Неделя

      30 декабря. Преддверие Нового года. Люди спешат куда-то, покупают своим родным и близким подарки, ждут чуда и занимаются прочими приятными делами. Вот только мне от очередной смены цифр на календаре было ни жарко ни холодно. Не то что бы я был совсем уж законченным мизантропом, вот только последние новости с фронта получения мной высшего образования были отнюдь не радостными. Еще утром мне позвонили из деканата и уважаемая госпожа замдекана донесла до меня информацию о том, что я полный разгильдяй, безответственный и непорядочный человек, расист, убийца Джона Кеннеди, а напоследок, как могильной плитой, придавила известием о том, что я отчислен за не посещаемость и пожелала счастливого весеннего призыва. Вставить хоть слово в свое оправдание в эту тираду я не успел, да и не было у меня никакого оправдания. Разумеется, можно было подкупить врача в больнице, дабы получить справку о том, что я весь семестр страдал от цирроза печени, или еще какого-нибудь страшного и неизлечимого заболевания, вот только этот выход не для меня.              Теперь, забрав все документы, поданные при поступлении, я иду по вечерней улице, смотря на радостные физиономии прохожих. Впрочем, далеко пройти у меня не получилось - сказалась давняя травма ноги, поэтому на ближайшей автобусной остановке я сел на скамейку и вытащил из кармана армейского бушлата, купленного по дешевке в военторге, пачку "Примы". Закурив от дешевой турецкой зажигалки, я принялся ждать свой 64-й, хотя, в принципе, и на 58-м можно было доехать до съемной квартиры, в которой я жил уже около двух лет. Обходилась она мне недорого, так как находилась не в центре, а в обычном спальном районе, полном различных люмпенов, да и до метро было далековато. Автобуса все не было и не было. Я с усмешкой вспомнил учебу в начальной школе, когда я еще жил в провинции, и когда мой дом и школу разделяло расстояние в 39 километров, а единственный автобус ходил ранним утром и поздним вечером.       Докурив, я бросил окурок в урну, и уже собрался добираться до дома на своих двоих, но подъехавший автобус не дал этому осуществиться. Приглядевшись к нему повнимательнее, я удивленно присвистнул. Автобусом оказался старенький "ЛиАЗ-677". М-да, вот так раритет. Помнится, в детстве мы с друзьями любили играть в остове этого творения советского автопрома, но вот ездить на таком мне не доводилось. Проржавевшие почти насквозь двери с характерным звуком открылись. Я вошел в салон и сел на продавленное сиденье у окна. Вставив наушники в уши и включив музыку, я закрыл глаза и откинулся назад. Не слишком известный певец армянского происхождения пел про зомби, играющего на трубе, имя которого никто не мог вспомнить. Я не заметил, как сон коварно подкрался ко мне и заключил в свои цепкие объятья.