Отдушина

— Привет, создательница! Как прошел твой день? Все ли удалось? Сдала экзамен? Что не получилось? Ой-ой! Не плачь, вон уже мой диван поплыл. Ну, давай успокоимся. Дыши ровно и глубоко. Может пакетик?       Девушка немного успокаивается. Вытирает с щек слезы. Ящик стола открывается с жутким скрипом, барабанная дробь карандашей на деревянной столешнице и финальный стук ластика. Канцелярский нож выплевывает осколки графита. — Правильно, правильно. Давай, выплесни всё на бумаге. Зачем мы будем жалеть о мимолетном? Тут у нас сюжет не закрыт, читатели уже вопят, видела бы ты твиттер. Кстати, мне бы руку дорисовать, с культей, конечно, жить можно, но грустно. И не обязательно.       Карандаш оставляет на бумаге черные полосы. Они не похожи на своих предшественников, те росчерки, словно взмахи пера, в них легкость и радость, здесь более мягкий стержень, но его линии мрачнее, тяжелее. — Ой, спасибо, хозяюшка. Вот теперь и маникюр не помешает, а то по плану у меня вечер с Евой. Не могу же я принимать гостей с вином, но без марафета, правильно а, создательница? Ну-ка, посмотрим, что там у нас по вину. Слушай, конечно сжульничаю, но помоги по-свойски, какое она больше любит: белое или красное?       Девушка кусает губы. Нет, не может она писать свою историю как задумано. В груди всё ещё полыхает и рвёт, и ни при чём тут учебный завал. Предательство жрёт душу. Змея оставила укус напротив сердца, похитила крохи тепла и исчезла, словно утренняя дымка над сосняком. — Ну что, в ванну? Наконец-то, а то такая жара на улице, ты не поверишь, хотя чего это я. Ты же и придумала. Что? Ладно, возьму.       Карандаш скачет по листу, словно дикий мустанг под индейцем. — Ой, создательница надеюсь, это черновик. Ну не такая же у меня челюсть тяжелая, в конце концов. Так зачем мы ножницы с собой взяли, неужели будем вырезать оригами из клеёнки. Ха-ха. Волосы? Что-то я не уверенна, давай лучше к парикмахеру. Вот, помню, на сотой странице ты набросок салона делала, пошли туда, до прихода нашей «гостьи» ещё часов пять по сюжету, успеем. Тем более, пока стрижемся, можем устроить диалог с парикмахером, как раз раскроем наше отношение к той ситуации с Мирабель. Ну чего?       Художница замирает. Поддаться эмоциям, выпустить гнев, как бумажный фонарик с пожеланиями? А, к черту! — Ладно, ладно, только не злись. Сами так сами. Чик. Чик-чик. Надо бы еще сыру купить, она же такая мышка. Ой! Создательница, я знаю, что по задумке я не очень аккуратная, но резаться при стрижке - это уж слишком. Не дуйся. Да ну тебя!       Летят минуты, секунды растянулись в анаконду. — Довольна? Теперь я похожа на пугало. Как мне показаться перед Евой? Проклятие. Скажу, новый стиль, может и не отхлещет по щекам. И кстати, что с тенями? А, это новая бумага. Слушай, я не против экспериментов, но тебе не кажется, что черный фон как-то мрачноват для нашей истории? Нет? Хотя согласна, на нем и я смотрюсь краше, но вот взгляд у меня не такой угрюмый, не привирай.       Художница улыбается. Вот так-вот так. А тоже бы сделала и с ней, с предательницей. Тонкие пальцы сжимают карандаш, белый грифель рвет бумагу. — Осторожнее! Уф, чуть ли не зацепила. Ванна теперь не краше помойки. Целый лист перерисовывать придется. Я все понимаю, но давай от идеи с прической и порезом откажемся, а? Что-то ты разогналась. Что? Нет! Не полезу я туда, ты с ума сошла? Блин, а если там чудовище? Я не трусиха, но лезть в замирье не хочу, да и края у этой рвани острые. Ага, там улица. Быстро ты дырку подправила. Да тут же десятый этаж!       Музу гнева не остановить. Горячая голова, раненное сердце, безжалостные наброски. — А рисовка-то совсем упала. Как и я. Ха-ха. Произвол художника? Внимание, падение с высоты для главной героини не летально, скоро начну летать и отбивать сережками пули. Бр-р-р-р. Дождь-то за каким дьяволом, пять минут назад лето, солнце, пляжный сезон между прочим. А? Вечер?! Создательница, да там же Ева скоро будет. Давай, вертай меня назад. Проклятье, порез-то болит. Я и обидеться могу. Ох, ну и паршиво отрисованы задники…       За окном теплый вечер, за сердцем холодная пустота. — Ну чего, перебесилась? Ты давай, создательница, не горюй, уж помучились мы с тобой, может по старинке листы выбросим? А то смотри, я уж выгляжу как наркоман. О боже, ну и вонь. Переулок третьей улицы. Зачем ты меня сюда привела? Дилер?! Хозяйка, да ты чего, у нас же романтическая история, не хочу я в социальную драму. Нет! Даже в гестапо иглы прямее были… Ох, как же хорошо. Бл*. Создательница, это получше всего, что ты со мной делала, только я же спортсменка, руки не дрожат, да и вены у меня не такие выпуклые. Хе-хе. Похожи на мармеладных змеек. Блин, что он хочет? Деньги? Ну да, в сумочке были. Как нет сумочки? А чего это на мне за тряпки? Я такую безвкусицу в жизни не надела бы. Ай! Ах ты с*ка. Больно-то как. И холодно. Пошла ты! Вот сейчас отдышусь, уж слишком сильно он меня приложил, и домой двину, тебе меня не остановить! Проклятье, какая же вонючая лужа. Надеюсь, успею отмыться.       Слезы навернулись на глаза художницы. Уж совсем поплыла история, но злоба клокочет внутри, требует выхода. Проклятый телефон орет. Заткнись! — Как же больно. Ну, давай, еще чуть-чуть, проклятье. Вижу дом. Как тебе там, а создательница?! Натешилась? Что это за свет? Эй, уроды не светите в глаза! М, копы. Забирают. Фу! Он меня лапнул! Да что же ты делаешь, с*ка, остановись. Больно! Холодно. Никогда не думала, что в камере будет настолько холодно. Создательница, ну зачем было доводить до этого? Проклятье. Зубы болят. Зачем сегодня столько побоев, почему ты это начала? Нет! Ломка, уже?!       Ненависть, ненависть, ненависть! Злоба застилает глаза, но руки привычными движениями пишут историю. — Как же плохо. Скрипнула дверь, шаги. Опять будут бить? Хм, знакомый голос. Ева?! О создательница, спасибо. Спасибо, боже. Как же она красива. Честно скажу, великая, она твое лучшее творение, и порой я чувствую себя Каином, хоть и не совершаю гнусный грех, но страшусь её коснуться. Она же сейчас ко мне подойдет и обнимет. Счастливый конец. Ева заберет меня из этого гадюшника, перевяжет раны, запишет на реабилитацию и через пару месяцев наш ужин состоится. Мрачноватая кульминация, но счастливый конец. Как противно скрипит клетка камеры. Иди же ко мне, мой свет, забери меня. Что? Подожди! Нет! О проклятье, прости меня, Ева. Создательница, за что?! Я не хотела, о нет, любимая, что с твоим лицом? Прости меня. Я не хотела. Это не я! Прошу, не смотри на меня так, не бойся, не мои руки били тебя, не я кричала про тебя страшное. Это все она. Стой! Не покидай меня. Не покидай меня, Ева, не покидай… Создательница… Я. Ненавижу тебя.       Художница откинулась на спинку стула. За окном уже стояла ночь, спина ныла, руку свело от долгой работы. Отвратительная история. Девушка встала из-за стола. Зазвонил телефон. Снять или не снять? Двенадцать пропущенных вызовов, на экране такое знакомое лицо, она пыталась дюжину раз поговорить и вот «чертова» попытка. Ладно, выслушаем. Минута - крики, две - горький плач, десять - судорожные, летящие слова, час - она в квартире с цветами.       За окном густеет тьма. Дом засыпает, его глаза-балконы затухают, и лишь в одной квартирке настольная лампа освещает две фигуры, что словно несчастные помпейцы плачут в объятиях друг друга. Счастье вернулось в дом робким котенком. А что рисунок? Его листы сгорят в пламени свечи, и завтра странички скажут. — Привет, создательница!