь на плечо старейшины со шрамом, — Коноха щедро платит, им очень нужен этот нукенин. Союзники должны получить всю нашу помощь, — и, уже обращаясь к Хидану, продолжил. — Догоняй этого засранца, чего тут топчешься? Хидан окатил его показным презрением, стараясь не выказать охватившей его душу радости, и нарочито медленно направился к выходу. А-ранг — это очень и очень хорошо. И для досье, и для кармана. Даже с учётом того, что большая часть оплаты пойдет деревне (и старейшинам), на его долю хватит… И угля купить, и в весёлый квартал завалиться… даже на новую оплётку рукояти, наверное, хватит. Может быть, он и сможет немного потерпеть этого заносчивого конохского ублюдка, а? Конохский ублюдок ждал снаружи, щурясь на пробивающееся сквозь туман неласковое зимнее солнце. То есть, это Хидан думал, что щурясь, на самом деле тот стоял, подняв маску кверху и о чём-то задумавшись. — Эй, ты, а чего вы все в масках ходите? В Конохе сплошь уроды живут? Или настолько руки кривые, что вся морда в шрамах, и вам стыдно? — всё, чего Хидан хотел добиться, это хоть какой-то реакции. Чтобы этот истукан вышел из себя, начал орать или схватился за оружие — у него из-за плеча торчали рукояти парных ниндзя-то. Небось, тоже форменные, со склада выдают. Наверное, ещё и чакропроводящие. Хидан сплюнул в грязь, под ноги молчащему конохагакурцу. — Можешь звать меня Пёс-сан, — не утруждая себя ответом, произнёс анбушник, поворачивая к Хидану фарфоровую маску, изображающую неведомого зверя, вернее всего пса, но настолько далеко от оригинала, что можно было только гадать. — А ещё лучше, если ты обращаться ко мне будешь только по делу. Знаком с языком жестов? — под этой биджевой маской не было видно мимики, но Хидан был готов поклясться, что тот высокомерно поднял бровь. Парень аж задохнулся от ярости. За кого его тут держат? Его, лучшего шиноби… — Хорошо, — правильно понял многозначительное молчание Пёс. — Я так понял, что интересующий нас человек скрывается где-то в лесах на Восточном хребте? Ты знаешь, где именно? — Вроде же не глухой? — неприветливо, но сдержанно отозвался Хидан. — Мы выследили его шайку на днях, они наводили шороху на этих блядских туристов, что на наши источники таскаются. По мне, так хоть всех бы перерезали, но их собирались ликвидировать, когда часть наших с миссий вернётся. Главарь вроде джонин, да у него на подсосе ещё пара-тройка шиноби точно есть. Остальное стадо — черноногие, трусливые сукины дети, не знающие с какого края за меч браться. Пёс неопределённо хмыкнул, и Хидан готов был поклясться, что тот подумал что-то вроде «А ты, значит, знаешь, пацан?» Несмотря на тихо звучащий глубоко внутри голос рассудка и только что данное Тацуоке обещание, он уже снова готов был взорваться и высказать всё, что он думает об одном распонтованном мудозвоне, и присовокупить к словам мощный удар в челюсть. Или прямо в лицо, чтобы разбить эту биджеву маску. Он отступил на шаг, примеряясь половчее, чтобы ударить — хотя анбушник был выше, чуть тяжелее и, видимо, старше, Хидан ни на секунду не сомневался в том, что он наваляет этому сукину сыну как следует. — Я не очень хорошо ориентируюсь в вашем регионе, — так же спокойно сказал Пёс. — Нам нужна кратчайшая дорога, сможешь провести? Хидан подавился рвущимися с языка словами. Пришелец из Конохи был или настолько самоуверен, или настолько нечувствителен к хидановской яки, которой тот с легкостью давил добрую часть своих односельчан, или и то и другое. — Лады, проведу, — легко согласился парень. — Только дай домой за снарягой заскочу. Кратчайшая дорога — не значит лёгкая, ага? Каменистые осыпи и распадки Страны Горячих Источников коварны, а уж в сезон зимней распутицы, когда грязь под ногами мешается с мелким гравием, а кажущиеся надежными уступы подмыты тающим снегом, тем паче. Вот и посмотрим, как этот лесной мудачила попрыгает. Если с ним что и случится, это будет только его вина, но уж никак не Хидана. 3.Фа1+ Крb8 Зимняя дорога до логова нукенина на Восточном хребте заняла даже больше времени, чем Хидан рассчитывал. Погода не способствовала: выглянувшее было солнце спряталось за ватные низкие облака. Что в лесу, что на возвышенностях лежал стылый туман, под ногами скользило и чавкало. Сырость пробиралась под одежду, сковывая тело. Хидан разогревался, прогоняя чакру по керакукей, но постепенно и это перестало помогать. Он сначала мысленно, затем вполголоса проклинал старейшин, погоду, жителей Югакуре поимённо и всех скопом, туристов и позарившихся на них разбойников. Отдельным пунктом в длинном списке шли все союзники вместе и Коноха в частности, а также отдельные представители Деревни Листа. На десятом круге проклятий и сетований поначалу невозмутимый до зубовного скрежета анбушник не выдержал и бросил в прямую хиданову спину: — Прекрати. Ты повторяешься. — Что, правду не любишь? — оборачиваясь на ходу, оскалился Хидан. Впрочем, надо признать, что лохматый держался неплохо. Он ловко пробирался по невидимым стороннему взгляду тропкам вслед за югакурцем, ни разу не оступился и не издал лишнего звука. Анбушник двигался расчётливо-экономно, как хорошо отлаженный механизм. — Слушай, Пёс, или как там тебя, а ты в каком ранге? — Джонин, — равнодушно ответил тот из-под маски, аккуратно отводя от лица намеренно отпущенную впередиидущим Хиданом хвойную ветку. Пффф! И только-то! Ну, теперь хотя бы ясно, как он собирался справляться со всей этой толпой и тремя шиноби в одну анбушную маску. Сам Хидан не собирался не то что помогать заносчивому конохогакурцу, он пальцем ради него не шевельнул бы. Ему выдали миссию проводника — довести до места и обратно. Так он и сделает. А потом, если от этого засранца и искомого нукенина что-нибудь останется, принесёт в деревню, чтобы сдать старейшинам в качестве доказательств. Окутывавшие тёмный молчаливый хвойный лес и двух людей в нём сумерки сгустились ещё больше, превратившись в полноценную ночь. Они, не рискуя оступиться в темноте на каменистых склонах, остановились на ночлег в относительно сухом месте, на пригорке под разлапистым деревом. Уходящий ввысь, липкий от смолы ствол у подножия был насыпан сухими рыжими иголками. Приятно пахло хвоей. Конохогакурец, снявший маску, чтобы напиться и омыть лицо, смешно, по-собачьи фыркнул от густого запаха. Хидан, с напряжённым любопытством вглядывавшийся в темноту, удивлённо приоткрыл рот, увидев под фарфоровой ещё одну, матерчатую маску. Совсем охерели они там в своей Конохе. Да ведь он даже пьет сквозь маску, твою же ж мать! — Первая смена моя, потом твоя, потом опять меняемся, — буркнул он, чтобы скрыть смущение. Блядь, пялился, как мальчишка на диковинку. А что там смотреть? Не считая маски и криво надетого хитая, морда как морда. Тёмный внимательный глаз, вполне правильные черты лица. Тьфу. Он отошёл отлить и вызывающе громко зажурчал в темноте. Плевать, им осталось немного до цели, и там будь что будет, а домой можно и по тракту вернуться. Дольше, но зато не надо по грязи волохаться, и ночевать можно в трактире, а не на голой земле. Вернувшись к стоянке, он удобно устроился на мягкой хвойной подстилке и провалился в сон. Дважды он просыпался от того, что его аккуратно будят за плечо. Конохогакурец явно знал старую пословицу про «не будить шиноби» и действовал крайне деликатно. Сука, опытный. Когда Пёс добрал свои минуты сна, Хидан уже был готов к продолжению похода. Им оставалось меньше трети пути. При условии, что бой не затянется, а у сильных бойцов, к которым по некоторому размышлению Хидан отнёс своего спутника, он не затягивается — живых гражданских там нет, так что, чего церемониться — ещё до сумерек он выйдет на тракт, а там и до постоялого двора недалеко. Он в предвкушении закатил глаза, представляя, куда именно и как он будет тратить деньги за миссию… Они миновали глубокий распадок, хвойный лес сменился заросшей стланником пустошью, и снова начался лес, но чуть посветлее. Когда они проскользили по каменистому склону, Хидан шепнул конохагакурцу: — Почти на месте. Там выход породы, в нём небольшая пещера. Тот кивнул в ответ и вытащил из ниоткуда свиток, к которому приложил прокушенный палец, сложив несколько печатей. Хидан усилием воли удержал челюсть на месте. Ёбанныйтыжврот! Свиток призыва! Он сам не владел подобным сокровищем, как и его соотечественники. А тут вот на тебе, жри, не обляпайся. Утихшая было зависть пополам с душной неприязнью вспыхнула с новой силой. Сработавший свиток явил на свет несколько нинкенов, по тихому приказу контрактора рассыпавшихся по лесу. Анбушник поднялся с колена и произнес всё тем же спокойным голосом: — Я всё сделаю сам, твоя помощь не требуется. После того, как выйдем на врага, можешь уходить. Отстранённо сказанные слова показались Хидану хуже плевка в лицо. Или пощёчины. Он его… что? Отпускает, как прислугу? Считает никчемушным слабосилком, который может только под ногами путаться? Кровь бросилась в голову, срывая последние барьеры на пути гнева. Ну уж нет! Вопреки ранее принятому решению, он не уйдет. Он покажет этому биджеву сукину сыну, кто такой Хидан. Ему всего шестнадцать, а он уже сейчас, не напрягаясь, делает любого шиноби в Югакуре-но-сато! Да он один половину всех миссий вывозит! Блядский выскочка, нацепил этот свой шарф и думает, что круче только яйца! Ха! Конохогакурец, будто и не подозревая, какая буря проносится над его головой, спокойно повернулся к Хидану спиной и начал спускаться в распадок. Местность между Югакуре и Кумо трудно было назвать ровной. Чем дальше от Источников и ближе к Молнии, тем больше из земли выступали громадные глыбы камня; каменистые пустоши, холмы и овраги превращались в скалистые ущелья и поросшие редким кустарником уступы. Свой новый дом конохский нукенин выбрал и обустроил довольно тщательно. Вход в убежище располагался между двух огромных глыб и был почти незаметен с большинства направлений, а с той стороны, с которой он всё же просматривался, выглядел естественной трещиной в скале. При этом подобраться незамеченным было затруднительно — вокруг почти ничего не росло, только стланик и какая-то мелкая неприхотливая травка с фиолетовыми цветочками. Один наблюдательный пост был на скале, ещё один в естественной выемке на самом опасном для обороняющихся направлении. Впрочем, нападения ни нукенин, ни его подсосы не ждали. Слишком уж беспечно они занимались какими-то своими делами на виду. Хидан намётанным взглядом сразу вычленил обмудка в богатых шмотках. Интересно, как он драться собирался во всём этом? Или грабить он всё же ходил в нормальной одежде, а шёлковые тряпки дома носил? Перед своими объебосами выделывался? А вот теоретически присутствовавших тут же шиноби найти не удавалось. Сенсор был из Хидана никакой, а ни поведением, ни одеждой они не выделялись. Это плохо. Ну да ладно, главное — начать, а там видно будет. В своих силах и умениях Хидан не сомневался нисколько. Он клановый шиноби, он тренируется и ходит на миссии с самого раннего детства. Он знает много техник и, что самое важное, имеет большой, особенно для его возраста, опыт реальных боевых стычек. Чем его может удивить какой-то беглый шиноби-недоделок из сраной Конохи? Огненными цветами? На каждый огонь у него, Хидана, найдётся достаточно воды. Он проверил, как выходит из ножен клинок но-дачи, поддёрнул цепь, связывающую его с мечом, и вытащил пару кунаев из подсумка. Лежащий рядом выродок в маске даже не повернулся на хиданову возню. Но Хидан был готов прозакладывать фамильное оружие, что если бы он мог, конохогакурец недовольно бы дернул ухом, как пёс отмахивается от жужжащей рядом мухи. Хидан сцепил зубы. Тварь! 4.Фb1+ Они вышли из-под прикрытия складки местности с самого палевного направления, когда в лагере разбойников началась непонятная возня. Это потом Хидан понял, что постарались конохские нинкены. Разбойники бестолково заметались в разные стороны, откуда-то повалил дым, и взвился первый язык яркого на сером зимнем фоне огня. Анбушник двойной тёмной молнией рванул в самую гущу, Хидан, доставая длинный клинок, кинулся за ним. Он хотел первым оторвать голову если не этому конохскому ублюдку, то хотя бы нукенину. Утереть нос, показать Листу, кто здесь первый шиноби на деревне! Длинными взмахами меча Хидан проложил себе дорогу сквозь стадо бестолково сопротивлявшихся бывших крестьян. Его клинок был гораздо лучшего качества, чем их жалкие поделки. Меч, повинуясь направляющей его уверенной руке и движениям цепи, описывал полукружья, дуги и восьмерки, разрубая с равным успехом как грудные клетки, так и подобия доспехов, которые разбойники нацепили на себя. Кровь пела, Хидана охватывала та ни с чем несравнимая легкость, которая приходила только в бою. Он засмеялся, стоя в широком кругу посреди распластанных им тел. Хидан, всё ещё смеясь, слизнул со щеки забрызгавшую его чужую кровь и, видя в глазах стоявших сильно поодаль неудачливых бандитов страх, нарочито произнес: — Сладкая… — он снова засмеялся, видя, какое производит впечатление. И в следующую минуту еле успел пригнуться. Огромная глыба, до сих пор прикрывавшая вход в логово, пролетела совсем рядом с ним, как пушинка, повинуясь воле дотонщика. Хидан выругался: увлекшись, он чуть не забыл, что, собственно, намеревался сделать. Пока он крошил черноногих, возомнивших себя крутыми разбойниками, анбушник, уже в одном экземпляре и всего с двумя нинкенами поддержки, сцепился с главарём и его тремя помощниками. Судя по его потрёпанному виду, бой оказался сложнее, чем тот рассчитывал. Плащ, маску и даже шарф анбушник уже где-то потерял, и Хидан чуть не присвистнул, увидев поднятый хитай. На это однозначно нужно было посмотреть поближе. Он лихорадочно начал складывать печати, не заботясь об оставшихся позади — лезть под техники всерьёз воюющих шиноби дураков нет. А если найдутся, он успеет укоротить любопытных на конечность-другую. Последняя печать, и с приставленных ко рту ладоней потёк холодный вязкий туман. В Югакуре, как ни странно, было много именно суитонщиков. Ходили слухи об усиленном геноме, дававшем возможность объединять Огонь и Воду, но Хидан лично не знал ни одного такого бойца. Дел наделать можно было и простым Суитоном, если знаешь как. И он знал. Под прикрытием тумана он, не заботясь о своем невольном напарнике, подобрался к зазевавшемуся подручному и, нежно шепнув ему на ухо «Привет, мудилка!», отчекрыжил его тупую голову, которая взлетела над туманом, окропляя пространство вокруг неестественно яркой кровью. Молочно-белый туман, чёрно-серые влажные скалы и красная кровь. Как на картине. Хидан, изогнувшись, пропустил над собой что-то явно воздушное и опасное, оттолкнулся в прыжке от внезапно выросших на пути каменных кольев и нацелился острием меча в конохского ублюдка, ради которого он пёрся в такую даль. В замедленное мгновение полёта он краем уха услышал, что другой конохский ублюдок что-то кричит, но разобрать, что, уже не успевал. Нукенин неведомым образом уклонился от смертельного удара, подставив вместо себя огромный булыжник. Но-дачи, жалобно взвизгнув, вошёл в камень наполовину — так сильна была инерция удара, и Хидан оказался намертво прикованным к осколку скалы. Он судорожно шарил по бедру, отцепляя клинок, понимая, что не успевает уйти от удара остававшегося в живых помощника главаря — огромный огненный шар нёсся прямо в лицо. И когда ёбнуло, он на мгновение решил, что всё, отбегался Хидан. Его охватило мерзкое чувство беспомощности, неизбежности. В следующий момент его неслабо приложило о землю, выбив дух и шарахнув башкой об очередной камень. Он был жив, почти цел, не считая легкой контузии и текущей по виску теплой струйки крови, и его заслонял спиной — вот позорище! — конохский анбушник. Напротив в низкой стойке, всё у того же камня, в котором памятником его глупости торчал фамильный но-дачи, застыл нукенин, оставшийся в одиночестве. В руках у изготовившегося к рывку Пса чирикала белая молния, испускавшая голубоватые протуберанцы. Вот же везучий сукин сын! Это уже третья стихия! Это… Это нечестно! Не оборачиваясь, Пёс кинул через плечо: — Куда ты полез, придурок! Я же сказал тебе… Он не успел закончить, потому что враг сорвался с места навстречу своей смерти. Поднявшийся на колено Хидан увидел, как сгусток молний вошёл нукенину в грудь, расплескивая внутренности и разбрызгивая кровь. Один конохогакурец упал к ногам другого, смешно дрыгнулся и затих. Пёс повернулся к вставшему ему навстречу Хидану. Наконец-то он увидел лицо анбушника без этих дурацких масок. Правда, толку в этом было чуть, потому что они оба были по самые волосы угвазданы в грязи, саже и крови, приправленной кусочками неопознаваемой плоти. — Ты придурок, — тем же, неимоверно бесящим его, спокойным тоном, сказал Пёс и повернулся спиной, разворачивая свиток для переноски тел. Сука, трофеи он будет собирать! Хидан, пошатываясь, поднялся на ноги, в его груди, подкармливаемая недавним испугом, собственной неудачей и адреналином схватки, разворачивалась огненная птица ярости. Меч оставался в камне, кунаи он тоже в ком-то забыл, но на этого блядского утырка ему хватит и кулаков. Хидан зарычал и прыгнул. Не ожидавший подставы и несколько расслабившийся конохогакурец проебал тот миг, когда можно было уйти из-под броска. Хидан влетел в него всем корпусом, и они покатились по обгорелой грязи. У более высокого и, соответственно, более рукастого Пса размах был шире, что давало небольшое преимущество, но в грязной драке в партере оно с лихвой перекрывалось азартом, с которым дорвавшийся до ненавистного соперника вгрызся в него Хидан. Сцепившись, они прокатились до небольшого ручья, текущего по дну распадка. Югакурец оказался сверху. Оседлав анбушника, он с ожесточённым наслаждением впечатал его белобрысую патластую голову на дно, придерживая того болевым захватом. Хидан хотел увидеть на этом высокомерном лице страх, какой пережил только что он сам, увидеть смирение, просьбу… Однако его противник не разделял это желание. Пёс ужом вывернулся из захвата, удар локтем, подсечка, и уже Хидана макают в ледяную воду мелкого ручейка. Он приподнял голову, чтобы вздохнуть, но его тут же ткнули обратно, под воду, как нашкодившего кутёнка. — Остыл? — не менее ледяным, чем зимний ручей, тоном произнес анбушник и приподнял хиданову голову. — Не слышу ответа! — и снова макнул и вытащил. Ну да, как кутёнка. Иллюзия была полной, потому что для верности его придерживали за загривок. — Остыл, — процедил сквозь ломящие от холода зубы Хидан. Со спины исчезла придавливавшая тяжесть чужого тела, и он смог приподняться на четыре мосла. Ублюдок стоял рядом, такой же наглый и невозмутимый. От чистой ненависти у Хидана перехватило дыхание. Он воздвиг себя на ноги и посмотрел в глаза конохогакурцу. Глаз был, кстати, почему-то один. Второй был закрыт. — Это щас? — невразумительно спросил Хидан. — Нет, это раньше, — так же странно ответил Пёс и, встряхнувшись, направился к отвоёванной пещере, отчетливо подволакивая левую ногу. Хидан, чувствуя озноб не то от зимнего купания, не то от отходняка, поплелся следом. В пещере было просторно. Может быть, даже уютно, насколько уютным может быть жилище разбойничьей шайки, о чистоте и порядке имеющей самое отдалённое представление. Зато там было тепло и сухо, а на остальное Хидану было сейчас откровенно посрать. В четыре руки они перерыли чужое добро и нашли подходящие шмотки. Торопиться было уже некуда, а вот усталый организм, на время лишившийся поддержки чакры, за ледяное купание спасибо не скажет. Переодеваясь, он краем глаза следил за анбушником. Во-первых, потому что мало ли что, а он слабее новорожденного кутёнка… Да блядь, привязалось же! А во-вторых, просто было любопытно. Сравнение пока оказывалось не в хиданову пользу, потому что Пёс был выше, чуть массивнее, хотя и суше, чем Хидан. Но у последнего были все шансы догнать конохогакурца: навскидку, между ними было лет пять разницы. Поначалу казалось, что больше. Пёс передернул голыми лопатками, ощущая направление чужого взгляда, и, присев на корточки, углубился в недра невесть как не проёбанного им рюкзака. — Есть сухпай. Конохский фирменный, — лаконично предложил он. — Давай, — также кратко согласился Хидан. Грызли паёк они молча, пока патологически не умевший молчать Хидан не спросил: — А чо как там у вас, в Конохе? АНБУ, небось, в казармах живут? — Кто как, — не поддержал разговор Пёс, стряхнув с колен крошки и направившись к выходу из пещеры. — Тебе что, западло со мной говорить? — Хидан выпрямился в полный рост, разворачивая плечи. Он немного отошёл от контузии и был готов к повторению драки. Теперь он не оплошает, конохогакурец бережёт левую ногу, и он потратил больше чакры, чем Хидан. — Последний раз предупреждаю, уймись, — в обманчиво ленивом голосе анбушника появились опасные нотки. Но парня уже несло: злость, ярость, ненависть никуда не делись, они, как угли, подёрнулись пеплом, чтобы в первый удачный момент вспыхнуть ярким пожаром. — А то — что? — Хидан пригладил волосы и ухмыльнулся. — Что ты — мне сделаешь? — он подавился последним слогом: в солнышко прилетел каменно-твёрдый кулак анбушника. Сработали рефлексы, раскручивая тренированное тело, как пружину, блок-удар-блок-подсечка, и вот он снова лежит лицом вниз, с закрученными вверх, как крылья подбитой птицы, руками, и нюхает пыль. — Ты меня заебал, парень, — хиданово ухо обжёг близкий шёпот конохогакурца. — Думаю, будет честно, если теперь настанет моя очередь. Он непонятно завозился сверху. Хидан оказался распластан на полу пещеры, придавленный весом противника, вывернутые руки начинали болеть. — Ах ты, сука! — он рванулся изо всех сил. Этот ублюдок его связывал леской. Запасливый, блядь. Он связывал его, чтобы… чтобы… блядь! — Сука, не смей! — он рванулся ещё раз, но так же бесплодно, только собрал щекой пыль. — Раньше надо было думать, — ответил Пёс, звякая пряжками. — Ты спрашивал, как там у нас в Конохе. Я тебе покажу, как лично я справляюсь с такими, как ты. Хидан ощутил, как неожиданно горячие ладони огладили его бока, задирая рубаху из разбойничьих запасов, ловкие пальцы проникли под край штанов, спуская их к коленям. — Пусти, ублюдок! — прохрипел он, брыкаясь изо всех сил. — Я не хочу! — Зато я хочу… — интимно прошептал на ухо Пёс, лизнув ушную раковину и прикусив напряжённое плечо. Хидан ещё раз попробовал высвободиться и с ужасом почувствовал, что у него встает. Вот же ж блядь… Его охватила бессильная ярость, до вскипающих на глазах слёз. Вот только слёз не было, а был придавленный двумя телами к каменному полу стояк. Он полностью был во власти опасного шиноби, которого сам же и довёл. В этом было что-то… что-то возбуждающее. Ныли вывернутые плечи, поясница ощущала тяжёлый груз чужого горячего тела, он лежал мордой вниз и… у него стоял. Это почему-то унижало ещё больше. Пёс опёрся на колени по обе стороны хиданова тела, сняв свой вес с его спины, просунул руку под Хидана и удовлетворённо хмыкнул. — А говорил, не хочешь… Ловкими пальцами он оплёл стояк, насколько хватало ладони, и ужасно медленно провёл вниз и вверх, вниз и вверх, вниз и вверх. Это было чудовищно…приятно. Не сдерживаясь, Хидан застонал. Анбушник довольно рассмеялся и огладил его по заднице. Уже без особого напора парень попытался вырваться. В любопытной юности он пробовал с мужиками. Из интереса. Оказалось, что бабы гораздо лучше. Впрочем, сверху было ещё ничего, но снизу ему не понравилось категорически. Это неприятное ощущение, когда ты ничего не контролируешь, когда тобой полностью управляет кто-то другой. Но теперь это ощущение приобрело какую-то другую окраску. — Я не хочу, — твёрдо произнес Хидан. — Ничего, потерпишь, — равнодушно отозвался Пёс, раздвигая ему ноги коленом. Хидан ощутил чужое горячее тело, приникшее к его заднице, а потом пришла боль. Как будто его насадили на раскалённый стержень. Хидан заорал в голос. — Блядь! Блядь! Сука! — он трепыхался, как бабочка на булавке, выворачивая плечи из суставов, но, поддерживаемый опытными руками, в результате насаживался ещё глубже, плотнее. Пёс остановился на мгновение, а затем потянул член из Хидана. И снова немного вглубь. Аккуратные, осторожные толчки постепенно приглушили чудовищную боль, а затем, толкнувшись особенно глубоко и немного в сторону, чужой член, раздирающий его задницу, задел что-то там внутри, и по телу прокатилась теплая волна наслаждения. — Блядь! — он снова дёрнулся, но уже по другой причине. Член внутри снова задел чувствительную точку, и он ещё раз вздрогнул. — Блядь. — Ага, — насмешливо согласился Пёс, продолжая качать бёдрами. Хидан не мог сказать, сколько это длилось, но в какой-то момент наслаждение и боль слились воедино, в одно переполняющее его чувство, и он сквозь волны бьющего оргазма почувствовал, как внутри его истерзанного зада содрогнулся чужой член. — Твою же мать! — Ага, — снова согласился анбушник, вставая и, судя по звукам, начиная застёгиваться. — Эй! Ты там ёбу дал, ублюдок? — сквозь проступившие-таки слёзы прохрипел Хидан. — Развяжи меня, сука! — Я тебя боюсь, — весело ответил Пёс. — Ты даже связанный меня заездил. Хидан сумел ценой нечеловеческих усилий перевернуться на бок и посмотрел на тёмную фигуру, перекрывавшую вход в пещеру. — Я тебе урою, блядь! Яйца вырву, конохская тварь! — зарычал он, чувствуя, как путы на руках начали поддаваться. — Договорились, — спокойно ответил Пёс. — С тобой было хорошо. Прощай, — и он вышел из пещеры, оставив связанного Хидана ворочаться в пыли. Через пару часов, когда он смог освободиться и, наконец, вытереться, Хидан уже не удовлетворился бы просто смертью наглого ублюдка. Кастрация — это тоже мелко… Одеваясь в уже высохшую одежду, он думал о том, что оказался не так силён, как наивно полагал. Он облажался в бою, потом его скрутил, как мальчишку, какой-то… горло перехватило ненавистью, и он снова зарычал. Ни улучшенного генома, ни изнуряющих тренировок, ни всего его боевого опыта оказалось недостаточно, чтобы просто не дать себя выебать. Но это не навсегда. Ему нужна сила, и неважно, какую цену он за это заплатит. По его счетам будет платить один наглый джонин из Конохагакуре-но-сато! Уже поднимаясь по каменистому склону распадка, он оглянулся на скалы, в которых было убежище нукенина, и рассмеялся. Сходил, блядь, на миссию. Но он отомстит. Он будет убивать шиноби Конохи, пока не доберётся до него. Отвернувшись, Хидан вскарабкался по осыпающемуся склону и исчез между деревьев.