***
Прошло два месяца, всё это время Эрен жил в стае, как омега Кибы. И он постепенно начал забывать о том, кто он, ведь в стае он постоянно находился в волчьем обличии, а чтобы это стало возможным, Эрену пришлось полностью передать контроль над телом своему внутреннему волку. В первое время он хандрил, скучал по своему альфе, но Киба умело его отвлекал, водя в лес на прогулки, таскал его по разным местам, добывал пищу, уча при этом омегу тонкостям охоты. И волчонку это всё очень нравилось, он постепенно привык к окружению стаи, привык к тому, что его альфа — Киба. С каждым днём он все сильнее сиял жизнью, а вот человек, тот Эрен, который до сих пор не мог принять того, что Леви нет с ним рядом, тот, который понимал, что хочет вернуться, как бы боязно за детей ему не было, надеялся на то, что альфа опомнится, и всё вернётся на круги своя. Но вместо этого, с каждым днём его всё сильнее и сильнее поглощала тьма, а свет жизни потихоньку угасал. И вот, после двух месяцев такой жизни, человек полностью передал власть над жизнью волку, а сам остался прятать своё разбитое сердце во душе, которую, казалось, не осветит больше ни один лучик счастья. В тот день Киба заметил, что из глаз Эрена полностью пропала зелень и они стали янтарными, с проблеском золотых искорок.***
А в эти же месяцы Леви.
Ханжи долго выговаривала Аккерману за такое поведение, а Смит, поняв ситуацию, подключился, но один взгляд, одно выражение лица Аккермана, которое, впрочем, не проявляло никаких чувств, заставили их понять, что все слова просто бились о стену, которую Эрен с огромнейшим трудом разбирал по камешкам. Теперь, с потерей памяти, она вновь выросла между Аккерманом и окружающим его миром. Зое, осознав, что ничего не сможет добиться, отправилась в свою комнату, проверить Эрена. Через десять минут подошёл Ирвин и обнаружил свою всегда жизнерадостную жёнушку, упавшей на колени, на лице которой виднелись дорожки от слез, а в руках — клочок бумаги. Как только Ирвин приблизился, чтобы узнать, что же произошло, она протянула ему эту бумажку, на которой аккуратным почерком было оставлено послание:«Простите, но я не хочу, чтобы с моими детьми что-то случилось. Я… я только недавно узнал, что во мне их аж двое, и я ни за что не дам им навредить. А в своём нынешнем состоянии Леви может всё. Я буду в порядке, пожалуйста, присмотрите за моим пустоголовым котом. И простите ещё раз, что скидываю эту обязанность на вас. Надеюсь, что, однажды, он всё вспомнит, но, а до тех пор, прошу, присмотрите за ним. С благодарностью, Эрен.»
Лицо Ирвина не дрогнуло, а вот Зое разрыдалась ещё сильней. — Он ведь ещё совсем ребёнок, маленький и беззащитный ребёнок. Почему, ответь мне, Ирвин, почему я не смогла его защитить?! — слова мешались с торопливыми всхлипами. Ирвин осторожно, ласково, так сильно, как только мог, обнял своё чудо. — Ты не смогла бы его защитить от того, кто является его частью, ты — гениальный учёный, но даже ты не в состоянии залечить все его раны, — небольшая пауза. — Зато это подсилу другому человеку, за которым нам с тобой поручено присмотреть, они обязательно вновь будут вместе, вот увидишь. Они станут только счастливее, ведь в их семье появятся два солнечных лучика, которые будут наполнять их сердца светом, — он закончил, нежно целуя её в макушку, но на этом сюрпризы дня не заканчивались. — Ирвин. — М-м-м?.. — Мне кажется, что в нашем доме тоже скоро появится такой лучик света, — у Смита отвисла челюсть, а Зое лишь сильнее прижалась к груди возлюбленного.***
Леви всё ещё находился в кровати. Он не мог понять, что не так, ему чего-то не хватает, перед ним стояли заплаканные, полные боли и разочарования, потускневшие глаза Эрена. Он не понимал, почему сущность так бесится, почему рвётся на волю… Ничего не понимал, он не мог вспомнить. Его терзало изнутри огромными острыми когтями, в душе пустота, будто на листе бумаге был чёткий рисунок карандашом, но позже его стёрли ластиком, но почему же не отпускали эти глаза? Почему от их вида захотелось прижать к себе того мальчишку и не отпускать, он не понимал, но твёрдо решил это выяснить. Голова раскалывалась от раздумий, он думал, куда бы деть беременного омежку так, чтобы тот не маячил перед его глазами, ибо Аккерман верил, что одним видом мальца можно только лишний раз потревожить разбушевавшуюся сущность. Он долго над этим думал и понял, что лучший вариант — это на время оставить его здесь, но тут в комнату вихрем залитает Моблит и сообщает то ли хорошую, то ли не очень весть… — Эрен сбежал. — Ну и чёрт с ним, через пару недель сам вернётся, нечего тут переживать, тут на много миль сплошной лес, — Моблит не выдержал и впервые за всю свою работу с Аккерманом он осмелился повысить на него голос: — Вот именно, чёрт подери, лес! Он БЕРЕМЕННЫЙ ОТ ВАС ОМЕГА, А ТОТ ФАКТ, ЧТО ВЫ НИЧЕРТА НЕ ПОМНИТЕ, МЕНЯ ПРОСТО УБИВАЕТ. КАК ВООБЩЕ МОЖНО ТАКОЕ ЗАБЫТЬ?! И ВОТ ТЕПЕРЬ, КОГДА ВЫ ПРИГРОЗИЛИ ЭРЕНУ, У КОТОРОГО ОДНАЖДЫ СЛУЧИЛСЯ ВЫКИДЫШ ВАШЕГО ЖЕ РЕБЁНКА, ОН СБЕЖАЛ В ЛЕС, ИСПУГАННЫЙ ТЕМ, ЧТО МОЖЕТ ПОТЕРЯТЬ ДЕТЕЙ ВО ВТОРОЙ РАЗ, И ВЫ ТУПО ИГНОРИРУЕТЕ ОПАСНОСТЬ, КОТОРАЯ ЕМУ ГРОЗИТ?! ДА КАК ВЫ ВООБЩЕ МОЖЕТЕ ПРОСТО СПОКОЙНО СИДЕТЬ? Аккерман в шоке. Всегда спокойный и покорный Моблит вдруг выдал такое… Конечно же, кот ни одним движением не выдал этого замешательства, которое бушевало внутри, хотя и давалось это ему с большим трудом. Он лишь махнул рукой, спокойным тоном произнося: — Ну, в таком случае отправься и поищи его, если так сильно за него переживаешь. Моблит, немного успокоившись, вышел из комнаты, чтобы случайно не совершить самого страшного убийства. За домом расположились палатки — это была боевая группа Аккермана, которая гордо носила названия «Служба безопасности». Моблит пошёл туда уже с Ирвином, который явно находился не в этом мире. Под руку с ним шла Зое. Подойдя к мирно пьющим чай парням, Моблит огласил задание, а после того, как в толпе послышались возмушения, Ирвин и Зое скомандывали в один голос: «Живо!» В тот же момент Аккерман решил не терять времени. С трудом, но, одевшись, он нашел в доме Оруо, а тот повёз его в имение. Ехали в тишине, Оруо не решался издать лишний звук, но тут Леви задал вопрос: — Оруо, скажи мне честно, я правда любил этого омегу? — Оруо, лишь тяжело вдохнув, ответил: — Ты, возможно, не сможешь этого сейчас представить, но ты не просто любил этого щенка, ты был с ним единым целым… — минутная пауза, — я просто не могу понять, как ты ухитрился забыть свою истинную пару, — на этих словах голова Аккермана дико заболела, метка стала жутко саднить, пантера внутри вновь обнажила когти и стала раздирать ими душу Леви. В голове показался образ Эрена, но меньше, который сидел на кровати. Казалось, что ещё секунда и он умрёт, в его глазах виднелись отчаяние, отпечаток смерти и зов о помощи — именно в таком состоянии был Эрен, когда Аккерман влетел в его (на тот момент) тюрьму, после того, как Зое рассказала ему о том, что именно этот малыш его истинная пара… Приехав домой, Аккерман отправился в свою комнату, но как только он туда вошел, в нос ударил знакомый запах. Кошка внутри успокоилась, сердце вновь одарило Аккермана забытым теплом, он не стал переодеваться, не пошел в ванну, хоть и хотел этого. Он просто упал на кровать, прижал к себе подушку, которая раньше принадлежала Эрену, и только сейчас понял, чего ему не хватает — тепла, любви, ласки, нежности и ещё многого того, что мог ему дать только его омега. Леви одалела усталость — всё время поездки он еле держался, чтобы не заснуть, но теперь в объятиях такого родного запаха, он не смог отпустить подушку. Он сильнее прижал её к себе и заснул…***
Несколько недель он маялся… Долгое время сидел в комнате Эрена, вдыхая блаженный аромат. Леви не мог с этим ничего поделать, он не находил себе места от того, что не может ничего вспомнить, с каждым днём зверь внутри него становился всё слабее, тише, спокойнее, а после месяца разлуки с омегой, Аккерман вообще не чувствовал своей сущности. Леви пересмотрел все альбомы, в которых находились их счастливые моменты. Пересматривая сообщения телефона, он нашёл фото, которые ему присылал Моблит. Каждый раз, когда Леви видел лицо своего омеги, боль в душе становилась все неумолимее, и под конец второго месяца он просто сидел в своём кабинете и курил. Вся комната пропиталась дымом скуренных им сигарет, глаза Аккермана помутнели, тело расслабилось, он будто бы медленно умирал и ничего не мог с этим поделать. Он прикрыл глаза, глубоко затянулся. На улице шёл дождь. Он смотрел в окно, опять эти глаза, заплаканные, большие зелёные глаза, которые преследовали его всё это время. Леви было тяжело. Дверь в его кабинет приоткрылась, и в него зашёл Ирвин. Ему было нелегко видеть друга в таком состоянии. Он подошёл к Аккерману, Леви на него никак не реагировал, тогда блондин подошёл в плотную, и выписал ему пощечину. Реакции опять не последовало. Никакой. Казалось, что тут была лишь пустая оболочка, чей разум был где-то далеко. Ирвин, не снимая маски безразличия, которая всё это время находилась у него на лице, ровным тоном, спокойно начал свой монилог: — Жалкое зрелище. Хотя, возможно, ты заслуживаешь подобной участи, ведь ты доставил столько боли этому ребёнку, а он всё тебе прощал. Он тебя любил, а ты продолжал приносить ему страдания, ведь как бы ты не пытался, ты не умеешь бережно обращаться с любящими тебя людьми. И вот теперь, ты, будучи в таком жалком состоянии умрешь, — на этих словах Леви посмотрел прямо в глаза Ирвина, в которых не было ничего. — А он будет жить. Я знаю, он выживет, и наверняка найдёт себе достойного альфу, — зверь Леви издал угрожающий рёв, адресованный блондину, — и, наконец, заживёт счастливо, даже ни разу не вспомнив тебя…***
По комнате словно прогулялся бог хаоса, хотя это был всего лишь взбесновавшийся Леви. Стол перевёрнут, как, впрочем, и все остальные предметы в комнате, окно разбито, а на полу лежит Ирвин, а над его избитым телом стоит Леви, чьи глаза сияют яростью. Пантера внутри грозно и протяжно рычит, что заставляет трещать по швам всё внутри. Словно фильм перед глазами, проносились все последние четыре года, и вот, под конец этого фильма Аккерман упал на колени, и впервые за долгое время с его глаз полились слёзы. В этот момент он был уязвимым и слабым, опустошенных. Он не мог остановить поток слёз, слова Ирвина эхом разлетались по всему сознанию, врезались в душу осколками стекла, было дико больно, невыносимо… Отчаяние, страх, опусташение — вот что сейчас господствовало в его душе. Чудом уцелевшая дверь открывается, в комнату входит Зое. Как она и предположила в день исчезновения Эрена, она была в положении. Она подошла к другу и нежно, словно мать расстроенного ребёнка, обняла его. Когда Леви более или менее успокоился, она обратилась к нему: — Леви, найди их, перерой весь лес, хоть всю планету, но найди, ты им нужен. А особенно ему, — она взяла его лицо в свои ладони и на полном серьёзе произнесла: ты — его альфа, собирись и спаси его, он сейчас в более сильном затмении, чем ты, так что поспеши или тебе больше никогда не увидеть его счастливых изумрудных глаз, — дослушав её реплику, Аккерман без сил отключился. Она положила его голову на свои колени и стала поглаживать по чёрным, словно ночь волосам. — Вот жжешь, вы — женщины, такие стервы, заставляете мужей подвергать их жизни опасности, а потом утешаете их оппонента, — недовольно пробурчал Ирвин. — Уж прости, так надо, зато, — она обернулась к мужу, — когда он проснётся, он будет землю рыть, ища Эрена. — Но мы не смогли найти его с отрядом спецназа по горячим следам, тяжко ему будет, — констатировал факт Ирвин. — Ничего подобного, — пробурчала Зое, — как бы далеко не был Эрен, Леви быстро его найдёт, ведь ему надо спешить.***
Этой ночью волк Эрена плохо спал, он дёргал лапами, поскуливал, но все звуки, издаваемые им никто не слышал, их заглушал дождь…