Fifty days with Severus Snape

Черные тюльпаны на ветру. На могильной холодной плите. В огненном круге следуй за тенью. И помни: без тебя ни за что не умру…

— Гарри, может, мне всё же выйти? — с явным отвращением проговорил Люпин, картинно прикрывая глаза. — Предупреждать надо, если у вас тут… — Оргия, — хохотнул вдруг Снегг. — Не хочешь присоединиться? Римус мгновенно кинулся к зельевару. Гарри, тем временем, поднялся. Северус не думал прикрываться простыней. Он лежал голышом и будто наслаждался этим. — Мне нужны очки, — произнёс чуть погодя Гарри, неловко теребя в руках полы рубашки. Люпин, словно только этого и ждал, раздраженно протянул ему очки. — Это не мои, — сразу отметил Поттер, как только нацепил их. — И к тому же, я плохо вижу даже в своих… а тут… — Ну, извини, — развел руками аврор. — Выбирать не приходится. Гарри, я должен задать тебе ряд вопросов. Наедине. — Давай-ка без этого, Люпин, — Северус чуть приподнял голову и сморщился. — Черт возьми, если эта боль не пройдет, то я точно начну убивать без разбору. — Да, я в курсе, что ты расправился с Малфоем, — кивнул оборотень. — Разве вы не дружили? — Что? — спросил Гарри. — Профессор, вы убили Малфоя? Которого? — Старшего, — ответил за Снегга Римус, смотря на мужчину, как на кусок мяса. — И знаешь, я готов сказать «спасибо». Как бы там не прозвучало — Люциус заслужил трёпку. А, может, и смерть. Гарри снял очки. Повертел их в руках. — Как мы выбрались? Я ничего не помню, после того как… — После того, как Волан-де-Морт убил Молли, — сказал Римус, бросая в Снегга простыню, валяющуюся на полу. — Он начал отходить, у него не было больше бойцов. А Беллатриса теперь не та. Ему нужно беречь её, если он на самом деле хочет детей. — Постой. — Гарри остановил аврора жестом. — Я видел её… Неужели так бывает? Он вселил в чужое тело чужую душу? Или что? Или в тело каменной девы он поместил душу Беллы? Виолле помог её оживить? — Скорее второй вариант, — направил мысли Поттера Северус. — Виолле, старый дурак, помог оживить не только душу, но и тело. Волан-де-Морт убил его дочь, когда та отказалась отдать ему Воскрешающий камень. Но он не знал, что камень уже у вас… — У меня? — глаза Гарри полезли из орбит. — Разве не вы отдали ему камень? — Я отдал подделку. — Стоп, — Римус потерял нить. — Вы о чем? — Не хочешь выйти? — усмехнулся Снегг. — У нас, знаешь ли, свои секреты. Правда, Поттер? Гарри смутился. Оборотень подошел к нему и склонился к самому лицу, заглядывая в глаза. Выдержать такую атаку не представлялось возможным без потерь. — Что? — спросил юноша. — Ничего, — подозрительно отозвался Люпин. — Гарри, хочу тебе напомнить, тот, с кем ты откровенничаешь, убил Дамблдора. И вообще, если у вас вдруг появились свои тайны, то имей смелость сообщить об этом. Нам, тем людям, которые поставлены на страже твоей жизни. Гарри не успел ничего сказать. Вмешался Снегг. — На страже? — Северус окончательно приподнялся и держал вес тела на локтях. — Не знал, что и ты падок на маниакальные идеи Дамблдора, который в последние годы явно плевал на его жизнь. Да, Люпин, ты стал таким же, какими были когда-то Поттер и его дружок блохастый… — Закрой пасть, Нюнчик! — глаза Римуса налились кровью. И Гарри испугался, что может начаться превращение. Мало ли. — Если я и поддерживал Дамблдора, то только потому, что у нас была общая цель — уничтожить Волан-де-Морта, а вот ты… строишь из себя мальчика-паиньку, но на самом деле ты погубил Лили и Джеймса! — Значит, ты всё ещё считаешь, что наш Дамблдор был благодетелем. А я один такой весь из себя плохой. — Северус утвердительно произнес фразу, прикрывая глаза. — Люпин, ответь мне на один вопрос, ладно? — Если хочешь спросить о том, что значит для меня Гарри, то я отвечу: он сын моего лучшего друга. Почти мой сын. А для тебя он — помеха. И всегда ею был. Ты же так и сказал Лили: «Избавься от ребёнка и живи дальше». Ведь так, Снегг? Гарри Поттер переводил взгляд со Снегга на Люпина и обратно. Он резко напряг слуховые анализаторы, чтоб не упустить ничего важного. Он больше не хотел их расталкивать по углам — ему стало интересно увидеть эту историю глазами Римуса. — Я хотел спросить тебя не о Поттере. Но, уже не суть, — сказал после паузы Снегг, закутываясь в простыню и удобнее устраиваясь на кровати. — Всё то, что я говорил и делал шестнадцать лет назад — мой личный выбор. Никто не вправе меня осуждать. Запомни. — Конечно, — усмехнулся аврор. — Никто не в праве. Но, знаешь ли, Снегг, как ты сейчас выглядишь в моих, лично, глазах? Сказать? Не боишься? — Римус. — Гарри решился влезть в их беседу. — А где мои вещи? Ну, то есть… мои джинсы и остальное? Там было… — Что там было? — сразу повернулся к нему Люпин. — Важная вещь, — Гарри мельком глянул на Снегга. — Очень важная. — Мадам Помфри уносила твои вещи. Возможно, в прачечной. — отозвался Люпин, снова испепеляя взглядом Северуса. — Ты пока выйди, Гарри. Осмотрись. Нам поболтать нужно… — Ладно, — согласился юноша. — Римус, только без резких движений. Профессор Снегг и так пострадал… — Гарри, иди уже, — разозленно процедил Люпин, стискивая кулаки. — Разберемся. Не первый день на свете живем. Да, Нюнчик? — Однозначно, — кивнул Снегг. Гарри ещё раз взглянул на Северуса. — Если что, я начну орать, — пошутил вдруг (всегда серьезный) зельевар, подмигивая ему. — Частота моего голоса вам известна, Поттер. Гарри опирался на стены. Идти было трудно. Комнату для медсестер Хогвартса Гарри никогда не видел ещё. Он огляделся. Большое окно. Напротив — стол. Парочка кресел и десяток стеллажей с медицинской литературой. Чуть поодаль, за занавеской, кровать Мадам Помфри и обеденный уголок. — Что вам, Поттер? — спросила она, сразу же бросаясь к нему и усаживая в кресло. — Зачем встали? Я разрешила? — Прошу прощения, Мадам, — отозвался Гарри. — Мне нужна моя одежда. — Сейчас? — изумилась женщина. — Да, — кивнул юноша. Когда она принесла его обноски, Гарри обрадовался тому, что они не побывали в руках чужих. Особенно в руках домовиков. После знакомства с Сириусом и его Кикимером, Гарри понял, что Добби — это исключение из правил, а не норма для домовых эльфов. И все чаще они напоминают злобных маленьких тварей, которым ничто не важно, кроме благополучия хозяйского эго. Нащупав Золотое сердце в кармане, Гарри откинулся на спинку кресла и вздохнул так, словно с его плеч свалился тяжкий груз. Помфри посмотрела на него с некоторым удивлением. Но она, в отличие от большинства, не стала задавать пустых вопросов. Она привыкла просто видеть и делать выводы. — Спасибо, — поблагодарил Гарри, поднимаясь. — А с профессором МакГонагалл всё в порядке? Где она? — Хотите с ней поговорить? — женщина не позволила Поттеру вставать. — Я приведу. Гарри повертел крестраж в руках. Он впервые начал рассматривать его так детально. Он искал хоть что-нибудь, что бы смогло подсказать, как теперь выпутываться из этой петли, в которую они все залезли. Снегг сказал, что Воскрешающий камень, отданный Лорду, был подделкой. Но тогда — где настоящий? Гарри опять понял, что просчитался или просто план Снегга дал трещину: камень был в мешочке, который доверил ему Виолле. А Гарри по просьбе Снегга бросил мешочек в гроб Реддла. И как теперь быть? — Поттер? — Профессор, — Гарри чуть улыбнулся Минерве. — Я хочу спросить вас об одном редком предмете. Сможете? Женщина неопределённо пожала плечами. — Профессор, вы знаете, что это? — Гарри показал Сердце. — Золотое Сердце! — проговорила Минерва, завороженная его сиянием. — Неужели вы нашли его? Но как? — Спасибо профессору Снеггу, — смущенно улыбаясь, ответил Гриффиндорец. — Что вы можете сказать о нем? Зачем оно? Что с ним делать? Как с ним обращаться? Кому оно принадлежит и принадлежит ли вообще? — Думаю, вы сами всё знаете. Это Сердце — символ материнской любви и защиты. И одной из обладательниц являлась ваша мать. — Да, — согласился Поттер. — Но ещё это — крестраж Тёмного Лорда. — Это вам тоже Снегг рассказал? — нахмурилась волшебница. — Тогда, вам следует знать, что есть сказка, основанная на легенде. А легенда, в свою очередь, на реальных фактах. — Расскажете? — По легенде, Сердце изначально было обычным органом человеческого организма. Таким же, как ваше и моё, — Минерва вздохнула. — И человек, носивший его, был обычным. В смысле, он никогда не прикасался к чему-то запретному и необычному. Но это и сыграло с ним злую шутку… — Какую? — голос Гарри перешел на тихий шёпот. — Вы, наверное, знаете, что у магглов есть некая легенда о неком Данко, который вырвал из груди своё сердце, когда группа последних на земле людей заблудилась в дремучих лесах? — спросила МакГонагалл. — Что-то не слышал… — Ничего, — преподаватель трансфигурации, оказалось, очень много знала о маггловской культуре, причем не только английской. — Так вот, те люди разгневали бога, и он оставил их без света умирать в холодном лесу. Данко пожертвовал собой, своим сердцем, которое так горело за людское благополучие, что сумело осветить им путь обратно… — А какая связь с этим Золотым Сердцем? — Это сердце тоже было вырвано из груди, но не за благим делом, — качнула головой Минерва. — Оно стало взяткой. Оно было положено на весы Фемиды не для того, чтобы помочь другим, а для того, чтобы спасти свою шкуру от гнева и суда богов. Оно не сумело перевесить чашу, но тогда владелец заключил сделку с Дьяволом, соглашаясь на то, чтобы из сердца был сделан кусок металла… — А как же тогда сердце стало приносить пользу? — спросил Гарри, откровенно путаясь в выводах, которые успел сделать за время рассказала профессорши. — Оно же стало символом, как вы сказали, материнской любви… — Есть ещё одна легенда о двух спорящих матерях. Они решали, чей же ребенок находится между жизнью и смертью… Ни одна из них этого факта не знала. Настоящая мать отдала своего сына другой, но той он был не нужен. И в наказание боги отдали кусок металла другой женщине и сказали, что, если она сумеет своими делами превратить его (металл) в золото, то ребёнок выживет… — Ничего себе, — выдохнул Гарри. — Оказывается, легенды могут быть поучительными и связанными с реальностью… — Женщина справилась, — улыбнулась Минерва. — Она добилась того, что кусок металла снова стал сердцем, но на этот раз ещё и золотым. — Но какая связь, профессор, с Тёмным Лордом? — Тем человеком, который изначально положил сердце на алтарь к Дьяволу, был далекий предок Тома Реддла…