Пластиковые обещания

      Переступая порог квартиры, Александр чувствует, будто из тела и мыслей испаряются последние капли едкого химического вещества, проникшего глубоко под кожу. Ему не известно его название; зато он отлично знает, как сильно оно отравляет мозг.       Этот запах, и ощущение, и серые пятна на пальцах, касавшихся чужой кожи, уже не пугают его, а раздражают, как постоянная головная боль. Как сама Полина — назойливая, самоуверенная, вечно гнущая свою линию. В такие моменты он старается не думать о ней, — в его голове и без нее достаточно размышлений — но получает нечто прямо противоположное. Мысли копятся, как мусор в давно заполненном помойном ведре. Узнавая ее лучше и глубже, Александр с каждым днем наносит на канву все больше разноцветных стежков. В простом на первый взгляд характере Полины множество подводных течений, и жизнь с ней удивительно разнообразна, как брызги праздничного салюта в небе…       Но сегодня он собирает вещи и возвращает ей ключи.       Немного обидно, довольно необдуманно и абсолютно бессмысленно. Четыре раза они ссорились, четыре раза расставались. Четыре раза он возвращался, увлекаемый потребностью сократить расстояние между ними, возведенной в абсолют. А сегодня он просыпается с необъяснимым паническим желанием уйти, словно от этого зависит его жизнь.       Пожалуй, так оно и есть. С симптомами, которые вызывает присутствие Полины, сложно и не хочется свыкаться. В них заключена какая-то преувеличенность и неестественность — зеркальное отражение ее самой.       Полина много читает и много говорит. В этой любви к словам есть что-то парадоксальное и настораживающее. Они оба, пусть и в разной степени, актеры — лишняя причина взаимного притяжения. Но если игра Александра тонкая, как нить, провод, соединяющий правду и то, что должно было быть ею, то Полина играет вульгарно, как бы нарочно привлекая к себе внимание. Она напрочь забывает, что позади нее — зеркало, и в этом зеркале отражаются ее скрещенные за спиной пальцы. Она говорит, и слова достигают цели, но бьют на пару миллиметров левее нужной точки. Александр заставляет себя верить в ее ложь; с каждой новой осечкой эта вера дается все тяжелее, в то время как Полина самоуверенно просит дать ей второй шанс.       Постоянное ношение масок вынуждает забывать об их существовании, делает их частью лица, сшивая с тонким шелком кожи. Но если маска Александра мягкая и податливая, как ткань, то Полина сделала свою из жесткой пластмассы. Она не оставляет ему ни единой частички своей души, прячась за грубый материал, точно за броню. Пластик пускает корни, обтекая правильные черты ее лица, и остается на нем навечно. Когда ложь Полины становится невыносимой, пластик испускает ядовитые пары, отравляя не только ее, но и Александра.       Каждый раз, уходя от нее, ему хочется смыть с себя всю эту копоть, толстым слоем покрывшую кожу.       Ее присутствие отравляет его. Полина могла бы спасти его от бесконечной суеты дней и непонимания, но вместо этого убивает. Она говорит, что все наладится, что Александр всегда может на нее рассчитывать, и улыбается очаровательной в своей едкой сладости улыбкой. С него хватит; он сыт по горло ее пластиковыми обещаниями.       Он слышит щелчок замка, яростно вгрызающийся в барабанные перепонки — словно ее настойчивый, насмешливый голос — и звук обрывающейся мысли, когда дрожь крепкой веревкой связывает все его тело. Какая-то истерическая радость свободы: Полина больше никогда не назовет его трусом за слепую зависимость от нее же, никогда не закупорит его вены двойной дозой самой себя. Отпустить ее в ее вечной погоне за несбыточной иллюзией. Пренебречь Полиной. Отказаться верить ее обещаниям. Ненависть к ее пластиковой наигранности закипает и распадается на удовлетворение и гордость, вынуждая катализатор — самолюбие — клокотать где-то у самой гортани.       Полина убить готова за то, чтобы все в их отношениях осталось прежним, таким, как в первые дни знакомства. В их секретном договоре о сотрудничестве немного пунктов: терпение, спокойствие и показная вежливость, — вот только их соблюдение чревато отравлением. Видя, как исчезают трупные пятна с его рук, едва он спускается на нижний этаж и открывает дверь, Александр отрывисто шепчет:       — Пластик, пластмасса…       Привязанность. Привязанность — побочный эффект, очередной приступ мигрени от отвратительно резкого запаха горящей пластмассы. Значит, Александр так и так умрет. Ведь и сбежать от Полины, и остаться с ней равносильно самоубийству. А если так, то есть ли смысл уходить?       И, в который раз натолкнувшись на этот вопрос, как на ошибку в коэффициентах химического уравнения, Александр наконец сдается, делая шаг назад, в клубы ядовито-зеленого дыма.       Александр поднимается по лестнице.       Александр считает ступеньки, стараясь не заплакать, хотя глаза нестерпимо жжет от токсичного газа с запахом, напоминающим парафин.       Александр берется за ручку двери — открыто. Полина наверняка подготовилась к встрече самым тщательным образом, раз жжение, словно от чувствительных ожогов, ощущается не только руками, но и лицом.       Александр переступает порог и выравнивает сбившееся дыхание.       Александр бесшумно прикрывает за собою дверь.       Александр возвращается домой — к себе домой — и думает, что больше никогда не сбежит. Он, как и Полина, слишком любит давать себе такие красивые, такие блестящие, такие непрочные обещания.