Игра в Башни

*** Поглощенная музыкой и собственными мечтами, я не заметила, как налетела на какой-то объект, оказавшийся дородной теткой в синей юбке в горошек. - Извините, - скороговоркой пробормотала я, ожидая, что сейчас на меня польются потоки недовольного шипения. Но тетка не обратила на меня никакого внимания – ее взгляд был устремлен вверх, а губы шевелились как в молитве. Я тоже подняла голову – и увиденное заставило меня подавиться собственным визгом. На втором этаже горела квартира. На балконе, заваленном всяким хламом, заходился в истерическом плаче ребенок – девочка лет двух. Бедняга! Если бы я по-настоящему владела магией воды… или хотя бы левитацией…Увы, здесь все мои умения были бессильны. - Подпалил-таки Борька квартиру, алкаш хренов, - раздалось над ухом, - Поди заснул с сигаретой и привет. Говорила я Свете: разводись с этим козлом, нечего терпеть, у тебя дочка, все-таки. Что теперь будет? - Да щас пожарные приедут и снимут ее, - ответил кто-то из толпы. - Угу, приедут, эту ***ную пожарку можно долго ждать! То к богатеньким быстро приезжают, а мы… - Глядите, глядите! Сейчас он сорвется! – оживилась толпа зевак. Я, следуя общему инстинкту, обернулась вправо – и ахнула. По тонкой трубе на уровне второго этажа осторожно, придерживаясь обеими руками за стену, шел парень в черном. - Нифига себе! – выдохнула толпа, - Человек-паук! - Прямо «Рассказ о неизвестном герое». Помните? - Спасет Аннушку, как пить дать, спасет. - Ну, давай, давай, дава-а-ай!!! - Да не, тяжелый слишком, щас труба лопнет, и свалится. - Хто тяжелый? Он-то тяжелый? Гляди, кости одни. Как тень… - Привидение, точняк. Я затаила дыхание. Парень скользил по облупленной стене как ящерка, все ближе, ближе… вот он перемахнул на балкон, схватил зареванную девчушку на руки, аккуратно ступил со своей драгоценной ношей на пошатывающуюся трубу… - Кидай ее сюда! Мы поймаем! – какие-то мужики растянули под балконом видавшее виды одеяло. Парень с сомнением покосился вниз и, продвигаясь буквально по сантиметру, заскользил по трубе дальше. Видимо, похмельные рожи «спасателей» не слишком впечатлили его. «Пожалуйста, Силы Небесные, пусть у него получится!» - с силой сжимаю висящий на шнурке амулет, представляющий собой несколько самоцветов, подвешенных к бронзовому ключу (недавно к ним добавился аметист – камень Мири). Кого-то мне напоминал этот человек… нет, этого не может быть, он в Питере и в Москву не собирается, сам говорил мне. Да и мало ли таких – высоких да худощавых? Лица все равно не разглядеть отсюда. Таинственный «верхолаз» ловко съехал по водосточной трубе под всеобщие охи, ахи и аплодисменты, вручил перепуганного и уже не орущего, а только подвывающего ребенка какой-то женщине, поднял с земли шляпу, стряхнул с нее пыль, водрузил на голову и поспешил скрыться за углом. И тут я его окончательно узнала. - Эрик! – бросилась бегом вослед, едва не теряя босоножки, - Эрик, подожди меня! Эрик был аспирантом в нашей консерватории и иногда заменял отсутствующих преподавателей по специальности (своего класса у него, насколько знаю, не было). Его не слишком любили: студенты – за повышенную строгость и требовательность, преподаватели – за отвратительный характер, ехидство и нежелание «идти курсом партии» (а еще, мне кажется, за то, что знал и умел больше их всех, вместе взятых, и даже не пытался скромничать), и все вместе – за иррациональный страх, который им внушал этот высокий, худощавый человек. Сколько ему лет, никто не знал – на вид около тридцати, а на деле, могло быть и меньше. Возраста добавляла седина в длинных темных волосах, которые он обычно носил собранными в небрежный хвост, и довольно, гм, специфическое лицо. Это если политкорректно говорить. А если откровенно…. Ну, смотря с какой стороны посмотреть. В прямом смысле. Если справа, то очень даже симпатичный (разве что губы тонковаты на мой вкус). А слева… ну, если вы считаете, что шрамы украшают мужчин, то вам сюда. Шрам у Эрика был знатный – конечно, не на пол-лица, как у его тезки из знаменитого мюзикла, но неприятный: длинный и тонкий, будто от ножа, тянувшийся через весь лоб и щеку. Кто и где его так разукрасил, неизвестно, а сам Эрик эту тему никогда не поднимал (оно и понятно: не слишком приятно вспоминать о катастрофе или встрече с ножом бандита в подворотне). Какими только прозвищами его не награждала «благодарная» молодежь, а то и некоторые взрослые! «Монстр», «Чудище», «Жуть Кошмарович»… На обзывательства он не реагировал, как будто даже не замечал их, а вот попытки перейти от слов к действиям (начиная с мелких студенческих пакостей и заканчивая серьезными интригами с целью добиться его увольнения) обычно заканчивались плохо. Не для самого Эрика, а для его противников. Каким-то непостижимым способом все, покусившиеся на его личность и место, внезапно заболевали, ломали какую-нибудь конечность, вынуждены были уйти из консерватории… Видимо, его магическая защита работала на ура, возвращая все гадости «по адресу», то есть, авторам. Эта «неубиваемость» была не единственным необычным свойством Эрика. Второй его особенностью была способность появляться и исчезать в самых неожиданных местах, как самый настоящий призрак. Третьей (хотя, наверное, с этого надо было начинать) – удивительной красоты голос. Я слышала, как он пел… Поверьте, мне, ребенку из музыкальной семьи, были доступны лучшие записи наших и иностранных исполнителей, да и вживую я слышала много чего. Но то, что он вытворял своим необычайно легким и гибким голосом огромного диапазона – было воистину волшебно. Ему бы на сцене выступать, а не преподавать в нашем «гадюшнике». Неужели совсем нельзя как-то скрыть этот проклятущий шрам? Гримом замазать, прикрыть чем-нибудь… Или в самом деле, пел бы того же «Призрака Оперы». Или еще какие-нибудь роли, где смазливое лицо не нужно. Да и то, иной раз посмотришь на тех, кто поет на сцене – хочется сделать «фейспалм»: такие крокодилы и крокодилицы выходят… Эрик на их фоне – Мистер Вселенная. Хотя, кажется, его даже устраивает будущая участь обыкновенного преподавателя. По крайней мере, в этом деле он талантлив не менее, чем в пении. Собственно, как я с ним познакомилась. Распевалась в классе, свято уверенная, что там никого нет, кроме меня. Слышу – подпевает мне кто-то на октаву ниже. Оглянулась – сидит на подоконнике этот Жуть Кошмарович, то есть, Эрик. Мамочки, как я испугалась! Особенно когда он личико свое повернул. Все мои разглагольствования на тему «шрамы – это нестрашно, лишь бы человек хороший был» куда-то улетучились. А он спокойно так: «У тебя верхний соль-диез недотянут, попробуй-ка взять его сверху, а не тянись снизу…». Я попробовала – получилось! И весь страх куда-то улетучился. Эрик еще много «теплых» слов сказал о моем преподе, немолодом Иване Михайловиче с дребезжащим тенорком и полным отсутствием педагогического таланта, державшемся в «консе» только за счет каких-то своих прошлых заслуг. «Этот старый хрыч гниет сам и отправляет гнить молодые таланты» - было самым мягким в его высказываниях. Я честно спросила, что же мне делать, так как «гнить» я не собиралась, а очень даже планировала покорять оперную сцену. И тогда Эрик предложил позаниматься со мной. Дескать, он видит во мне хорошие перспективы, но работать предстоит много, так как неправильный подход уже изрядно подпакостил мне. Разумеется, я согласилась. Так и завязались наши странные отношения. Эрик давал мне уроки в свободное время (совершенно бесплатно – на мою попытку всучить ему деньги, честно выпрошенные у родителей, он отреагировал так, что я пожалела о содеянном и больше не заикалась об оплате), периодически играл мне произведения собственного сочинения (а он еще и неплохой композитор, оказывается!), иногда мы просто беседовали – о музыке, о литературе, об истории, ну и на жизнь я ему жаловалась, не без того (поразительно, как этот неласковый человек умудрялся успокоить меня парой слов). Если мы заканчивали поздно, он провожал меня до дома, хотя приглашения на чашечку чая неизменно отвергал и вообще предпочитал держать дистанцию, оставаясь всего лишь моим тайным учителем. Я и сама не распространялась об общении с ним, даже о том, что он дает мне уроки – злых языков и пошлых умов в нашем заведении немало, еще не хватало, чтобы по консерватории пошли слухи, что я встречаюсь с Жутем Кошмаровичем. То есть, пардон, с Эриком… как бишь его по-батюшке… Рейнгольдович? Райнхардович? Короче, что-то немецкое. Никто толком не мог запомнить, потому называли просто по имени, тем более, что сам Эрик называл отчество «отмершим пережитком, не свойственным европейским народам». Он родился далеко за океаном и, хотя свободно и без акцента говорил по-русски, все же ментально оставался иностранцем. Семейная история там была сложная и интересная как художественный роман. Дед Эрика, остзейский немец, после революции бежал из России на историческую родину вместе с семьей (вернее, семья бежала с ним, так как он сам на тот момент был слишком мал, чтобы принимать судьбоносные решения). Вырос в Германии, стал кадровым военным, участвовал в оккупации Франции, закрутил роман, а потом и женился на какой-то французской певице, а после 45 года, когда Рейх и его союзники были разгромлены, каким-то чудом улизнул с супругой в Америку. Там родился и отец Эрика, и сам Эрик. После развала СССР дед, испытывающий смутную ностальгию по краям детства, решил вернуться, и семья согласилась последовать за ним… Что довелось пережить этим людям в негостеприимной, разоренной России, после уютной Америки – оставалось только гадать, так как Эрик никогда не распространялся об этом. Но сейчас, судя по всему, ни ему, ни его семье бедствовать не приходилось (уж я-то за модой слежу и знаю, сколько может стоит его простая с виду, но изысканная одежда, и всякие милые безделушки вроде часов. На преподавательские гроши не купишь). А еще он умел Видеть Будущее. Бывало, обронит какую-то фразу, будто случайно, а она возьми и сбудется. И ни разу не ошибся, представляете?! Я не раз звала его присоединиться к нашей магической компании (конечно, я рассказала ему и о тусовке на Черной Речке, и о том, чем мы там занимаемся), но Эрик только отмахивался, дескать, дел много, и «размениваться по мелочам» он не собирается. Однажды я набралась смелости и спросила его «в лоб»: - А ты себя кем-нибудь помнишь? Ну, как будто ты уже жил в другом мире, или в другое время… - А что такое? – поднял бровь Эрик. - Да так… я вот ничего не помню. Имя взяла, просто чтобы не быть белой вороной среди наших. Думаю, это я одна такая несчастная, или есть и другие Одаренные с подобной проблемой. - Ну… а на кого я, по-твоему, похож? - Ой… - отвожу взгляд – только ты не обижайся, хорошо? - Можно подумать, я не знаю, как меня за спиной обзывают. Говори уж, раз начала. - На Призрака Оперы. Эрик лишь горько усмехнулся: - Неплохой вариант, не находишь? «Увидеть Красоту под маской монстра»… немногие это умеют. Кристин так и не смогла себе признаться, что по-настоящему любит Призрака, а не Рауля. Красивая внешность, признание и статус в обществе оказались для нее важнее. А ты когда-нибудь задавалась вопросом, что с ней было дальше? Может, этот Рауль оказался законченным мерзавцем, гулякой и картежником, может, он третировал свою жену, поминая ей неблагородное происхождение? Очень даже возможный поворот событий. Но зритель об этом не думает, ему нужна сказка со счастливым концом и герой с красивой оболочкой. Вместо «Красоты под маской монстра» они получают настоящее чудовище под маской благовидности. Такая вот «сказочка наоборот»… Что до тебя – не торопи события. Однажды ты тоже вспомнишь все, что надо. - Однажды… сколько можно ждать? Можно подумать, я какая-то ущербная. - А вот этих глупостей чтобы я больше от тебя не слышал! – Эрик мгновенно помрачнел как туча, - эти твои «великие маги и эльфийские воители» что-нибудь умеют, кроме как хвастаться прошлыми жизнями? Дело, знаешь ли, нехитрое… Зато тебя ждет признание и сцена, если будешь работать, а не ерундой страдать. И мне отчего-то становится легко и тепло от его слов. Кстати, по его собственному заявлению, Москву он не переваривал. Интересно, что же заставило его приехать сюда? - Эрик, подожди! Это я, Лина… Эрик!!! Да где же он? Как сквозь землю провалился! Хотя от него можно ожидать и такого. Чья-то рука цепко схватила меня за запястье и втянула в щель между домами. - С ума сошла, орать на весь район?! - прошипел Эрик мне в ухо, - Сейчас сюда слетятся всякие любопытные, как вороньё на труп, а мне постороннее внимание совсем ни к чему. - А если бы я не пролезла в эту щель? – запоздало возмутилась я, - Видишь, какой у меня рюкзачище. - У меня все под контролем, - сухо ответил Эрик, протаскивая меня на другую сторону дома. - Ты в Москве-то какими судьбами? Или мнение свое переменил? Ты ж ее терпеть не мог. - Я и сейчас в гробу ее видал. Дело одно есть. Так, проследить за кое-кем… А девчонку ту жалко стало, ни к чему ей погибать за компанию с отцом-пьяницей. Теперь у нее будет нормальное будущее. Кстати, девочка одаренная, хорошим врачом станет, много жизней спасет. - Ясненько. Ты где здесь обретаешься? Только не говори, что в подвале Большого театра, - привычно подколола я его. - Нет, зачем же так радикально? – серьезно ответил Эрик, - Квартирку снял, здесь, неподалеку. Что до Московского Подземья – я туда не сунусь и тебе не рекомендую. На редкость поганая штука. Это не Париж. Нечисти бродит, как муравьев в муравейнике. - Да? И в метро тоже? Это ж огромный и важный пласт Подземья. Мне говорили, кольцевая структура – это неспроста, там особая магия… хотя там-то что опасного, вся Москва, почитай, ездит. - Вот поэтому все москвичи такие злые. Зайдем ко мне, если хочешь? Расскажешь, каким ветром тебя сюда занесло. - Спасибо, но нет. Я тороплюсь. Мне еще продукты подруге купить надо. - Твоя подруга больна? Инвалид? Сама из дому выйти не может? - Нет, просто…я у нее живу, и она попросила… - Понятно. Подождет твоя подруга, никуда не денется. Пойдем, здесь недалеко. Правда, недалеко – добавил он, заметив мои сомнения (у Эрика были своеобразные представления о расстояниях, и его «недалеко» вполне могло оказаться ближе к противоположной стороне Третьего кольца). Эрик действительно жил относительно недалеко, в районе метро Сухаревская, на третьем этаже красивого старого дома с голубыми стенами, с уютным двориком, засаженным тополями, липами и американскими кленами. Идиллию портили только несколько бабок, гревшихся на лавочке, которые при виде нас заработали языками с особым усердием: - О, гляди-ко, выполз! Еще и девицу какую-то к себе привел! - Не здоровается, морду воротит, хмурый такой. Ишь, террорист! - Да какой террорист. Наркоман он. Вишь, лето, а он весь в черном, и рукав длинный. - Вижу, ты уже успел произвести впечатление, - фыркаю я, пока мы поднимаемся по лестнице. - Вот я их не спросил, как мне жить, - сухо хмыкнул Эрик, поворачивая ключ в замочной скважине, - Проходи, кухня налево. Ну, здравствуй, Мессер, - он нагнулся, чтобы погладить огромного роскошного черного мейн-куна с белой «манишкой». - Ух, какой котяра! – я залюбовалась, - Как его зовут? Мессир? - Мессер. Самолет такой. У меня дед на нем летал. И поднялась же у кого-то рука выкинуть такого красавца! Целый день у меня под дверью мявчал. - Может, потерялся? Ты бы объявления расклеил, авось найдется хозяин. - Да нужен он своему прежнему хозяину как сороке штурвал. Теперь я его хозяин. Правда, Мессер? Кот выгнул пушистую спину и коротко мяукнул. Я протянула руку, чтобы погладить его, но зверь попятился, топорща шерсть на затылке. - Осторожно, он не доверяет чужим, - прокомментировал Эрик, - я бы на его месте тоже не доверял. Видишь, проплешина на боку? Сигареты тушили, ублюдки. Ничего, им это с рук не сойдет. - А хозяйка не против животных? Мне Эйтне рассказывала, она кошку завела, а хозяйка уперлась, дескать, или убери зверюгу, или сама выметайся. - Хозяйка в Германии, я ей деньги на карточку перевожу и больше никак не общаюсь. Да и от Мессера проблем никаких. Мебель не портит, по углам не метит. Заберу его потом с собой, всю жизнь мечтал о мейн-куне. Надеюсь, Франсуаза не будет устраивать сцен ревности – тайские кошки ужасные эгоистки… Ты проходи, сейчас поставлю чайник. Я выпрыгиваю из босоножек и иду в кухню. Все-таки, видно, что это – не Эриков дом. Дешевые картинки на стенах и старомодные кружевные занавески не вяжутся с его хорошим вкусом и утонченным обликом. Пахнет пылью и еще чем-то сладковатым, чем обычно пахнет в старых домах. Выглядываю в открытое окно – и вместе со свежим воздухом на меня обрушивается шквал словоизвержения все тех же старушек, судя по всему, продолжавших обсуждать нас с Эриком (как назло, их «боевой пост» оказался прямо под окнами): - …целыми днями не выходит, сидит сычом, и чой-та он тама делает? - Знамо дело, ничо хорошего. Бренчит только круглые сутки, жить нормальным людям не дает. - Сатанист, может? Ой, батюшки! - Надо енту… милицию звать. - Не милицию, а полицию. Отстала ты от жизни, Афанасьевна. - Дык один хрен, милиция, полиция. Звали ужо енту помилицию. Милицанер сказал: не шумит по ночам, не убивает никого? Дык состава преступления нет. Вот как пришибет кого, тады и обращайтесь. Так-то наша милиция нас бережет. - А я, бывалоча, иду, а ён… - Ну и соседи у тебя! - я влезла обратно, - Прямо готовый материал для реферата на тему «Кому на Руси делать нечего» или «Влияние отсутствия личной жизни на богатство фантазии». - Скорее уж материальчик для кое-какого анализа, - язвит Эрик, - Тебе какой чай: черный, зеленый? - Зеленый, пожалуй. Через несколько минут мы сидим за столом, и я наслаждаюсь волшебным ароматом чая. Моего любимого, с жасмином. - Вкуснотища. Вот уж не думала, что можно так соскучиться по чаю, - со вздохом отрываюсь от чашки, - У Мири пьют или кофе, или колу, или вино. - Что за Мири? – лицо Эрика приобретает выражение заинтересованности. - О, она… такая…, - силюсь подобрать слова, - очаровательная! И кстати, Старшая Хранительница Москвы. - Мэр, что ли? Вроде у вас мэр мужчина. - Да нет же! Не обычный хранитель, а магический. Ты знаешь про Семь Башен? - Допустим, - Эрик неопределенно качает головой, - буду благодарен, если ты освежишь мои познания. Как я жалею, что я – не Мири! Мне отчетливо недостает ее красноречия, ее логики, ее умения увлекательно строить повествование. Мой рассказ больше напоминает ответ не слишком твердо знающей тему, но восторженной ученицы на уроке у любимого учителя: - В общем, существуют Семь Башен. Те самые высотки: на Пресне, на Котельнической набережной, на Красных Воротах, Университет и это… гостиница какая-то, я забыла. Под этими Башнями находятся особые энергетические точки Москвы. Кажется, там закопаны какие-то древние артефакты, не знаю, какие, уточню у Мири, ладно? Так вот, между Светлыми и Темными идет борьба за обладание Башнями. То есть, артефактами. То есть… ну, в общем, если победят Светлые, то они смогут управлять энергиями всей Москвы. А если Темные… будет очень плохо. Всем. - А тебя не смущает, что на этих самых Башнях коммунячьи звезды? – спросил Эрик, когда я закончила свой сбивчивый рассказ. - Ну… - сосредоточенно рассматриваю свое отражение в чашке, - так это дело временное, снимут их рано или поздно. У нас в Питере тоже не сразу руки дошли… - Не о символике речь! – в глазах Эрика промелькнула тщательно скрываемая ярость, - Построены они были когда и кем? Если уж ищете источники Света – почему не более старинные здания? А в самом деле – почему? Мне как-то и в голову не приходило. Вот же Эрик, умеет одним вопросом разрушить любую старательно выстроенную конструкцию. - Так тогда же тоже маги были, - невнятно бормочу, стыдясь своего непонимания, - Может, они построили такие… эти… ретрансляторы энергии? Им же тоже светлая энергия была нужна. - Зачем? – Эрик буравит меня взглядом. - Как зачем? Без светлой энергии жить невозможно. Я вот подумала: может, именно поэтому люди в СССР считали себя счастливыми, хотя жили в ужасных условиях? Такая себе иллюзия счастья… - Да какое счастье в этом проклятом совке?! О народе тогда никто из партийной верхушки не думал. А вот о себе они позаботились, да. Эти, как ты говоришь, ретрансляторы выкачивали из города энергию, которая доставалась советской «элите». Так что, мы имеем дело с исключительно темной магией. - Но сейчас Союз рухнул, и энергия стала доступна всем, а не только кучке власть имущих, - уверенно возразила я, - а чтобы никакие… ммм… нехорошие существа не тянули к ней лапы, есть мы – Хранители. Которые следят за тем, чтобы Тьма не запустила свои щупальца в Москву. - Хм… дело-то благое, но видишь ли… не все так просто. Важно не только качество энергии, но и ее источник, и то, в чем она помещается. Ты же не станешь пить чистую воду из грязной чашки? Ретрансляторы, построенные недобрыми людьми с самыми злыми намерениями – лучшее ли место для того, чтобы черпать Свет? - Тогда почему Мири и… другие используют именно Башни? Они москвичи, не могут не знать истории… - Потому, Каролька, что так проще. Что на поверхности, то и берут. Советская эпоха – самая «свежая». И, увы, слишком идеализированная во многих умах, постоянно пополняемая мифами и ложной памятью. Сомнительный источник, не находишь? Зато на поверхности, вот и черпают все, кому не лень. Каролька… кроме Эрика, так меня называла покойная бабушка-полька. Мне нравится, когда он так говорит. Что-то теплое, родное чудится в этом звучании. Хотя я сама привыкла называться Линой. - А до более глубинных источников добраться можно? - Можно. Но очень сложно. Надо хорошо знать историю, иметь особое чутье… Представляешь, сколько энергетических пластов у Москвы, которая существует не пятьдесят, не сто, а много сотен лет? У Петербурга тоже гораздо больше, чем жалких триста лет, о которых нам говорят учебники. У Парижа – около двух тысяч лет, у Рима – и того больше. Можешь себе представить, как трудно всколыхнуть все эти пласты, пробраться в самую толщу лет… В кармане назойливой мухой вибрирует телефон. Вытаскиваю, хватаюсь за голову – семь пропущенных звонков! Все от Мири. И на счету, как назло, ноль. - Мне пора бежать! Я обещала… теперь Мири мне точно голову открутит. - Не открутит, пусть только попробует. Скажешь, встретила старого знакомого. Только в подробности не вдавайся. Пойдем, провожу тебя до метро. По пути мы продолжаем беседу. Я рассказываю, как познакомилась с Мири, как она играла Финрода, как увидела во мне Финдекано, как я сама впервые в жизни что-то Увидела… Эрик слушает внимательно, не перебивая, без колкостей и ухмылочек, иногда задает вопросы, от банальных житейских вроде того, на какие деньги я живу в чужом городе у чужого человека (это Мири-то мне чужая?!) и до того, какие ощущения я испытала, когда увидела тот образ всадницы с мертвым воином, что перед этим делала и говорила Мири, и сколько вина мы тогда выпили. Про вино он зря: уж я-то уверена, что мое видение не было порождением пьяного мозга. Правда, сравнивать мне не с чем, но… я точно знаю, что увиденное было правдой. - Все, мы пришли, вот твое метро, - Эрик махнул рукой в сторону подземного перехода, отмеченного большой красной буквой «М», - если что-нибудь от меня понадобится, позови, и я приду. - Ага, диктуй, - достаю телефон, готовясь записать номер. - Ты не поняла. Просто позови по имени. Я услышу. - Хорошо… а вообще, приходи как-нибудь в гости, познакомишься с Мири и остальными. Твои советы нам бы очень помогли. А может быть, захочешь присоединиться к Хранителям? С тобой нам никакие Темные не страшны. - Будет видно. И прошу, будь осмотрительна. Москва – не Петербург, здесь слишком много… Кого именно здесь много, я не услышала, потому что телефон затрезвонил в очередной раз: - Мири, солнышко, прости, пожалуйста, - скороговоркой затараторила я в трубку, - я тут совершенно случайно встретила родственника из Питера, мы заболтались, я скоро буду, про курицу помню… - Это не Мири, это Сех, - ответил звонкий девичий голосок, - приезжай скорее, есть важные новости. - А где Мири? - Отдыхает. У нее только что был поединок воли с Морниэ. - Уже бегу! - и я, махнув на прощание Эрику рукой, побежала вниз, перепрыгивая через две ступеньки.