Здравствуй, я твой знакомый. Давай дружить?

      Слышишь, мы потеряли друг друга ещё давно, когда наши интересы разбились об глухую стену взросления. Я выросла, ты тоже, но мысли остались теми же, да? Только не говори, что прожитые дни, которые мы дарили друг другу так нежно и с таким трепетом в груди, отчего обычный воздух превращался в опасный глоток кислорода, что убивает живые клетки — попросту превратились в страшные слова прошлого. Не говори. Прошу.       Я дарила всю себя, ты тоже. Я дружила, ты… тоже?       Скажи, сколько мне предстоит выпить чашек кофе, стоя около настежь открытого окна, где запах ночи избивает мою память, и с каждым пинком под дых, я попросту не могу отделаться от мысли, что всё кончено. Понимаешь хоть, насколько осточертели эта горечь во рту и непонятное чувство ненужности после разговора с тобой? Я не могу сидеть напротив тебя и с интересом в глазах, с придыханием, с будильником в голове, который оповещает, когда подходит время моргнуть — слушать твою речь. Не могу. И не проси.       Когда мы успели перейти ту черту, когда наша дружба, такая крепкая и, казалось, ничем не рушимая, попросту стёрлась в порошок, оставляя после себя неприятный осадок моментов, где я плакала и ты тоже, где мы друг другу причиняли боль… Но. Потом мы мирились, забывали, плевали на тех, кто свято верил, что после этой ссоры наши пути со стопроцентной вероятностью разошлись бы окончательно.       А знаешь, ведь человек так устроен, что он запоминает намного ярче боль, чем радость, и наоборот, смотря чего было в жизни больше.       У меня поровну стало всего, когда появилась ты. Чаши весов уравнялись, и это было чудом, потому что с каждой минутой, с каждым часом и с каждым днём я буквально ощущала эту тонкую грань между грустью и радостью, между болью и наслаждением. Ты подсыпала в ёмкость с грустью старый песок своей боли, делясь со мной самым сокровенным, где слёзы были самыми дорогими для меня, и я хотела унять твою ноющую душевную боль, беря в ладошки из своей чаши радости семена, которые потом заботливо рассаживала по полям начала нашей дружбы. А спустя некоторое время мы вместе собирали плоды наших с тобой трудов.       Слёзы — чистейшая вода для полива растений нашей дружбы, земля её — дом для семян радости, а песок боли не что иное, как удобрение, пусть и мёртвое, но дающее родиться живому. И что же получилось? Мы уровняли чаши весов друг друга, совместно трудясь над самым сложным — началом нового.       Хочу выть на луну, как волк, который сбился с пути и отчаянно ищет свою дорогу жизни, где есть его место, его пристанище, его семья. Послушай, разве тебе не нравится эта заунывная нотка нового чувства, такого непонятного, неизученного и завораживающего своей особенной красотой звука. Не нравится. Видишь, первая трещинка пошла по стене, где бетоном безграничного доверия скреплялись между собой игрушки, а затем уже дневники наших судеб, и там красивым почерком детально описывались наши с тобой совместно прожитые дни.       Первый ярус готов был давно, второй давался тяжелее, ведь тетради становились толще, истории красочнее, чернила ярче, а вот третий строился после нескольких лет неразрывной связи, хоть и считать начало нашей дружбы нужно не с того месяца, когда впервые мы заговорили, а тогда, когда наши души слились воедино, мысли переплелись красивыми узорами и чувство стыда со страхом, что все секреты будут рассказаны третьим лицам, попросту испарились. И если так посчитать, то выходит мало, катастрофически мало, этими часами невозможно укрыться в самую холодную зиму, нереально связать между собой, чтобы получился один большой свитер, куда бы ты и я поместились, невыполнимо собрать в кучу и закрыть в ящике памяти, дабы никогда не наносить своими собственными руками повреждения.       Почему так выходило, что я видела твои слёзы или слышала их так часто, что звёзды на меня обижались и больше не освещали моё лицо, где эмоции были исчерпаны до предела, а я не могла оправдаться, потому что не хватало сил? Почему ночью происходили какие-то события, которые тебя расстраивали и очень сильно огорчали, отчего мне приходилось выходить на холодный балкон? Босиком ступая по кафелю, морщась от пробежавших по всему телу мурашек, и, укутавшись в плед, медленно облокачиваться плечом о стекло, при этом судорожно сжимая во вспотевшей ладони прижатый к уху телефон.       Голос срывался на хрип, всхлипы нужно было проглотить через комок боли, который подкатывал к горлу, когда мысли становились невыносимыми, а рассказать, что же случилось, попросту являлось самой трудной задачей из всех, что существуют во всём мире. Я молча проглатывала слёзы, открывая двери твоей боли в своё сердце, пропуская через глухие удары отрывки слов. Иногда находила в себе силы, чтобы не дать тебе услышать, что я тоже плачу вместе с тобой, и подбадривающими односложными предложениями намекала, что я слышу, я понимаю, я разделяю, но порой молчание действительно оказывалось самой подходящей заменой всем этим попыткам успокоить.       Видишь, боли больше, слёз — целый океан, а чаши наших весов почему-то не разнились в показателях.       Магия, скажешь ты, но это было не волшебство, это была жизнь, это была наша жизнь, где каждый дополнял друг друга, иногда переступая через себя, даже не замечая, что мы становились единым целым.       Что же случилось сейчас? Почему я бешусь от твоей манеры речи (хотя раньше слушала с большим удовольствием), обижаюсь на твои упрёки, и появляется дикое желание попросту прекратить наше общение, которое и так сошло на нет…       Возраст не должен стать причиной, мы же росли вместе, да?       Интересы. Разные взгляды на жизнь. Абсолютно противоположные мысли. Другое окружение. Другие друзья, которые, опять-таки, появились у тебя благодаря общим увлечениям.       Наши пути разошлись. Но мы же пытались цепляться друг за друга, думая, будто можно в разном сумасшествии всего, с чем нам пришлось столкнуться, просто это преодолеть, найти компромиссы и заново научиться жить вместе, только с одним «НО»: новое абсолютно всё, даже память о счастливых улыбках, адресованных в те далёкие и беззаботные времена, должна быть чистой, отформатированной, и без капли старого. Не замечали, как на самом деле, под предлогом «цепляться друг за друга», цеплялись за прошлое, которое неумолимо просачивалось сквозь наши скреплённые между собой ладошки, а там и это рукопожатие, которое было крепче титана, в один миг стало слабеть, и наши руки больно расцепились.       Вернуть, или же смириться с тем, что мы изменились не только внешне, но и внутренне? Где наши души поменяли единую форму на свою замысловатую. Где мысли спутались в один клубок, который не распутать, лишь разрезать, что мы и сделали. И где чувство стыда со страхом вернулись на свои прежние места, однако не с той силой, что заставила бы в состоянии аффекта подбежать к любому другому человеку и выпалить на одном дыхании всё, что я знала о тебе. Знаешь, почему? Потому что до сих пор верю в нашу дружбу, потому что до сих пор жалею о том, что не обращала внимания на наши частые холодные разговоры ни о чём, потому что… Потому что не хочу отпускать. Родных тяжело терять, и ты это знаешь.       Давай возьмём перерыв. Хоть он и растянулся до этого момента на довольно-таки продолжительное время, но это другой перерыв. Я хочу просто поговорить. Узнать о тебе много нового, чего так старательно избегала, закрывая глаза на твои интересы и занимаясь эгоизмом, навязывая свои. Это перерыв дружбы, где наши связи разрываются на несколько частей того, что невозможно посчитать, потому что времени для этого требуется намного больше, чем предполагается.       Здравствуй, я твой знакомый. Давай дружить?