Язычники

Нури держал небо в ладонях, а оно смешно бурлило, норовило выплеснуться и немного щекотало. Нури хотел смеяться, а небо выпускать не хотел, и потому сдерживался из последних сил. — Воспитатель Нури, вы слишком озабочены, — строго сказал ему Олли. Но глаза его смеялись, это Нури знал, даже не глядя на охотника. Да и зачем, если пёс Гром сидел напротив, и хвост его метался из стороны в сторону, и счастье было написано на всём псе. Пёс был счастлив, небо бурлило, и Нури чувствовал себя псом, небом и наполовину уплощённой гракулой. Чувствовать себя полноценно уплощённой гракулой не получалось, всё-таки гладили его не в четыре ладошки, а две. Хотя руки Олли были не чета лапкам акселератов из ползунковой группы, но Нури Метти полагал, что тут важно не качество, а количество. И гракула, будь она поблизости, непременно согласилась бы с ним. Нури раскрыл руки, и небо перетекло ввысь, звёзды немедленно стали ярче. — Олли, друг мой, скажи, ты всегда мешаешь тем, кто занят важным делом? — спросил он строго у Олли. Тот задумался на минуту, потом кивнул. — Если я не буду мешать тебе заниматься важными делами, то ты и сам можеь ненароком стать важным. А у нас уже есть лев Варсонофий. Мне кажется, что негоже такому замечательному льву лишаться какого-никакого, а статуса. — Да? — заинтересованно спросил Нури, — а чего бы такого лишиться мне в таком случае? — Для начала тебе стоит лишиться одежды, — серьёзно сказал тот, и Гром согласно гавкнул, а конь на всякий случай отвернулся. И Нури послушно лишился одежды, и Олли, и стало им так хорошо, что строгие волхвы лишь неодобрительно качали головами и затыкали вентам уши, хоть и были те далеко.