Тяжело быть папой

      Вечерний Лондон был по-своему прекрасен. Город будто начинал погружаться в сон. Людей на улицах становилось все меньше, хотя это и неудивительно. Большинство пряталось в теплых домах от мороза, который вечером наносил удар с новой силой. Но те, кто всё же был на улице, могли насладиться покоем. Мягкий свет фонарей придавал снегу некий оранжевый оттенок. Это создавало свой уют на улицах, что отмечали прохожие. Снежинки медленно кружились и оседали, и какому-нибудь романтику могло показаться, что они кружатся в танце. Возможно, это был вальс. Но мужчине, которого мы, собственно, ждем, было все равно, что происходило вокруг.

      Ни на первый, ни на какой-то другой взгляд он не мог показаться романтиком. Наоборот, внешность его была весьма отталкивающей: черная ряса, спускающаяся почти до самого пола и обвязанная длинной, широкой серой лентой через левое плечо, конец которой, несмотря на весь нелепый вид, был аккуратно завязан в узел на бедре. На голове его был большой черный цилиндр с длинной лентой, что змеей извивалась в густых и длинных седых волосах мужчины. Не менее чудаковатым выглядело его лицо, так как оно почти полностью было скрыто длинной челкой, из-под которой виднелся яркий, пересекающий правую скулу и уходящий к левому глазу шрам. Но что действительно пугало, так это его странная кривая улыбка, что ни на секунду не сходила с его губ. Обычные прохожие старались не проходить рядом и вообще не смотреть на него — им было жутко. А вот мы последуем за ним.

      Шел он быстро, явно куда-то спеша. На улице становилось все темнее, а количество фонарей вокруг уменьшалось. Район, по которому брел мужчина, был ему явно хорошо знаком, так как любой другой давно бы уже шел на ощупь. А этот идет уверенно, обходя полуразрушенные дома. Наконец, он остановился напротив небольшого невзрачного здания. Возле двери лежали гробы, что выглядело зловеще в этой вечерней полутьме. Он протянул руку к двери, чтобы ее открыть, и в этот короткий момент мы видим его длинные черные ногти, что окончательно отпугнули бы любого наблюдателя от этой необычной персоны. Приоткрыв дверь и заглянув внутрь, мужчина остановился и удивлённо осмотрел место, в которое пришел. Улыбка вмиг сползла с его лица. Потом он закрывает дверь и оглядывает здание снаружи еще раз, словно убеждаясь, не ошибся ли он адресом? Да нет, вроде всё правильно. Не очень большое одноэтажное здание, среднестатистическая дубовая дверь, возле которой прислонены к стене пара гробов, а один просто лежит. Тогда мужчина поднял взгляд на вывеску, что висела над дверью. «Undertaker» — гласила она. Мужчина тряхнул волосами. «Так, выходит, что всё правильно» — подумал он и, с намерением разобраться, вошел внутрь.

      А что же, собственно, было внутри? А было вот что: возле его стола на полу сидели трое ребятишек лет пяти-шести и играли с черепом, скорее всего искусственным, который ранее же служил подсвечником. Теперь же свечу нагло сняли и установили на стол, и ее воск спокойно растекался. Когда мужчине надоело смотреть на растекающейся и застывающий воск, он перевёл взгляд на человека, сидящего за столом.

      Это была женщина средних лет. Она вальяжно расселась на его месте, закинув ногу на ногу. Её взгляд желто-зелёных глаз показывал крайнюю уверенность в своих действиях. Также во взгляде проглядывалась какая-то заинтересованность, с которой она смотрела на вошедшего в дом. Мужчина более-менее пришел в себя и готов был задавать вопросы, и получать на них ответы, но его опередили.

— Я, полагаю, вы хотите знать зачем я к вам пришла и что здесь происходит? — спросила она, вставая из-за стола и подходя к мужчине.

      Теперь он мог более подробно увидеть её лицо. Оно было красивое, словно у фарфоровой куклы. Маленький носик, ярко красные губы, на которых было подобие улыбки.

Мужчина кивнул в знак согласия.

— Помните, вы когда-то приходили в детский дом для жнецов с желанием оформить опекунство над ребёнком? — спросила она.

После этих слов взгляд, которым мужчина на неё смотрел, сильно изменился. Вместо удивления и легкого любопытства в глазах промелькнула обида и злоба, а на губах — саркастическая усмешка. В памяти жнеца возродились все те события его жизни, которые связывали его с этой женщиной.

      Когда шинигами только поселился в этом помещении и повесил вывеску, говорящую о роде его новой профессии, он почти сразу почувствовал одиночество. Нет, раньше он, конечно, его тоже чувствовал, но не так сильно, как теперь. Тогда он решил усыновить мальчика, чтобы было не скучно, да и можно было передать свой опыт. А он у него был, и не маленький! Сказано — сделано. После принятого решения он сразу направился в детский дом. Но ему там отказали, даже не объяснив причину. Хотя все собранные документы были в порядке. Так он и ушел ни с чем, а на тех, кто ему отказал, затаил обиду. С тех пор прошло очень много лет, и вот директриса этого детского дома приходит к нему и напоминает о минувшем.

— Помню, — коротко ответил мужчина. Старая рана в душе начала вновь нарывать.

— Так вот, наш детдом закрывают, и мы в срочном порядке находим дом для всех детей. Вы возьмёте их? Все документы уже собраны, необходимы лишь ваша подпись и согласие, — произнесла директриса, чуть отходя и давая мужчине возможность увидеть детей.

      Они всё так же играли с черепом. Два мальчика и одна девочка. На первый взгляд они были довольно милыми.

— А почему целых трех? В прошлый раз вы даже одного не дали, — ехидно заметил мужчина.

      Женщина закусила губу и опустила взгляд. Наверное, она уже и забыла, почему отказала ему в усыновление. Воцарившаяся тишина продлилась недолго.

— Кто старое помянет, тому глаз вон… Ну так оставляете их у себя? — уточнила она, протягивая бумаги и ручку.

— А кто забудет, тому два, — дополнил шинигами шепотом и громче сказал: — Ну раз такое дело, то, конечно, оставляю, не выгонять же их! — он поставил подписи в необходимых местах.— Как их хоть зовут? — спросил мужчина, глядя на детей, но ответом ему была лишь хлопнувшая дверь. «Понятно, — подумал он, — значит она бы их у меня всё равно оставила». Мужчина хлопнул в ладоши, дабы привлечь внимание детей. Это сработало.

 — Как вас зовут?

— Уильям Теодор Спирс — с пола поднялся темноволосый мальчик в очках на вид шести-восьми лет. Остальные же молчали. Когда молчание, очевидно, затянулось Уильям продолжил. — Это Рональд Нокс, — он указал на рыжеволосого мальчишку на вид лет пяти.

— Рон вообще-то, — поправил Уилла ребёнок. Старший с раздражением посмотрел на него, но ничего не сказал.

— А это Грелль Сатклифф, — кивок на красноволосую девочку. Она улыбнулась и застенчиво посмотрела на мужчину.

Хотя кое-что в её внешности смущало. Девочкам было положено ходить в платье, а она была в брючках. «Непорядок!» — подумал жнец и поставил себе галочку в списке дел на ближайшее время.

— И он мальчик, — спокойным голосом добавил Уилл. После этих слов новоиспеченный опекун впал в небольшой ступор: «На сколько же этот мальчик похож на девочку…» Но вскоре все вернулось на свои места и мужчина, вновь растянув губы в немного жуткой, но приветливой улыбке, смог представиться.

— Гробовщик — произнес он и, заметив растерянные взгляды детей, повторил:  — Называйте меня просто Гробовщик, — и, не удержавшись, тихо хихикнул.