Тоже

Ди медленно переводит взгляд с первых лучей рассвета за окном на пустое место в кровати рядом с собой. Под утро в Питере холодно, а за городом ещё холоднее. Небо становится бело-золотым, будто весь мир в секунду стёрся и вырисовывается заново, пока все спят и не видят этого. Только вот Дима не спит, не спится совершенно. Сам не понимая зачем, он всё прокручивает в голове недавние события, будто какой-то странный диафильм.       Господи, да не хочу я целоваться, разве не понятно?! Фраза до сих пор стоит эхом в ушах, хоть и прошло около семи часов. Кажется, Галат сам не думал, что сможет высказать что-то Ди так громко и уверенно, поэтому тут же испуганно уставился на него в ожидании реакции. Взгляд врезался в память так же сильно, как и предшествовавшая ему фраза. Дима лишь повел уголком губ, пряча истинные эмоции быстрее, чем те находят отражение в его взгляде и лице. Вот всё и встало по местам: и удручённое молчание, в котором Вова проводил большую часть последних дней; и его нервное стремление прятать диалоги в сетях от Димы, хотя тот никогда особенно не интересовался, с кем там парень болтает; и раздражительность; и много что ещё. Диалог получился тяжёлым, но коротким, − по крайней мере, Ди приложил все усилия, чтобы сократить его: − Не любишь меня больше? − Нет, - Галат говорит почти шёпотом, хмурясь и машинально чуть вжимая голову в плечи, видимо, ожидая, что последует крик или даже удар. Когда же подобного не происходит, он пытается начать оправдываться, но Никитин прерывает его очередным кратким вопросом. − Такси тебе заказать? − Нет, спасибо, я сам. Дальше «запись» ненадолго обрывается, слышно только как от дома отъезжает машина, увозя Галата куда-то на юг Питера, и всё начинается снова. Ди не приходится сдерживать слёзы, скорее наоборот. Сейчас он бы даже заплатил за возможность разрыдаться, как маленький ребёнок, но таковой ему никто не предоставит. За годы выстраивания образа Белой Звезды лишние эмоции стали табу. В самом деле, какой крутой парень будет лить слёзы после расставания?! Только без них ещё тяжелее. Никитин тихо усмехается, вспоминая их первые дни вместе. Как он, сам не понимая зачем, согласился встречаться с Вовой, не чувствуя к нему почти ничего. Как Галат всё не мог поверить в его согласие и спрашивал разрешения на каждое своё действие. (Вспоминать эти до ужаса милые «Можно тебя обнять?» и «А можно я тебя поцелую?» оказалось даже больнее чем фразу, поставившую точку в их отношениях). Как, получив разрешение, Вова часами мог обнимать его, и Дима начинал чувствовать себя плюшевым медведем в человеческий размер. Какой счастливый преданный взгляд был у парня всего-то пару месяцев назад и как он почти каждую ночь перед сном, думая, что Ди уже спит, шёпотом просил никогда не бросать его. Что ж, тут к Диме не придраться, он Вову не бросил, хотя даже и не обещал этого. С губ снова слетает болезненная усмешка. Тяжелый вздох ознаменовывает решение перестать бороться с собой: половина пятого утра, сон как не шёл к нему, так и не идёт, а значит пытаться забыться больше нет смысла. Удивительно, но Никитину не хочется ни пить, ни накуриться, ни как бы то ни было иначе уйти от самого себя. Он медленно встаёт с кровати, накидывает халат на порядком замёрзшее тело, заглядывает в ванную умыться − «ну и ебальник у тебя сейчас, не удивительно, что такого красавца бросили» − и идёт на кухню сварить кофе. По привычке, Ди варит на двоих и понимает свою ошибку, уже разлив напиток по кружкам. Он пьёт свой кофе, стоя спиной к плите и сверля взглядом вторую кружку на пустом столе. Кажется, она тоже не прочь сбежать из воцарившейся напряженной атмосферы. Чувство, будто снимаешься в дешёвой мелодраме, выбивает из груди очередной тяжелый вздох. Дима корит себя за то, что упустил момент, когда начал идти навстречу. Он совершенно не помнит, когда начал отвечать на чувства Галата взаимностью и уж тем более когда полюбил его так же искренне, пусть и не признаваясь в этом никому. «И для чего было так стараться растопить моё сердце, если ты в итоге меня кинул?», - вопрос, скорее, риторический. Дима определённо не злится и не обвиняет Вову, уж не ему обвинять кого-то в непостоянстве. Да и возраст Галата очень располагает к частой смене «очень серьёзных и совершенно точно навсегда» отношений. Глупо было думать, что они будут вдвоём всегда, да Ди и не думал так. Только вот о расставании он тоже почему-то не задумывался, очевидно, будучи уверенным, что его бросить не могут. Оказалось, могут. Допив свой кофе, он выливает содержимое второй кружки в раковину, наскоро моет их вручную, вытирает руки о полы халата и возвращается в спальню. Мысль позвонить кому-то из общих знакомых и попросить передать Вове его кружку не находит возражений в изнемождённом переживаниями и бессонной ночью сознании. Только нажав «Вызов» на номер Крипла, Ди понимает, какая же это большая ошибка. «Пять утра, погребальный тон, просишь что-то передать Галату, не объяснив, как оно у тебя оказалось, если вы − вообще-то! − друг друга ненавидите и не виделись уже несколько лет? Прекрасная идея! Как в том фильме говорилось? Великолепный план. Просто охуенный, если я правильно понял. Надёжный, блять, как швейцарские часы». Но Крипл − чёрт возьми, как же вовремя! − берёт трубку, так что сбросить и отмазаться, что позвонил случайно уже не выйдет. − Ди, какого хуя, пять утра? – голос Глеба звучит на удивление не так ласково-укуренно, как обычно. Похоже, он спал. В пять утра, какое совпадение. − Я... – уходит буквально пара минут, чтобы придумать отмазку, - Мне ебень какая-то мерещится, а я трезв. Что делать? − Постарайся проспаться. Если не поможет, обращайся к доктору. Можешь аскорбинок и валерьянки выпить, так, знаешь, для общего тонуса. Но лучше поспи, - Крипл то ли верит в откровенную чушь, смороженную Ди, из-за его голоса; то ли подыгрывает и даёт совершенно проходной совет, надеясь, что от него поскорее отстанут. Так или иначе, он хотя бы больше не раздражён и, возможно, при следующей встрече даже спросит Диму про его «ебень», если, конечно, не забудет. − Ага, спасибо. До связи, - обыденно не дожидаясь ответных слов прощания, Никитин завершает звонок и прячет телефон в карман от греха подальше. Солнце поднимается всё выше, уже выглядывая из-за леса и высокого забора и касаясь пронзительными лучами пустующего места на двуспальной кровати. Дима, не снимая халата, ложится под одеяло и смыкает тяжёлые после бессонной ночи веки. Лучше бы этот чёртов день не наступал вообще.