Wings.

Намджун любит вспоминать. Ходить по путям, заброшенным, — когда-то весьма оживленным, — квартирам, бассейнам, пустынным улицам и крышам высоток. Если честно, будь у него такая возможность, Намджун бы жил в своих воспоминаниях. Там — где они беззаботные подростки. Там — где Юнги не дерется с Чонгуком, не красит волосы во все цвета радуги, чтобы сбежать от себя, от донсэнов, не курит так, чтобы выплевывать легкие. Там — где Хосок и Чимин искренне смеются, поют и, — главное, — танцуют. Там — где Тэхен ночует дома, прыгает на столе в местной забегаловке и кидается картошкой фри. Там — где Сокджин был. Где Сокджин был с ним. Первое время Намджун пытается жить дальше: находит работу на заправке, пьет отвратительный дешевый кофе, размешивая пластиковой палочкой, а по вечерам гуляет по железнодорожным путям. Сокджин приходит в каждый его сон, каждую гребанную ночь — мило улыбается, смеется, ослепляет своей красотой, — но с рассветом уходит, оставляя Намджуна один на один с жестокой стеной реальности. В груди противно щемит, — сдавливает невидимыми тисками и грубо припечатывает внутренности к позвоночнику, но — Намджун держится. Механическим движением вставляет заправочный пистолет в бак дорогого автомобиля, следит за счетчиком и катает на языке чупа-чупс. — Сдачи не надо, — брезгливо фыркают из тонированного окна, швыряя помятые бумажки на грязный асфальт. Намджун провожает грубого клиента пристальным взглядом, от всей души и чистого сердца желая ему заглохнуть через пару кварталов, и выкидывает палочку от карамели в горстку омерзительных денег. Он хотя бы пытался. *** Намджун не самый старший и определенно не самый надежный — не с его руками из задницы и способностью ломать все, к чему прикасается, но — он чувствует ответственность за всех. Они по сути-то — жалкая горстка поломанных детей, и если раньше все, что страдало от рук Намджуна, легко чинилось Сокджином, то их побитые изломанные жизни так просто не исправить. Нечем, и, что более важно, некому. Намджун — и в половину не Сокджин, — натягивает маску былого веселья и — как может — склеивает их. Пытается. Выходит крайне паршиво. Тэхен ломано улыбается, смеется так, что вот-вот выплюнет органы, и встряхивает баллончик с краской. Намджуну бы остановить его, помочь, но — на Тэхена упал бетонный блок, он сломан, — Намджун не знает как чинить поломанных мальчиков. *** У Юнги в руках помятая пачка и металлическая зажигалка — подарок Сокджина. У Намджуна — надпись «парадайс» на толстовке, и это настолько иронично, что до слез — на рай их жизнь похожа меньше всего. Намджун не курит — бросил ради Джина, грызет дурацкие чупа-чупсы и смотрит с жадностью, как Юнги затягивается. — Скури уже хоть одну и не беси, — раздраженно говорит хен, кидая ему пачку. — А то чуть ли не жрешь эту сигарету взглядом. Намджун усмехается и крутит в руках зажигалку, бездумно щелкая, а после прикуривает, жадно — до сипа в горле, — затягиваясь. — Почему ты бегаешь от Гука? — спрашивает, наотмашь, как запекшуюся корочку сдирает. Юнги фыркает и шлет его нахуй. У Юнги выжжены волосы, легкие, а заодно душа. У Намджуна — ни капли мази от ожогов. Все равно не поможет. — Ты же любишь его, почему не держишься, — искренне недоумевает Намджун. — А почему ты держишься до сих пор? Намджун ответа не знает. Хватается из последних сил — за друзей, былое веселье, за образ Сокджина, что приходит в каждом блядском сне. Юнги хмыкает и уходит — очередная драка с Чонгуком, а больно, почему-то, Намджуну, — оставляя его одного со своим дурацким чувством ответственности. *** Их поезд ушел, и Намджун наивно ходит по путям, надеясь на него наткнуться, — натыкается на пьяного Тэхена, рыдающего в пустом грузовом вагоне и стирающего кровь с рук — точно краска, — пугает до дрожи в коленях. Намджун делает вид, что все в порядке. — Ты тоже скучаешь по нему? — давясь слезами спрашивает Тэхен, вытирая щеки и размазывая красные пятна по лицу. — Хотя о чем это я, конечно скучаешь. Намджун вздыхает и обнимает донсэна, помогая отмыться. — Он всегда со мной, — просто говорит Намджун. Тэхен взглядом просит не спрашивать — слезы по щекам, дыра на всю грудную клетку, — поломанный мальчик. Намджун просто треплет его по волосам и кивает. — Тебе нужно переодеться, — говорит Намджун. Тэхен облегченно выдыхает. *** Чувство ответственности камнем на шее тянет на дно и мешает сделать нормальный вдох. Намджун пытается дышать — покупает новую пачку, курит не меньше Юнги — задыхается, давится дымом, реальностью. Лежит на асфальте с Тэхеном и смотрит в звездное небо. — Как ты можешь жить дальше, зная, что его больше нет? Как ты живешь, когда он не с тобой? Намджун не живет — существует, присматривая за донсэном. — Ты тоже сможешь. Тэхен криво усмехается и смотрит на хена. — Он любит Юнги, хен. Любит, понимаешь? — А ты любишь его. Игра в загадки не имеет смысла — Намджун читает Кима, как открытую книгу. Тот и не скрывается, в прочем. Они разрисовывают стену желтой краской — Намджун следит за горизонтом — за собой уследить не может. Доверять ему такое — заведомо провал — не с его кармой. Синяя кожанка Тэхена сливается с блеском полицейских мигалок. — Выберемся, — шепчет губами Намджун. Но сам себе не верит. *** Залог за них вносит — неожиданно — Чонгук. — Я верну, Гукки, — обещает Намджун. Чонгуку плевать, если честно. Намджуну тоже было бы. Он за рулем — вместо Джина, но — никто не произносит вслух. Фото того, кто должен сидеть на его месте — пара сантиметров, только руку протяни — не поможет. — Едь быстрее, пока копы не заявились, — просит Юнги. У Чонгука — сквозное навылет. У Тэхена — кровавые мотыльки у ног Чонгука. У Юнги — пламя за спиной. Намджун вжимает педаль газа в пол. Хосока и Чимина они забирают из клиники — нагло вламываются, разбивают окно — у Гука явно проблемы с прицелом, за что и получает подзатыльник от Юнги. Намджун смотрит на облака и видит улыбку Сокджина. Они все еще — кучка поломанных детей. Но у Намджуна есть упаковка пластыря, скотч, суперклей и фото Сокджина у сердца. Он не самый старший и — определенно — не самый ответственный. Но — он склеит их.