***
Он не понимает, что смущает его в этом новеньком. Он не понимает, почему при виде латиноса у него внутри вскипает необоснованная ярость. И, в какой-то момент, наблюдая за ним со стороны, он ловит себя на мысли, что был бы счастлив, если бы парень ушел и не вернулся. И он даже начинает думать о том, как помочь ему с этим, но во время одергивает себя. Лопез ничего ему не сделал, он не заслужил такой неуемной ненависти, и Пол давит в себе это чувство, наперекор ему, он пытается подружиться с этим парнем. Хотя в глубине подсознания все еще ворочается мысль о том, что все не правильно. Что-то не так и это не дает ему покоя. Это не дает ему покоя ровно до тех пор, пока он, абсолютно выдохшийся, но счастливый, не целует влажную загорелую кожу с вышитым на ней именем. Своим именем. И в тот момент, пока он вглядывается в очертания темно-красной отметины, до него, наконец, доходит, что не так. Его имя можно читать по разному. Да и не его оно вовсе. Его зовут иначе. Иисуса бросает в холод от этой сформировавшейся мысли. Он думает, что это какая-то шутка, они вместе уже два года, их имена появились незадолго до знакомства, почему же сейчас, спустя такое количество времени, появляется кто-то еще? Может, это просто ошибка и Хесус не имеет к этому вообще никакого отношения, но Полу становится страшно. А Лопез же лишь продолжает искоса наблюдать за Диксоном, иногда делая неловкие попытки сблизиться, на что Дэрил чаще всего реагирует резко и грубо, отталкивая парня от себя и заставляя того убедиться, что где-то на небесах ошиблись в составлении списка. Хесус думает, что это какой-то прикол, странный замысловатый подвох судьбы, потому что ему не нравится человек, чье имя он носит. Он ему не нравится, он его пугает и отталкивает, но имя под кожей исправно жжется, стоит только парню оказаться рядом с арбалетчиком. По его мнению, это какое-то издевательство, они не подходят друг другу и он не понимает, почему небо решило, что они должны быть вместе. Он не запаривается насчет их отношений с Иисусом, потому что знает, если что-то предопределено Богом, то оно случится, но он чувствует себя третьим в какой-то замысловатой головоломке, пока не узнает, что Иисус это прозвище. В этот момент Лопез почти слышит, как что-то внутри него лопается, он начинает чувствовать Диксона и это пугает его еще больше, зато Ровиа как-то сразу перестает быть проблемой. Дэрил же молча уходит или хамит, все так же не подпуская к себе на пушечный выстрел. И Хесус думает, что тот либо нарочно тупит, либо просто на самом деле не догоняет сложившейся ситуации. Но Диксон знает, знает с того самого момента, как Пол едва заметно вздрогнул, услышав собственное имя на чужом языке. Дэрил видит потом, как что-то неумолимо гложет Иисуса, он становится все более мрачным и закрытым, сам начинает сторониться его и, видя невысказанную печаль в зеленых глазах, он решает накласть на всех Богов, на судьбу, провидение и всех прочих участвующих в этом цирке уродов, просто потому, что он сделал свой выбор. Это то, чего он хотел. Он не отдаст это, не предаст это и менять ничего не будет только по прихоти какого-то там Бога, в существование которого он даже не верит. Ему плевать, что там думают эти двое, но он уже выбрал своего человека, предназначен он ему или нет, даже если нет, он все равно будет отстаивать свое, идти наперекор судьбе и столпам мира, но только он решает с кем ему быть. И Диксон изо всех сил старается оттолкнуть Хесуса, чтобы у Иисуса не возникало и мысли о том, что он может от него отвернуться. Он всегда идет за ним, он всегда рядом, он всеми силами пытается показать Полу, что он всегда будет с ним, потому что Ровиа, как-то раз увидев вышитое кровью имя «Дэрил» на предплечье Лопеза, уже не верит в это. Он уже не верит ни во что, появляется чувство, будто его обманули, какой-то детской уловкой, и выставили его позор на всеобщее обозрение. А то, что все прекрасно видели, что происходит между ними тремя, Иисус не сомневался, благо, друзьям хватало ума молчать об этом и лишь Тара как-то то ли в шутку, то ли серьезно предложила вырубить Хесуса и вывести куда-нибудь подальше. Все становится совсем откровенно хреново, когда Дэрил, проснувшись как-то утром, не обнаруживает Пола рядом с собой. Обычно тот спит дольше него, вскакивающего едва забрезжит рассвет, но сейчас вторая половина кровати пуста и на ней ни единого намека на то, что тут был кто-то еще. Ни единого намека на присутствие в доме второго не обнаружилось и в шкафу. Диксон сидел один в доме и не понимал, как такое вообще могло произойти, словно никогда никого и не было. Куда смылся Иисус выясняется только час спустя, весь час Хесус неотрывно бродит за Дэрилом. За пытающимся из последних сил сдержаться и не набить морду неплохому, в общем-то, человеку Дэрилом. Он не виноват, никто из них не виноват, виновата глупая судьба, которая решила по своему, которая, видимо ужравшись в ноль, решила, что так будет забавно. Да только Диксону нихрена не смешно, и он все же бьет Хесуса, когда тот рассказывает, что они с Ровиа поговорили. Они поговорили и пришли к выводу, что так будет лучше. Потому что Иисуса на самом деле зовут Пол, потому что его отметина не там, где у Дэрила, потому что Хесус явно принадлежит ему. Вот тогда арбалетчик не выдерживает и со всей силы бьет парня по лицу. Ему плевать, что они там надумали. Ему плевать, что они там решили. Ему плевать, как распорядилась судьба. Потому что он единственный кто управляет своей жизнью. Ровиа ожидаемо находится в Хиллтопе, неожиданным лишь для Диксона является то, что парень кажется вполне себе счастливым. Во всяком случае, он искренне смеется, стоя рядом с каким-то незнакомцем и сжимая двумя руками свой плащ. Дэрил устал, поселение находится вдали от его общины и постоянно растущая нервозность никак не играет ему на руку, он выглядит откровенно жалким и растерянным под невероятно удивленным взглядом Иисуса, незнакомец с непониманием косится в его сторону. И тогда в голове арбалетчика звонко, словно струна, что-то лопается. Он видит удивленный зеленоглазый взгляд, но не чувствует. Ни черта не чувствует. Никакого отголоска. Ему кажется, что он в одно мгновение ослеп или оглох, или даже и то и другое одновременно. И реднек догадывается, что скажет Иисус до того, как тот это произносит. «Его зовут Дэрил». Естественно, его зовут Дэрил. Иначе и быть просто, блядь, не могло. Диксон безэмоционально смотрит на своего тезку, у него светлые волосы, загорелое лицо и точеные черты, он тот самый парень, которых любят помещать на обложки всяких тупых журналов типа Менс Хэлс. «Ты ничего не потеряешь, если останешься с ним, он молод, он симпатичный, и… его действительно зовут Иисус», — бормочет Пол, пытаясь оправдать охотника, на деле же, Дэрил думает, что он пытается огородить себя. Типа, я не виноват. Твой появился раньше моего. — «Видимо, именно это и есть судьба, да?» — с грустным смешком заканчивает Ровиа, реднек не слышал и половины той тирады, что влил ему в уши парень, так что он просто молча кивает. Если это судьба, если вот так должно быть, если он ничего не теряет, если он только наоборот находит что-то свое, родное, то, что должно принадлежать ему, свою родственную душу, то какого ж черта ему сейчас кажется, словно у него отобрали все? У него отобрали жизнь, отобрали любимого близкого человека, отобрали семью и дали взамен какую-то пустышку. Дэрилу не хочется кричать, не хочется крушить что-то в ярости или даже плакать. Он абсолютно опустошен. И единственное, чего ему хочется — это упасть. Просто лечь где-нибудь и лежать так до тех пор, пока сердце не перестанет биться. Пол улыбается, извиняясь, он тоже не чувствует. Ни хрена не чувствует и от этого ему еще больнее. И он устал утешать себя тем, что так будет лучше. Так будет лучше для него. Он уверен, что никогда не сможет больше полюбить кого-то так же, даже если этот другой парень предназначен ему, о чем явственно говорит метка на ключице с его настоящим именем, которое уже мало кто помнит. И единственное, чего хочется Иисусу — это умереть. Прямо сейчас, просто умереть, чтобы не знать, как там дальше, что будет, как у них все будет хорошо, как они будут вместе и как потом будет счастлив с кем-то другим его Дэрил. Как будет любить кого-то другого человек, которого так сильно сейчас любит он. И Ровиа улыбается, сглатывая вставший поперек горла ком, говорит что-то про то, что зря Диксон приехал. Они ошибались, это бывает, у них обоих другая судьба и теперь все правильно. Теперь все будет хорошо. Да только Дэрил не видит на горизонте ничего хорошего. Ему хочется вернутся в Александрию и убить паренька со своим именем за то, что он все разрушил.***
Пол захлебывается слезами, вжавшись в стенку трейлера и теребя в руках крестик на простенькой цепочке, первые полчаса он пытался успокоить себя тем, что Дэрил будет счастлив. Обязательно будет, теперь-то уж точно. Реднек уехал так же, как и приехал. Молча, так и не сказав ни слова, отчего Иисусу стало еще хуже. Ему хочется вернуться назад, остановить Диксона, сказать, что он просто придурок, который все сам себе испортил, попросить прощения, упасть на колени, что угодно, лишь бы ему позволили вернуться. Но он понимает, что нельзя. Бог решил иначе или рок, он не уверен в том, кто раздает людям имена, но он уверен, что не может пойти против этого. Рано или поздно, они все равно бы встретились и Дэрил все равно остался бы с другим. С тем, кто ему предназначен. И Пол снова оказался бы один. Он всегда был один и, наверное, это — его судьба, потому что парень, с таким родным для него именем, не вызывает никаких эмоций, кроме желания послать к черту. «Если это он, а не я, то как я могу противоречить этому? А что если с ним Дэрил будет счастлив? Что если он полюбит его сильнее? Что если с ним он должен провести свою жизнь? Не важно, что будет со мной, но если он будет с ним счастлив, то он должен быть с ним!» Но почему тогда больно мне?..***
Щурясь, Диксон смотрел на въезжающий в Александрию Хиллтоповский пикап. И не то, чтобы он был в числе встречающих, нет, он прекрасно понимал, с кем может здесь столкнуться, просто сейчас им с Аароном нужно было выезжать и пикап на пороге это вообще не то, что хотел бы сейчас видеть Дэрил. Старый японец уверенно объехал их седан и остановился в нескольких метрах позади, Аарон перекинулся с Риком двумя последними фразами, когда Дэрил почувстовал. Словно хороший такой подзатыльник, заряженный от души, и последующую после него опоясывающую головную боль и писк в ушах. Арбалетчик ошарашенно обернулся, тут же сталкиваясь взглядом с замершим возле пикапа Иисусом. Появилось ощущение, будто его бьют в какой-то ментальной драке, он напряженно смотрел на прищурившегося и заметно похудевшего парня, чувствуя, как ребра все сильнее сдавливает от боли, мешая нормально дышать. Обреченность, усталость, тоска, все это смешалось в какой-то жуткий захватывающий торнадо, стискивающий его все сильнее и одновременно будто пытающийся разорвать на части. В глазах потемнело, Дэрил резко тряхнул головой и, бросив последний быстрый взгляд на так и стоящего на одном месте парня, забрался в седан. Стоило ему завести машину, как его накрыло второй раз. Глупая щемящая нежность, беспокойство, толика радости и несчастная, болезненная, но всепрощающая любовь. Диксон закрыл глаза и тихо пару раз вздохнул. — К черту судьбу, Дэрил, — пробормотал Аарон куда-то в сторону. Реднек покосился в боковое зеркало и коротко кинул: — К черту.***
Пожалуй, все пошло не так, когда он пустил Аарона вперед. Или еще раньше, когда он вообще взял его с собой. Поддался на уговоры друга и обещания жестокой расправы Рика, если Диксон снова свалит за периметр один. А может, все пошло не так, когда он молча развернул байк на сто восемьдесят градусов и крутанул ручку газа до упора? Или когда решил забрать с собой парня с дебильным испанским именем к себе в общину? Или все же задолго до этого, когда вместо того, чтобы закинуть придурка, мнящего себя Иисусом, на дерево, они с Риком посадили его к себе в машину? Дэрил не знает, когда именно все пошло не так, но сейчас он тащит на себе отрубившегося от потери крови друга до места, в котором он никогда не хотел бы снова побывать. Потому что он не хочет видеть, как самый некогда близкий ему человек счастлив с кем-то другим, но не с ним. Арбалетчик не чувствует боли в собственной, разодранной почти в клочья колючей проволокой, ноге, но это адреналин и это пока что. Он не чувствует горячей, стекающей по нему, как кажется, со всех сторон крови. И они наверняка охренительная приманка для всех ходячих за лигу вокруг. И он не представляет, с чего вдруг Господь решил расщедриться на такое чудо, но до брошенной ими на дороге машины они добираются без приключений. Диксон устало закидывает Аарона на заднее сидение, он не может делать это осторожно, потому что в глазах уже, если честно, пляшут блики, а руки трясутся от тяжелой ноши, но он быстро проверяет пульс у друга на окровавленной шее и облегченно, насколько это возможно, выдыхает, чувствуя слабые толчки. Он не может потом вспомнить, как добрался до высоких деревянных ворот, и он точно не вспомнит, что отключился, за несколько метров до них, тупо врезавшись в забор. Единственное, что приносит облегчение, это сон. Долгий, долгий сон, который весь наполнен какими-то эмоциями. Сначала страхом, жутким изводящим страхом, потом легким сквозным облегчением и радостью. Позже ожиданием и твердой решимостью. Когда же он, наконец, открывает глаза, то видит перед собой голубовато-белый потолок медицинского трейлера. Видит капельницу и идущую от нее трубку к покрытой царапинами руке. Видит плотно сомкнутые жалюзи, железный белый стул, узкие плечи, обтянутые плотной толстовкой, и спутавшиеся длинные грязные русые волосы. Дэрил с едва различимым стоном приподнимается на локтях так, чтобы это было максимально не заметно спящему. Ровиа спит на стуле, скрестив руки на краю койки и положив на них голову. Реднек, косясь, потянулся к бутылке с водой, но все равно пропустил момент, когда Иисус проснулся, потому что не увидел, а почувствовал. Накрывшую его с головой волну. Радость, счастье. Он встретился взглядом с зелеными сонными глазами и вот тогда-то и пришла боль. Жгучее душераздирающее чувство безграничного отчаяния. Словно его вдруг заперли в темную клетку из которой, как он точно знает, нет ни единого выхода. Нет, не было и не будет никогда. И конца не будет, будет только клетка. Четыре черные шершавые стены, черный же потолок над головой и влажная мерзкая земля под ногами. От дикой рези в груди захотелось закрыть голову руками где-нибудь в углу и умереть, как можно быстрее умереть, чтобы перестать чувствовать. На осознание того, что это не его ощущения и эмоции ушло несколько невероятно долгих секунд под чужим пристальным взглядом. — Аарон… — хрипло пробормотал Диксон, как только к нему вернулась возможность дышать. — Он в порядке. Жить будет, пара переломов, пара швов на голове, но все будет хорошо, — утвердительно кивнул Иисус, мужчина лишь поджал губы и промолчал. — Я надеюсь, ты счастлив, Дэрил, — бросил Пол, прежде чем подняться со стула и направится к двери. — Это выбор, — кинул ему в спину Диксон, Ровиа удивленно обернулся. — Что? — Ты сказал, что это судьба, но ты не прав. Это всегда выбор, и я просто хочу тебе напомнить, что эту боль ты выбрал сам, — зло прищурившись, закончил Дэрил, на секунду глаза Иисуса испуганно расширились, прежде чем он так же, как охотник, настороженно прищурился. — Откуда ты..? — Я чувствую тебя, — зло и медленно, протянул реднек. — Это невозможно, — мотнул головой Пол. — Я чувствую. Тебя. Всегда. — Ровиа растерянно заозирался и сдавленно сглотнул. — Я не твоя пара, Дэрил. И ты — не мой. Это невозможно, — ответил он, прекрасно зная, что это ложь. Потому что он тоже чувствовал, сначала, когда клеймо только появилось, это было лишь смутное ощущение, позже, когда, наконец, встретились, это превратилось в навязчивые видения. Но сейчас он всячески пытался убедить и себя, и Дэрила в обратном. — Просто… Что если тебе будет лучше без меня? — Ты... — Я люблю тебя, — вдруг выпалил Иисус и сжал челюсти, тут же опуская голову и тихо выдыхая. От боли в груди, у Диксона в ушах противно запищало, а перед глазами потемнело. — Я люблю тебя. И я просто хотел, чтобы ты был счастлив, — защищаясь, выдавил парень. — Я и был! — гневно выкрикнул охотник, противный писк становился все громче и сводил его с ума, ребра выламывали изнутри. Не выдержав, Дэрил вскочил с койки, тут же припадая на разодранную ногу, не обращая внимания на упавшую за ним капельницу и резь в руке, Пол дернулся к нему, подхватывая под здоровую руку и неожиданно оказываясь в крепких объятиях. Чувствуя чужую ярость, страх, исступление и боясь даже пошевелиться, потом, ощущая теплые, влажные от воды губы на своих, осторожно обнимал в ответ, помня о каждом синяке и ушибе, с затаенной злостью прикусывал чужой язык и подушечками пальцев мягко проходился по старым шрамам. С головой кутался в чужую злую страсть и источая нежную свою. — Я люблю тебя, и не важно, чье имя на мне написано, — стараясь сохранять голос ровным, произнес Диксон, Ровиа ткнулся макушкой Дэрилу в подбородок, прижимаясь еще ближе и, наконец-то, успокоенно выдыхая. — У меня с ним ничего не было. — Я понял. — Он меня бесит. — Я знаю. — И мы выгоним этого Хесуса… — Как скажешь, — чуть пожав одним плечом, отозвался Диксон, бездумно целуя русые пахнущие озоном волосы, Пол поднял голову и усмехнулся. — Дружеское напоминание: ты стоишь передо мной в одних трусах и наталкиваешь на неправедные мысли. — Озвучишь? — вздернув бровь, ухмыльнулся реднек. — Обязательно, как только перестанешь истекать кровью, — хмыкнул Ровиа, делая неловкую попытку вырваться из объятий, но в ответ на это Дэрил лишь прижал его к себе сильнее, выдыхая парню в покрасневшие губы: — Да и к черту ее!.. Пару лет назад, Пол принялся яростно доказывать всем и самому себе, что они предназначены друг другу. Теперь пришла очередь Дэрила доказывать ему, что он был прав. И он готов делать это снова и снова, если будет необходимо. Потому что он поверил.***
— Это, — указывая на растерянного латиноса пальцем, начал Диксон, — зовут Хесус, и это теперь твоя головная боль. Блондин удивленно покосился на смущенного парня, потом перевел взгляд на Иисуса и неуверенно выдавил: — Но моего зовут Пол, — снова поворачиваясь к реднеку. — Да мне насрать, — устало бросил арбалетчик. — Того, что зовут Пол, принадлежит мне, — Ровиа едва подавил рвущийся наружу смешок и поправил ворот рубашки, за которым крылся здоровенный красно-фиолетовый засос, застенчиво потупился и наградил Диксона укоризненным взглядом. — Тебе вот достается Хесус, отличный выбор, двадцать пять лет, без пробега по Латинской Америке, заодно испанский выучишь… — Я из Португалии, — обалдев от такого монолога, машинально поправил Лопез. — Да мне насрать, — повторил Диксон, презрительно фыркнув. — Да и вот вам карта, — вмешался Иисус. — Место называется «Королевство», да и у них есть тигр, и Король Иезекииль, короче, ничему не удивляйтесь, удачной поездки и все такое… — …А теперь пошли нахрен и чтоб я больше вас никогда не видел!