Бездна

Слэш
NC-17
Заморожен
142
автор
Размер:
14 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
142 Нравится 21 Отзывы 32 В сборник Скачать

Глава 1. Рассудок.

Настройки текста
Сегодня у Изуку было отличное настроение, и чего он только на радостях не делал: мог просто без причин зажать мать в своих объятиях, начать рассказывать какие-то интересные события, приключившиеся с ним в академии юных героев, которой на самом деле не существовало… — Я не могу дождаться! Сегодня я снова увижу Всемогущего, и он обещал мне что-то рассказать! Ты можешь себе это представить, мам? — восторженно размахивая руками, тараторил Изуку, сидя за кухонным столом, а Инко сидела напротив, и, что-то мешая в тарелке, внимательно слушала и улыбалась. — Я до сих пор не могу поверить, что сама судьба позволила мне встретить моего кумира и так с ним сблизиться! Я… я пойду, приберусь в комнате! — с этими словами он соскочил со стола, и побежал в свою комнату. Полноватая женщина, оставшись наедине с самой собой, трясущимися руками поставила блюдце на стол, и зажала рот рукой. Слёзы градом полились из её глаз вновь, и она старалась изо всех сил сдерживать себя, измученно мыча себе в руки. Так было всегда, когда Изуку вновь что-то рассказывал о своём мирке, в котором он подсознательно жил, пересекаясь с реальностью. А Всемогущий, о котором он говорит наиболее часто, был врачом, что навещал его каждую неделю, после того, как мать забрала Изуку домой из клиники, не желая больше оставлять его в белых четырёх стенах. Три с половиной года назад, окончив среднюю школу, Изуку попал в аварию, и многочисленные травмы головы были неизбежны. Около полутора года он пролежал в коме, а когда очнулся, то не помнил никого и ничего, и спустя какое-то время начал бредить и рассказывать о несуществующих в жизни вещах. Тогда Мидория еще пол года провел в больничной палате под наблюдением врачей, с поставленным диагнозом — психическое расстройство. Мать долго горевала, не зная, как смотреть сыну в глаза, считая себя виноватой в его болезни. Лечение стоило немыслимых денег, которых у неё практически не было, но отец, с которым они были разведены и до этого «инцидента», помогал как только мог. Хоть родители и были в разводе, Изуку любил своего отца, и часто с ним виделся, и тот в нем души не чаял. Узнав о том, что с ним случилось, он, даже чаще матери, что психологически не выдерживала такого давления, как человек и как представитель слабого пола, навещал его в больнице несколько раз в неделю. Мать, все же сумевшая уговорить врачей и договориться с бывшем мужем, забрала Изуку домой, внимательно следя за его состоянием и в определённое время давала ему таблетки и делала уколы по указам врачей. Шизофрения Изуку оказалась глубокой, и нельзя было предугадать события, которые могли возникнуть в его голове и какие будут последствия. Мидория не был буйным, а даже наоборот, на огромное удивление врачей, спокойным и тихим, учитывая то, как сильно помутился его рассудок. Иногда его нельзя было отличить от обычного, здорового человека: он мог спокойно сидеть в своей комнате и листать комиксы с книжной полки, мог болтать о бытовых и повседневных вещах. В такие моменты сердце молодой матери болезненно сжималось, а слёзы комом застревали в горле. И как у такого невинного и обычного мальчика мог стоять такой страшный диагноз, и в критической ситуации он навсегда мог угодить в психиатрическую клинику? Бывали и моменты, когда его состояние было пугающим: он молчал, не делал ничего, будто выпадая из реальности, пустым и стеклянным взглядом смотря вперёд перед собой, и разверни его к себе, он будет смотреть на тебя такими же кукольными, будто не живыми глазами, только и делая, что выполняя как робот самые банальные указания — сядь, встань, пройди вперед. Изуку погружался в себя, и чёрт знает, что происходило у него в голове, какие события творились в его выдуманном мире, кишащих злодеями и супер-героями. Один раз, находясь в таком состоянии, его застал врач, навещающий его каждую неделю, и то, что он сделал, ввело мать в истерику. Изуку пришлось привязать к его собственной кровати и моментально ввести дозу укола, которой не было в поставленном списке у матери. Его состояние, спустя год после того случая, как Инко забрала его домой, ухудшилось, и список лекарств пополнился, включая тот укол, который теперь нужно было ставить два раза в месяц. Это не лечится, можно только поддерживать… Звонок в дверь отвлек женщину от собственных мыслей, и она, утирая опухшие глаза от слез платком, встала из-за стола и поспешила к двери. — Добрый день. — в дверях вытянулся статный и высокий мужчина в костюме, на вид которому было около сорока пяти лет. — Извините, сегодня я немного задержался. — поправив светлые волосы и виноватой улыбнувшись, он ступил на порог квартиры. — Ничего страшного. — выдавила из себя улыбку Инко, запуская «гостя» в дом. Тошинори Яги — врач-психиатр, приходивший к Изуку каждую неделю по субботам, беседуя с ним, и следя за его состоянием. Плату за свои визиты он берет значительно маленькие, а приходить к Изуку на дом было и вовсе его инициативой, и он сумел договориться со своими коллегами обо всем, и, если в чрезвычайной ситуации требовались дорогостоящим лекарства, то он оплачивал их сам. На его плечах лежит долгий опыт работы врачом, проходящий через кучу пациентов: буйных, спокойных, зашуганных, да каких только не было! Но такой, как Изуку, ему никогда не встречался… После того, как его поставили лечащим врачом Мидории ещё в клинике, он был им заинтересован, и с большим интересом наблюдал и изучал его, если можно так выразиться. Этот мальчик заставлял его удивляться, улыбаться, и даже радоваться! Его отношение к нему это крайняя редкость, и, в первую очередь, он воспринимал его не как тяжело больного пациента, а как обычного человека — мальчика со своими амбициями и мыслями, пускай и с глубоким помутнением рассудка… Тошинори мог беседовать с ним о чем угодно, даже обсуждать его внутренний, выдуманный мир, который тот принимает за реальность. И это была не только его обязанность, как врача: поддерживать контакт с пациентом — у него было желание поговорить с ним, как с обычным человеком. Юный мальчик завораживал его своим богатым внутренним миром, впечатлял, какие у него желание и целеустремленность: Изуку хочет стать героем, как и он сам. Тошинори горестно улыбался, когда мальчишка нахваливал его — он не был героем мира, являясь всего-то простым врачом, а темноволосый мальчик боготворил его и восхвалял за подвиги, которых он не совершал. Он никогда не спасал людям жизни, но… Стоп, он врач, а врачи спасают жизни людей! Но значит ли это, что он настоящий Герой, каким считает его Мидория? Редкостью, но были случаи, когда Тошинори удавалось буквально вытащить людей из того света, альтернативного мира в подсознании, что был поглощен иллюзиями, свидетельствующий о шизофрении. Мужчина любил свою работу, и всегда всем сердцем желал помочь людям, и не важно, насколько сильны их проблемы со здоровьем, мешающие им жить… Он просто хотел им помочь. И точно также он хотел спасти этого мальчика, у которого впереди должна была быть вся жизнь: целое будущее, семья, работа, дети, но все обернулось крахом… Сердце мужчины болезненно сжимается, когда он видит полного энтузиазма молодого парнишку, что на самом деле душевно болен, и стадия диагноза слишком высока. В глубине души у Тошинори все еще горит огонек надежды, что однажды Изуку вылечится и заживет обычной жизнью, имея большие планы на будущее… — Всемогущий! — на лестнице второго этажа появился Изуку, весь растрепанный, но до безумия счастливый. Не успел Тошинори войти в дом, и обговорить все с матерью мальчика, он тут же вылетел, будто зная, в какое время прибудет «Супер-герой номер один». Мужчина полностью развернулся к нему, широко улыбаясь и встречая его. — Здравствуй, Изуку. Давно не виделись! — как можно спокойнее сказал светловолосый, следя за тем, как по лестнице в быстром темпе спускается Мидория. Мгновение, и он был заключен в объятия. Парень сдавливал ребра все сильнее, будто не видел «Всемогущего» тысячу лет — хотя прошла всего неделя. Мужчина хохотнул, и потрепал пышную шевелюру юнца, похлопав по плечу, чтобы прекратить объятия. Нечего скрывать, Тошинори был точно также рад его видеть, и к нему он шагал как можно скорее. — Пойдем-пойдем! Ты обещал мне сегодня что-то рассказать! Я уверен, ты снова спас сегодня тысячу людей от ужасных злодеев, победив их на раз-два! — радостно, чуть ли не подпрыгивая, говорил Изуку, держа Тошинори за рукав и тяня на себя к лестнице наверх. — Мама, можно мы пойдем сегодня в мою комнату?! — он так просто это говорил, будто только что познакомил с ней своих новых друзей, впервые пригласив их к себе в гости. Женщина стирала последние слезы платком, а потом, улыбнувшись, кивнула головой, с надеждой в глазах взглянув на прибывшего врача. Надежда, что его визиты как-то могут вернуть Изуку в прежнее состояние, с каждым разом все тухла… Но она не отказывалась от него, и напротив, была счастлива, что он, практически добровольно и с радостью приходит к ее сыну, разговаривая с ним как с другими людьми, не имея ничего общего с врачами из клиники, что холодно и брезгливо относились к Изуку, спрашивая о его состоянии лишь для того, чтобы иметь результат наблюдений. Тошинори был один из единственных, если не считать саму Инко и ее бывшего мужа, что относились к Изуку не как к психу, поехавшему на голову человеку, а как к обычному, безобидному мальчику, что всего лишь витал в облаках, как маленький ребенок… — И все-таки Вы герой, Тошинори-сан… — с грустью в голосе, но счастливо прошептала Инко, когда дверь комнаты ее сына захлопнулась. На самом деле был еще один человек, как и Тошинори, что обращался к Мидории как и раньше, до того, как он попал в аварию… Но, по правде говоря, навещал он его не так часто, и, на первый взгляд, не скажешь, что он переживает за Изуку, однако его глаза выдают его с потрохами: в них можно прочесть все его мысли, все эмоции и чувства, и Инко готова поклясться, что, если присмотреться к нему поближе, в его глазах можно увидеть тонну эмоций, состоящую из тревоги, переживания и боли. Такие глаза бывают у тех, кто боится потерять в своей жизни дорогого человека, цепляясь за каждый момент провести с ним время, и молиться на то, чтобы тот не пропал и не исчез. А знакомы они были с самого детства… — Давненько ты к нам не заглядывал, Кацуки-кун… — вслух сказала свои мысли женщина, задвигая шторы, за которыми на небе скопились тучи и готовился проливной дождь. — Как ты там?

***

За день до аварии… — Воу, Каччан! У тебя самый высокий балл в нашем классе за результаты экзаменов. Поздравляю! — радуясь за друга детства, восторженно говорил Изуку, заглянув в бланк с итогами в руке блондина. — Отстань, Деку! — рявкнул Бакуго, отойдя от темноволосого парня на пару шагов вперед. Мидория обиженно опустил голову, сжимая в руке свои итоги экзаменов, которые, на самом деле, были не самыми лучшими, но зато он попадал в первую десятку, а это уже отличный результат! Мгновенная обида тут же улетучилась, и Изуку поспешил за Кацуки, что шагал все быстрее по коридору школы. — А… Куда ты планируешь поступать дальше? Ты выбрал какую-то школу? — не унимался брюнет, идя за своим другом хвостиком. — Не знаю. — шикнул в ответ тот, наконец замедлив шаг. От такого, как Изуку, отвязаться не так то просто, хотя Бакуго не составит труда просто припихнуть его к стенке и заехать по физиономии, но почему-то делать он это не спешит. Нет настроения. — А вот я-я-я… Не став дожидаться вопросов, подобные, «А куда собираешься поступать ты?», который бы и не прозвучал никогда, Мидория сам начал говорить, куда он хочет поступить, и было все равно, что Кацуки не проявляет желания поддержать диалог. Это была элитная академия, которая раньше была частной, но сейчас она, неизвестно по каким причинам, вдруг открылась, но поступить туда крайне тяжело. Но Изуку не сдался, и усиленно готовился к экзаменам, набрав хороший результат, и он надеется, что сможет поступить в эту академию, о которой давно мечтал. На удивление самому себе, Бакуго слушал его, и нашел его выбор крайне недурным. Но он, конечно же, об этом ему не сказал, а лишь раздраженно фыркнул в ответ. Когда они, наконец, дошли вместе с Изуку до главных ворот школы, Кацуки сразу же завернул в сторону дороги, по которой он обычно сюда шел по утрам. — До встречи, Каччан! — радостно крикнул Изуку, помахав на последок Бакуго рукой, что остановился на пол пути и развернулся к нему. — Вот увидишь, я обязательно поступлю, и буду еще круче тебя! Еще увидимся! — последнюю фразу он крикнул как можно громче, будто бросая вызов, и рванул с места. Кацуки ничего не успел сказать, так как брюнет уже со всех ног несся домой, наверное, спеша рассказать о результатах экзаменов своей матери. — Надеюсь, что нет… — в последний момент, не понятно зачем, сказал блондин, когда Мидория скрылся за переулком, но в глубине души он, на самом деле, хотел когда-нибудь встретиться с ним, если их пути вдруг разойдутся. Может быть, у него все же получится поступить туда, куда он хочет… Но никто из них не знал, что это был последний день, когда Кацуки видел его таким, каким он был с самого детства…

***

Спустя два месяца после аварии… Из рук выпал телефон с потухшим экраном, перед глазами все застыло, сердце, кажется, и вовсе ушло в пятки, а в ушах стоял гул. За все лето Бакуго ни разу не встретил Мидорию, хотя раньше ненароком мог повстречать в местном магазине, на улице, где-нибудь еще… Но это ни то, чтобы его волновало, он был даже счастлив, что наконец их пути разошлись, и он не встретит его смазливую, по-детски невинную мордашку, что только бесила, а кулаки так и чесались проехаться по ней, оставив несколько ударов подряд. Семья Бакуго живет не так уж далеко от дома Изуку: всего-то четыре с лишним кварталов. Жили они близко, но, честно признаться, Кацуки никогда не был в доме Мидории, лишь видел несколько раз, но близко не подходил, будто опасаясь территории, в которой живет темноволосый и жизнерадостный мальчишка. Но сейчас… На улице шел дождь. Ноги неслись к знакомому из детства дому и переулку сами. Кацуки не знал, что им сейчас движет — он просто бежал… Бежал, и чувствовал, как бешено бьется сердце, как к вискам прилилась кровь, и он слышит собственное сердцебиение в ушах. Сильный ливень больно бил по всему телу, но Кацуки не чувствовал ничего. Разум будто затуманен, а рука крепко-накрепко сжала мобильный телефон, будто это единственное, что ему сейчас дорого. Гудки идут. — Да? — на той линии послышался поникший женский голос, и Бакуго сразу понял, что это была мать Изуку. — А-а… Э-э… Здравствуйте? — от неожиданного ответа он будто забыл, зачем вообще набрал домашний номер телефона, который Изуку как-то оставил около года назад, на случай, если вдруг что-то понадобится. — Это Бакуго Кацуки. Я… эм… можно Деку… то есть, Изуку к телефону? Мне нужно с ним поговорить. — блондин как-то странно нервничал и запинался, закусывая губу, будто разговаривая с самим дьяволом. Зачем он набрал этот номер? И о чем он вообще хочет с ним поговорить? В ответ молчание. Послышался тяжелый вздох, и, кажется, если Бакуго не изменяет слух, тихий всхлип. — А… Алло? — Кацуки занервничал еще сильнее, комкая в свободной руке край футболки. Он что-то не то сказал? — Изуку… — обреченный вздох. — В коме… А дальше все как в тумане: дрожащий голос, захлебывающийся слезами, пытался рассказать все как можно спокойнее, но ничего, конечно же, не выходило. Дальше телефон выключился от недостатка зарядки и выпал из рук юноши. Кацуки, судорожно и дрожащими руками, вставив выпавший аккумулятор обратно в телефон, пытался его включить вновь, проклиная на свете все возможное. Но тот так и не заработал. Над головой били раскаты грома, ударяя по ушам, из-за чего казалось, что можно лишиться слуха. Бежать было тяжело, Кацуки старался огибать большие и глубокие лужи под сильным ливнем, но старые кеды уже полностью промокли, и до жути противно чавкали. До скрежета сжав зубы, блондин прибавил ход, но, не сумев устоять на скользкой земле, грохнулся прямо в лужу перед собой. Хотелось кричать, но он, решив не тратить время на бесполезные приступы гнева, поднялся, при чем не с первого раза, и принялся бежать дальше. Телефон, что и до этого работал с трудом, видимо теперь работать не будет вообще. «Плевать…» Раздраженно подумал Кацуки, наконец нагнав дом Мидории, спешно поднимаясь по лестнице вверх. Кажется… третий этаж? Затормозив на одном из этажей, который он посчитал верным, он задышал тяжелее, и тут неожиданно отворилась дверь, откуда и вышла полноватая женщина, прижимая к лицу пропитанный слезами платок. Сердце вновь пропустило удар.

***

— Кома… — незнамо зачем, вслух сказал Кацуки, стоя напротив больничной койки, на которой лежал бледный до ужаса парень, с пышной шевелюрой и веснушками на щеках. Через два дня он пришел в больницу. В палату его сопроводили мать Изуку и пара врачей, но зашёл он один, потому что так хотел Кацуки. Блондин сел на стул рядом с койкой, ошарашенно смотря на Изуку, что был в больничной одежде: ветхой пижаме. От всего тела будто водопадом сыпались различные провода, соединяющие его крохотное тельце с различными медицинскими приборами. К правой руке было проведено две капельницы, а на лице дыхательная маска. Аппараты издавали привычные им в больнице звуки, с интервалом в несколько секунд. Сердце билось, но медленно. «Неизвестно, очнется он, и выживет ли…» — неожиданно вспомнил слова врача Бакуго, и вздрогнул всем телом. Некая тревога зародилась где-то глубоко под ребрами, заставляя все тело дрожать. Кислород в палате, казалось бы, стал тяжелее, и блондин тягостно задышал через нос, стараясь перевести дыхание и успокоиться. Но сохранять самообладание не получалось, и Кацуки сам не заметил, как он трясущейся рукой накрыл кисть Мидории, мирно лежавшую поверх небольшого светлого одеяла. Рука жгуче-холодная. Он ведь еще жив? Блондин пропустил вздох, только подумав о том, что сознание Изуку давно угасло, и, невольно, сам того не понимая, сжал в своих руках тонкую и хрупкую кисть, на которой ярко выступали синие вены. Атмосфера всеобщей подавленности, мучительности и тяжести успела поглотить каждую клеточку тела светловолосого юноши. Разве можно назвать больницу местом, где спасают жизни? Бакуго никогда так не считал. Больницы всегда казались ему местом, куда люди приходили не избавиться от своих недомоганий, а наоборот, только развивать их все больше, подзаряжая бесполезными лекарствами, губя самих себя и веря словам врачей, что твердили о скором выздоровлении. Разве можно назвать действительно спасением то, что ты занимаешь место в очереди ко врачу за несколько месяцев раньше, и, наконец, приходя на прием, тебя отправляют к другому специалисту? И так все по кругу, пока тебе не выпишут какие-нибудь дешевые таблетки, которые ты можешь купить в аптеке в двух шагах от своего дома, или безгранично дорогие, на которых денег нет, и ты живешь, каждый день мучаясь не то от своей болезни, не то от мыслей, что долго так не протянешь, теряя всякую надежду… Внешний вид юного мальчишки был плачевным: впалые скулы, темные круги под глазами, побледневшая до белизны кожа — так выглядит жизнь, идущая в ногу со смертью? Изуку дышит. Очень тихо, почти незаметно: грудь вздымается, но это едва можно уловить взглядом. Кацуки просидел так, над его койкой, наверное, около часу, не отрывая взгляда, будто надеясь и ожидая, что он вот-вот очнется: откроет большие блестящие глаза, и в них как и прежде будет плескаться жизнь, на губах заиграет улыбка, и он услышит свое прозвище, которое дал ему Изуку когда-то в детстве. Почему именно он лежит здесь? Почему именно он… Разве он этого заслуживает? — Ты идиот, Деку… — опустив голову, тихо, сквозь скопившуюся из неоткуда боль, процедил Бакуго. — Ты же сказал, что поступишь. И где результат? Злость. — Сказал, что будешь круче меня. Я этого не вижу… Короткие ногти больно впивались в ладони, оставляя красные следы. — Ты же бросил мне вызов! Так почему ты здесь? Почему?! В горле было битое стекло, режущее все изнутри, карабкаясь все ниже и ниже. — Херня все эти твои обещание. Бред. Сердце обливалось кровью. — Я не верю тебе… — с этими словами он встал с места, и стул пошатнулся с негромким шумом, скользнув назад. В тот день двери с громким хлопком закрылись, а звуки приборов усилились на секунду больше…

***

Сезон дождей не прекращался вот уже который день, а с последнего визита Тошинори прошло уже три дня. Настроение Инко оставляло желать лучшего, но вот Изуку был полон энтузиазмом, каждый день рассказывая что-то новое, совершенно не обращая внимания на погоду за окном. Для него все вокруг было насыщенным и ярким, и вряд ли что-то могло действительно заставить его грустить. А если такой способ и есть, то применять его особого желания нет — для него, как с человеку, у которого помутнение рассудка, это может плохо кончиться… — …вот, а потом, я с Тодороки все же спасли Ииду от Убийцы героев! Этот злодей был очень опасен, но все вместе мы справились и одолели его! — восторженно рассказывал Изуку матери на кухне, попутно доедая с блюдца остатки какого-то пирога. — Ты молодец, Изуку… — Инко искренне улыбалась, слушая его рассказы о выдуманном мире, в котором у восьмидесяти процентов населения есть некие причуды: супер-способности, которые могут быть самыми разнообразными, проявляющиеся у детей в возрасте четырех лет. «Все так продумано: до самых мелочей.» — размышляла женщина, попивая из кружки уже остывший чай. «Наверное, там, в своем мире, он чувствует себя по-настоящему счастливым…» — болезненная улыбка, и глаза снова начало щипать. Звонок в дверь заставил юного Мидорию соскочить с места, и рвануть в коридор, с возгласом о том, что Всемогущий вернулся. Инко, бросив все дела, побежала за ним следом. Успев поймать сына у самой двери под локоть, она притянула его к себе и велела идти к себе в комнату. Время от времени с ним нужно быть строгим, но втайне она боялась, что любая жесткость по отношению к Изуку, обернется агрессией в ее сторону… Но сегодня мальчик, даже не сказав ни слова, быстро поднялся наверх, но заходить в комнату не стал, спрятался за углом, и с интересом выглядывал. Что за неизвестный гость пожаловал к ним сегодня поздним вечером? Инко отворила двери, и под ее носом медленно закрылся черный зонт, а после в поле зрения, из уличной темноты, попала светлая макушка молодого парня. Женщина ахнула, прижав руки к груди. — Здравствуйте. — приветливо улыбнулся юноша, и на смуглых щеках появились едва заметные ямочки. — Кацуки-кун! Ох, как же давно я тебя не видела… — она протянула руки к его лицу, и, будто рассматривая как старинный антиквариат, поворачивала голову из стороны в сторону. За эти три года Кацуки сильно изменился: он стал значительно выше себя самого в средней школе, и сейчас его рост достигал чуть больше ста восьмидесяти сантиметров. Колючие и пышные волосы стали немного короче, придавая его очертаниям лица деловой вид, глаза же и вовсе, казалось, приобрели ярко-рыжий оттенок, и были похожи на чарующее пламя, что никогда не угаснет. Да и сам он характером несколько изменился — раньше его можно было сравнить с ходячей бомбой ручного механизма, а сейчас… он стал спокойным, рассудительным, но его пылкий нрав все же остался при нем. Вывести его из себя труда не составит, но даже гнев он выплескивает как-то уравновешенно. Если же все-таки кому-то удается его разозлить, то достаточно только одного его взгляда и изменившийся вокруг ауры, что была сравнима с адским пламенем — попытка дотронуться до него обернется ожогами высокой степени. — Два месяца прошло, а ты уже, кажется, вымахал на несколько сантиметров больше, и та-а-к похорошел! За тобой наверняка толпы девчонок бегают, ох, вернуть бы мне мои восемнадцать… — хохотнула женщина, и выпустила его из своеобразных объятий, поскорее запуская в дом, дабы тот не мокнул под дождем. — Вот, держите. — он протянул ей в руки коричневый бумажный пакет, с какой-то картинкой с одной стороны. — Там, где я теперь живу, недавно открылся новый магазин выпечки. Я сам не пробовал, но, надеюсь, Вам понравится. — он говорил спокойным, и даже чарующим голосом, что приобрел с возрастом хрипотцы, даруя ему воистину мужественные оттенки в голосе. — Ох, ну что ты, не стоило… — приняв скромный подарок, Инко благодарно улыбнулась, и, поставив пакет на тумбу в коридоре, помогла блондину снять с плеч черное пальто, что так ему подходило и придавало изящности. Изуку не слышал, о чем мать говорила с неизвестным ему высоким человеком, и с опаской выглядывал из-за угла, щурясь и впиваясь пальцами в обои. Вот, он передает небольшой пакет его маме, и она несколько смущенно улыбается, вот, она помогает ему снять верхнюю одежду, и вешает ее на вешалку около коридорного зеркала… Дыхание неожиданно сперло и по телу прошел холодок, когда он увидел в, казалось бы, чужом лице своего друга и одноклассника в академии. — Каччан…? — шепотом констактировал факт Мидория, и, резко отвернувшись и прижавшись к стене, закрыл рот рукой. Отчего-то сердце забилось быстро-быстро, а дышать стало намного труднее. — Каччан… он, наверное, злится за то, что случилось недавно на уроке… — подметил Изуку, вновь осторожно глянув из-за угла: он до сих пор о чем-то говорил с его мамой, и, не понятно зачем, поглаживал по плечу, будто успокаивая. Вся эта ситуация насторожила Мидорию, и он в панике понесся к себе в комнату, захлопнув за собой дверь и закрыв ее на щеколду. Неужели он пришел его покалечить? — Ох, это… Изуку… — опустив голову тяжело вздохнула Инко, услышав хлопок двери этажом выше. На плече оказалась смуглая от рождения рука Кацуки, и женщина невольно вздрогнула, подняв большие глаза на белокурого юношу, что едва заметно улыбался уголками губ. — Все в порядке. — до банальности простая фраза, сказанная так спокойно, заставила напряженные мышцы расслабится, и на губах появилась легкая улыбка. — Можно я пройду к нему? — Конечно. — едва слышно выдохнула женщина, благодарно посмотрев на юношу. Кацуки кивнул, и поспешил по лестнице вверх. Половицы скрипели, будто собираясь вот-вот треснуть, но блондина это не волновало, и каждый его шаг становился быстрее, стремясь поскорее нагнать конца длинной лестницы. Непонятное волнение вновь поселилось в груди, заставляя судорожно дрожать — он приезжал редко, и каждый раз было такое состояние, из-за которого потом спалось плохо и однажды пришлось принять успокоительного, дабы угомонить нервы. Наконец, поднявшись, он встал напротив двери, и, растерянно пробежав по деревянной поверхности глазами, надавил на ручку двери от себя, но та, почему-то, не поддавалась. Дверь заперта. — А…? — не понял Кацуки, вновь дернув ручку двери в попытке её открыть, затем за ней же послышалось какое-то шебуршание. — Я не открою! — послышался через несколько секунд ответ где-то под дверью. — Ты будешь меня бить! — Чт… — парень подавился, явно не ожидая услышать подобного, но тут же исправился, и проговорил. — С чего ты взял? — Ты злишься на меня за то, что недавно произошло в классе! Я уверен! — завопил по ту сторону двери голос, что практически не изменился со средней школы… Кацуки передернуло, и он болезненно закусил губу. Он до сих пор не мог принять суровую реальность, в которой у темноволосого мальчишки была страшная болезнь, выбившая его из колеи. Надежда канула в лету уже давно: еще тогда, первым днем в больнице… — Не буду я. — спустя какое-то время ответил Бакуго, сверля дверь взглядом. — Я тебе не верю! Слышать эти слова было отчего-то по-детски обидно… Да и все правильно, ведь он ничего сделал! Только что приехал сюда, как дальний родственник, который никому к чертям не сдался. Чужак из другого города… — Деку… И Изуку как током прошибло. Распахнув глаза, тот поднялся с пола, и потянулся к щеколде, все не решаясь дотронуться до нее. Коленки от чего-то дрожали. Парень правда боялся и думал, что сейчас от него и мокрого следа не оставят, ведь то, как он повздорил с ним на днях… Не выдержав, он все же открыл дверь, но лишь на небольшое расстояние, не показывая и половины своего лица. Его встретил прямой и спокойный взгляд, обладателем которого был Кацуки. По телу пробежал холодок, заставляя сжать ручку двери. Взгляд, как у хищника — он никогда не изменится. Но сейчас отчего-то эти глаза казались Изуку какими-то новыми, будто он редко с ними встречался, или не видел вообще, но в одном он уверен точно — это взгляд того, кого он знает с самого детства. — Ты будешь бить? — тихо и с опаской спросил брюнет, слегка прикрыв дверь. — Если не пустишь, то буду. — нахмурился тот, занизив голос. — А… Заходи! Изуку моментально распахнул дверь и провел рукой в воздухе, как бы приглашая к себе. Блондин приподнял одну бровь, а затем усмехнулся на эту чудную реакцию и прошел вперед. Двери со скрипучим звуком закрылись за спиной. Блондин окинул взглядом комнату, что не менялась вообще, и было у нее несколько нюансов: к кровати были прикованы ремни в тех местах, где должны располагаться руки и ноги, не было никаких лишних предметов, по типу всяких безделушек, что бывают в комнатах у типичных подростков. Комната была… пустой. Неяркой, будто выцветшая и ни чем не отличающаяся от больничной палаты. Единственное, что контрастно выделялась на фоне блеклого помещения — книжный шкаф. В нем аккуратно, как в библиотеке, стояли книги, комиксы, журналы — все это нравилось Изуку, он много читал, и вся это макулатура, как говорила Инко, будто бы неосознанно возвращала его к реальности. Когда мальчик читает, он, совершенно забывая о своем мире, полностью погружается в ту вселенную, что напечатана на старых пожелтевших страницах, а потом на эмоциях рассказывает о прочитанном. Язык не поворачивается назвать его шизофреником, а признавать этот факт было невыносимо тяжело. Из собственных мыслей Кацуки отвлек вставший напротив Деку, что нервно глядел на него и поджимал губы, теребя края длинной футболки. Лицо блондина не выдавало никаких эмоций, и все, что он сделал, вопросительно вздернул брови, уставившись на меньшего его по росту темноволосого. Мидория хотел было что-то сказать, но лишь открывал и закрывал рот, в поисках слов. Эта напряженная обстановка била по нервам Бакуго. — Каччан, ты злишься на меня? — спустя обманчиво долгую паузу спросил Изуку, не решаясь поднимать взгляда на стоящего перед ним собеседника. — Нет. — раздраженно хмыкнул Кацуки, так как не за что было злится. В следующий миг брюнет вскинул голову, и его лицо одарила счастливая улыбка до ушей, а затем странное хихиканье: будто ребенок, долго упрашивавший родителей купить ему яркую игрушку с витрины, добился своего. Он топтался на месте и не мог сдерживать переполняющую внутри радость. Бакуго же это все нервировало: быстрая смена настроений напрягала, сначала на лице был страх, затем напряженность и волнение, а сейчас счастье. Это действительно было свойственна только тем… у кого были психические отклонения. Разве обычный человек может всего за пару минут испытать несколько порывов настоящих эмоций, если тем не послужили действительно веские причины? Блондин, раздраженно шикнув, прошелся к застеленной кровати и сел на самый ее край, свесив руки на коленях. Мидория запоздало среагировал, будучи где-то в облаках, и поспешил за своим другом детства, но он не сел рядом с ним, а наоборот, встал напротив. Кацуки сидел с опущенной головой, и, только когда в его поле зрения появились босые ноги, он поднял усталый взгляд на мальчишку перед собой. Пальцы дрогнули и их болезненно закололо. Эмоции на лице Изуку опять сменились на удивление, изучение и уверенность, он менял их, будто маски… — Это так странно… — тихо шепнул Изуку, неотрывным и застывшим взглядом глядя Кацуки прямо в глаза. От этого взгляда повеяло холодом и по спине пробежали мурашки. На тебя будто смотрел не человек, а кукла… такая, из фильмов ужасов, которые могут крутить по телевизору вечерами. — Что? — охрипшим голосом спросил блондин. — Ты другой, Каччан. — тихо ответил брюнет спустя несколько мгновений. В его голосе слышались нотки едва уловимого удивления, и, как ни странно, какого-то равнодушия. Мидория прямым взглядом уставился на Бакуго, склонив голову слегка на бок. Глаз начал дергаться, а дышать стало тяжело — давление воздуха в комнате будто поднялось в несколько раз. — Это так странно… — вновь повторился Изуку, опустившись перед обескураженным парнем на колени и подползая к нему ближе. — Почему-то ты кажешься мне другим… будто я тебя никогда не знал… или редко вижу. Вчера в академии все было нормально, а сейчас… ты будто изменился, стал другим человеком, даже твоя внешность кажется мне немного… не такой. — он делал большие паузы в середине предложений, пытаясь четче сформулироваться, но в его речи было какое-то беспокойство. Кацуки едва не поперхнулся воздухом и холодок пробежался по позвоночнику, заползая к ребрам и крепко за них цепляясь. Слышать это от Деку сейчас было пугающе-странно, он говорил спокойно, но его голос местами ломался и становился тоньше, будто он сдерживался, чтобы не закричать. — Каччан. Он внезапно потянулся рукой к лицу блондина и дотронулся до щеки, и тот вздрогнул, застыв. Большие, с неестественно большим зрачком, но уже тусклые зеленые глаза, будто потерявшие все краски, внимательно смотрели в его, полные непонимания. — Это же т-ты, Каччан? — дрожащий голос и на губах нервная улыбка. — Я же вижу, это ты, но тогда почему ты кажешься мне таким… далеким, будто я тебя не знаю? Это ведь ты, Каччан? Скажи мне… — взгляд стал дико взволнованным: безумным. Кацуки так и замер, удивленно уставившись в выпученные глаза Изуку. Сердце билось где-то в горле, не то от не понятно откуда взявшегося страха, не то от тревоги. Мысли в этот момент покинули голову, разбившись на мелкие осколки. Чужая рука, до сих пор лежащая на смуглой щеке и казавшаяся раскаленным льдом, впивающимся в кожу, была на самом деле горячей. Бакуго нахмурился, ощутив жгучую злость, возникнувшую где-то из-за ребер, и чем горячее она была, тем слабее и беспомощнее был он. Было странно чувствовать отвращение к тому, как горячая, тонкая рука поглаживает твою щеку, а ты не можешь ничего с этим сделать. Не хватает даже сил или смелости просто скинуть эту самую руку со своего лица, отпихнув ее обладателя, что дотрагивался и, будто царапая и впиваясь когтями поглубже, раздирал на части не кожу, а душу. Смесь чувств, состоящая из злости, тревоги и оцепенения, металась по всему телу, ярко взрываясь. «Что со мной?» — пронесся в голове Кацуки вопрос, и его будто сковало невидимыми цепями еще сильнее.

***

Десять месяцев назад — Внутренний мир Изуку тесно пересекается с реальностью. Все те люди, кого он знал до того, как… попал в аварию, стали одним и тем же человеком и в его сознании, и в реальности. За круглым столиком напротив блондина сидела полноватая женщина, что тепло встретила его, как родного сына, и, долго разговаривая, с трудом решилась начать постепенно рассказывать про Изуку. — Например, я, его мама, один и тот же человек и здесь, и в его разуме, что только добавил мне… чего-то не естественного. Помнит он, почему-то, не всех, а если появляются новые личности в его жизни сейчас, такие, как Тошинори-сан, то он сам решает, кем они будут являться в его мире. — на пухлых губах промелькнула едва заметная, горькая улыбка, но затем сразу же последовал серьезный взгляд. — Но, Кацуки-кун… для Изуку ты стал разными личностями: первым, которым он помнит тебя до окончания средней школы, и… новым, который ты есть сейчас. Ты для него словно другой, из другой вселенной, и он не может этого понять… — от этих слов становилось ни горячо, ни холодно: просто никак, и это странное чувство переполняло Кацуки, что внимательно слушал, опираясь на локти за столом. — Я не говорила об этом Тошинори-сану… Я не знаю, хорошо это, или плохо. Вдруг это еще более ужасный симптом, и его могут забрать в клинику? — как бы Инко не старалась унять в голосе дрожь, ничего не получалось, и она прижимала руки к груди, сжимая их в кулаки. Кацуки ничего не мог ответить, и понимает, насколько тяжело ей об этом говорить, понимает ее боль, терзающую изнутри. Блондин и сам чувствовал странное, оседающее где-то на самом дне чувство, что заставляло руки едва заметно трястись. Шумно выдохнув, Бакуго понимающе взглянул на измученную женщину, поджав губы. Говорить даже не хотелось, а такие разговоры он поддерживать точно не умел. Наверное, все, что бы он мог сказать это: «Смиритесь, Ваш сын псих!», но от этого легче никому не станет, а наоборот… Он задумывался, чувствует ли он сожаление по отношению к матери Изуку, нежели к нему самому? Бакуго никогда ничего не испытывал к Мидории, кроме омерзения и желание прихлопнуть. Но сейчас он сидит здесь. Раз третий уже, наверное? Он и сам не помнит, хоть и приходит редко, не видя смысла даже в этом. Но в какие-то моменты ноги сами несут его к дому, в которым жил его друг детства, если он его может так называть, считая, на самом деле, лишь жалкой, но верной собачонкой, которую пни, и она вернется обратно, смотря на хозяина большими и грустными глазами. Именно это и вызывало отвращение по отношению к Деку, что сейчас стал и вовсе беспомощным, бесполезным, ничего не способный сделать. Он стал еще никчемнее. Именно так мыслил Бакуго тогда…

***

Давний разговор с матерью Изуку внезапно врезался в разум Бакуго, и он опешил, вернувшись к реальности. Отчего-то Кацуки начала бить сильная дрожь, а все внутренности скрутило так, что вдохнуть было еще тяжелее, чем несколько мгновений назад. Деку, сидевший на полу напротив него, все еще держал около его щеки руку, и безумным, пожирающим взглядом впечатался в его лицо, ожидая ответа. Исчезло куда-то желание отмахнуть чужую руку от своего лица, что так осторожно сминала кожу и поглаживала заострившиеся скулы. Хотелось наоборот прильнуть, наслаждаясь этим прикосновением еще немного, но выбившийся из колеи Бакуго не мог сейчас нормально соображать, и разум будто поглощал туман. Спустя несколько только минут, Кацуки, сам не понимая, что им движет, накрыл чужую руку своей и слабо сжал, опуская ее вниз. Выражение лица Изуку не изменилось, только напротив, добавилось еще и какое-то детсткое любопытство, и он проследил за движением руки Каччана вплоть до момента, когда тот сипло выдавил из себя. — Это я. — отпуская чужую руку, тихо сказал Кацуки, и его лицо стало каменным, безэмоциональным, с тонкой пленкой какого-то угнетения и безысходности. Мидория несколько секунд таращился на Бакуго, словно переваривая информацию, как маленький ребенок, а потом, неожиданно, моргнул, и в последний миг блондин заметил, как зрачки в глазах вернулись к нормальному размеру, а сам взгляд стал спокойным. Губы тронула счастливая улыбка. — Это хорошо. — его лицо заискрилось детской радостью, и он тут же встал с места, двинувшись, зачем-то, в сторону двери, отворяя ее. Кацуки просидел на месте еще несколько секунд в странном, тягучем оцепенении, а затем, приложив руку к правой щеке, нахмурился. И как он сам еще не сошел с ума?
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.