Зёрна граната

      Сбитый лётчик. Птица с переломанными крыльями.       Эрика проводит время, придумывая всё новые и новые метафоры, пытаясь описать свою жизнь. Свою вечность.       Её распяли на простынях цвета штормового неба, пригвоздили к ним тонким обручальным кольцом.       Она нашла вход в Ад много столетий назад, когда новый Бог ещё не родился и Олимп был силён и велик.       Она всё ещё ослепительно молода, хоть и давно не помнит свой возраст.       Она замужем за правителем Ада.       Повелитель Тьмы и Смерти, наверное, один из немногих старых богов, сохранивших свою силу и власть.       Аид уже давно не носит тёмных хитонов, золотых браслетов — вместо них сахарно-белые рубашки, светло-серые костюмы из тонкой шерсти и платиновые запонки с обсидианами.       Из следов былой «божественности» — радужка глаз цвета замёрзшей сирени.       Он, владыка мёртвых и потерянных, представляется смертным как Родерих Эдельштайн. Она — Эрика, это он выбрал ей новое имя; Эрика, печальная и сверкающая, это так её описывают на светских раутах.       Люди не знают, откуда взялись этот изящный и исключительно вежливый господин Эдельштайн и его бессовестно юная, настолько, что это порождает грязные сплетни, Эрика. Да им и не важно. Голос, слова его — патока, столь сладкая и густая, что в ней не чувствуется порока, греха, не видно надменного изгиба губ. Она, в тяжёлых чёрных платьях, с неестественно белой кожей и россыпью кровавых рубинов вокруг шеи, всегда молчит, едва поднимая уголки покрасневших от вина губ, и навевает на смертных возвышенную печаль, которую тут же разгоняет своими речами её муж.       Аиду скучно, но Родерих изображает веселье и интерес. Что Персефона, что Эрика разучились чувствовать ещё до краха олимпийских богов.       Все мечты и надежды расстреляли торжественно, под музыку и громкий смех.       Эрика по привычке ходит в пустой и холодной квартире в лёгких кремовых платьях, расшитых цветами, рассыпав золотистые волосы по плечам. Она мёрзнет, обхватывает руками свои чуть угловатые плечи и кружится под «Танго смерти».       Мир забыл, не может вспомнить эту музыку, но Неодолимый помнит её и играет на скрипке как символ сохранившейся у него власти. У него и, может, у Ареса.       Рано или поздно все войны заканчиваются, но Смерть остановить невозможно ни на секунду. Наверное, из-за этого Арес так часто злится, щурит карминовые глаза, но бесстрастного Аида не трогает, а Гилберт, так и не научившийся укрощать свой гнев, рычит на смеющегося и безмятежного Родериха.       У Смерти и её повелителя множество масок.       В их доме много цветов, но они всегда одни и те же — фиалки и маки. У Эрики всегда одни и те же духи — с нотками граната и бергамота. На настоящие гранаты у неё аллергия. Но отчего-то она ест их сладкие алые зёрна каждый день.       От Родериха пахнет ладаном и перцем, у него всегда холодные руки, потому что в Аду огня нет, он закован во льды. Дома Родерих носит чёрные кофты с длинным рукавом и выпивает бокал красного вина каждый вечер.       Родерих и Эрика, Аид и Персефона не живут вместе — существуют, почти не разговаривают и лишь иногда смотрят друг другу в глаза.       Раз в неделю Родерих касается губами её шеи, сминает тонкие летящие шелка с вышитыми на них бисером затейливыми узорами, зарывается пальцами в длинные светлые волосы.       Он никогда не целует в губы. Эрику это устраивает.       Но когда он хрипло шепчет «Персефона», без привычно уготованной только ей стали и безразличия в голосе, плавя имя на языке, словно мёд, она тянется к губам Аида, но находит лишь его скулы.       Она хочет почувствовать вкус вина, вдохнуть холодный ладан полной грудью. Но ему безразличен вкус её губ.       А ведь она каждый день ест зёрна граната.