"Что ж, я прекрасно знакома со всеми злодеями, Что в моей голове живут, Они умоляют меня написать о них — Так, даже если меня не станет, они никогда не умрут."
"Control - Halsey"
Перед пустым белым листом все мы беззащитны, как котята. Путаемся, пугаемся, печатаем… И так по кругу. Чем выше планка, тем страшнее и тем захватывающе. Чем больше дрожат руки, тем ярче пылают глаза. И если ты хоть раз прикоснулся к этому ощущению свободы и страха одновременно, то ты пропал. Утонул, затерялся в залах и запутался в колоннах. Нашел вход, но никогда не обнаружишь выход. Хоть как Гензель оставляй камушки при каждом своем шаге или веди нитку, как Одиссей в пещере, ты потеряешься. Или уже. Не отрицай. Дальше все будет похоже на затяжную попытку бросить. И ты будешь срываться, я же знаю. Прятать от себя этот самый чистый лист, но все равно молиться на него, вытаскивая из-под кипы пыльных книг. Теперь он — твой пропуск. Твое спасение. А все потому, что есть Храм. И каждая засечка на его колонне — неуверенная царапина очередного автора, такого же, как ты… Литеро с самого начала был не уверен в этой идее и вообще опасался своего навязчивого желания что-то написать. А ведь начиналось все достаточно безобидно. Просто поставить лайк работе, добавить и создать пару сборников для фиков, однажды даже оставить неуверенный отзыв, обращаясь напрямую к, о боже, самому автору. А потом… что-то пошло не так. Знал ведь, что не стоит, но… А теперь стоит перед массивными и старыми на вид дверьми и мнется, боясь сделать этот, такой страшный и такой желанный, первый шаг туда… В залы. В темницы. В комнаты и ниши. Прикоснуться к засечкам на колоннах, вдохнуть спертый запах оставленных комнат, почувствовать тот дикий трепет перед скрижалью, до дыр затертой тысячей восторженных рук. Он видел их пару раз, украдкой и скромно пряча глаза, фикрайтеров. Настоящих, почти писателей, чье имя пишется в книге историй с большой буквы. Чье Имя сам Храм высекает у себя каждую ночь в отдельной комнате, где в полночь обновляются списки творцов. Всегда. Эти люди, поселившиеся в Храме Фикрайтера, сродни волшебникам. Они знают каждый его закуток, видят сквозь монолитные стены и мечтают. Поразительно мечтают. Неостановимо и так волшебно, а когда их мечта касается клавиш или карандаша, происходит невозможное. Они на самом деле становятся волшебниками. Потому, что эти тексты пропитаны магией, иначе их воздействие никак не объяснить… Эти мечтатели создают, пишут то, отчего хочется то плакать, то смеяться. Отчего сжимается сердце, пропуская удары, чтобы болезненно сжаться, теплым комком смакуя органы и ломая диафрагму; отчего каждая клеточка твоего тела готова вот-вот сорваться сделать что-нибудь прекрасное, ведь такая легкость сродни болезненной. Отчего хочется так же. Так же трогать сердце и ласкать душу человека, что опасливо откроет твою небольшую книжку, поверив, что ты тоже что-то можешь. А можешь ли? И Литеро прекрасно знал, что путь вверх по ступеням Храма — долгое и очень мучительное путешествие. Нет, Храм всегда поможет, будет на твоей стороне, будет поддерживать, иногда даже помогать. Мучить себя будешь ты сам. Знаешь ведь, что не так хорошо пишешь, что можешь не раскрыть идею или испортить на середине, а то и совсем — не потянуть… ты ведь прекрасно знаешь свои минусы и промахи, слабые и далеко не сильные стороны. Знаешь, но… продолжаешь писать, да? Я ведь говорил. Глотнув этот кусочек счастья, почувствовав эту тягучую смолу удовольствия от творчества — ты не остановишься. Даже оставленный один, в пустой-пустой комнате, ты будешь искать путь в него. Свой Храм, ставший воплощением мечты. Но все равно смелости набраться надо, правда, Литеро? Храм никогда никого не торопит и не вовлекает силком; в этот путь, что кто-то зовет полетом или падением, ты должен сделать первый шаг самостоятельно, так что… Прижав к груди небольшую пачку бумаги, исписанную круглым и маленьким почерком, Литеро глубоко вздыхает, понимая, что возненавидит себя, если простоит хоть еще минуту перед дверьми в глупом бездействии. Да кого он обманывает? Он мечтает сделать этот несчастный первый шаг, чтобы уже взлететь-упасть в объятия Храма. Давно, как только узнал об этом месте. Его религия, его мечта, его стремления — все. Все стало точкой в пространстве, где на светлом фундаменте стоит место, способное уничтожить и возродить. Способное как разломать мечту, так и взрастить вместе с ней удивительные цветы. Потому, что Храм привередлив. И очень строг. Здесь нельзя оплатить сессию или подлизаться к начальнику. Такого тут ты не найдешь. Работа спустя рукава будет уничтожена и предана самому худшему наказанию — игнорированию. Ты будешь сидеть и бессмысленно ждать у моря погоды, ведь у этих стен только одна страсть — честность. Твоя честность в попытках стать лучше, в попытках раскрыть эмоции, в попытках заинтересовать и создать что-то стоящее. В этих комнатах ты найдешь и спасение, и погибель. И Литеро это знал, делая неуверенный шажок поближе. К двери, что уже давным-давно мучает его во снах, наполненных тягучим ожиданием. Ну! Давай же! Неуверенный, словно ошибшийся стук в плотно запертые двери. Храм ждет. Храм всегда предоставляет время на раздумья. Храм не торопит. Храм дает шанс вершить свою судьбу теми же руками, что сжимают эти самые несчастные листы белой бумаги. Но стук повторяется снова. Настойчивее, с некой опаской «неужели могут не пустить вообще?» повторяется, отбивая неровный, но уже различимый ритм. Сердца ли? Кто его знает, главное, что он решился. И Храм это видит. Словно живой, он распахивает перед ним двери, сразу и без колебаний раскрывая каждый уголок самого себя, с первого же шага даря моментально все, что он может предложить. А сам в нетерпении застывает, ожидая. Куда? Что ты возьмешь в первую очередь, путник? Дверь в какой зал распахнешь, словно к себе домой, а какую темницу оставишь запертой на все времена, передергиваясь лишь от мысли, что может твориться в конце тех скользких ступеней, где так легко сорваться… в грех. Или же наоборот, чего настолько светлого ты можешь так бояться, чтобы позакрывать все окна, резко и с легкой дрожью задергивая тяжелые портьеры? Литеро, чего же ты так боишься? Скажешь мне? Но он уже идет. Пока никуда не спешит, внимательно рассматривая каждый поворот, читая каждую табличку и коротко кивая проходящим мимо таким же как он — новичкам. Просто идет, продолжая прижимать к груди те самые листы бумаги, что терзали его столько дней подряд, заставляя мучиться в желании и сгорать в неуверенности. Чего же ты хочешь, несмелый Литеро? Но перед глазами столько путей и возможностей, что юноша даже на секунду опешивает. Встает в центре большого и просторного зала, глубоко вздыхает, поднимая глаза к потолку, и неожиданно улыбается, только сейчас осознавая, что он на самом деле сделал. На что решился. И что смог. И взгляд, неожиданно опустившийся ниже, находит на полу небольшой камушек, отполированный тысячью рук. Да. Время пришло. Давай, Литеро, сделай уже эту засечку на колонне. Встань на путь своей мечты. Ты ведь и правда мечтал. И когда-нибудь ты будешь тем, чье имя появится в зале ночью, высеченное самим Храмом… И не надо так волноваться, сейчас это всего-лишь засечка, небольшая полосочка, сделанная твоими дрожащими руками. Молодец. А теперь время доказать, что эти самые руки могут своей работой и трогать сердце, и ласкать душу. Что они могут творить ту магию, о которой ты так мечтаешь… Которой почему-то так боишься…