Lie

— Прости. Это все, что сегодня вырвалось из Чонгука за вечер. Он не смог сдержать обещание. Не сумел. Он клялся, клялся ему во всем, он выполнил все, кроме одного — он не сказал правды. — Ты наврал. — Именно так. Ты можешь рыдать, молить меня о том, чтобы я сказал, что это ложь, все что угодно, но да, я врал тебе. — Все чувства… — еле сглотнув ком в горле, прошипел Хосок. -…они были фальшью? — Да. Оба замолчали, уже зная, что будет дальше. Кровь, пот и слезы, так сказать. Хотя, это еще цветочки. Когда Хосок зол, все разбегаются. И лучше не попадаться ему на глаза. Хотя, был ли он зол? Нет, скорее, расстроен. Потому что он теперь остался без родной души. Друзья — это друзья, а Чонгук — это Чонгук. Сначала этот малявка был для него как брат, потом — как парень. Фальшивый парень. Ненастоящий, лживый. — Уходи. — подавляя дрожь в голосе, прошипел брюнет, утирая слезы и отвернувшись от Чонгука, чтобы тот их не видел. — Пиздуй отсюда. — Хосок… — Пиздуй, я сказал. Чонгук винил себя абсолютно во всем. Он наврал ему так сильно… настолько, что ему самому сейчас очень больно. До потери пульса — он готов подохнуть хоть сейчас. В его мягких руках. — Хосок, я… Чонгук сорвался. Он столько накопил в себе, что это все прорвалось наружу, как дождь в начале лета. Брюнет громко всхлипнул, стоя на месте и утирая льющиеся фонтаном слезы. Он даже заставил обернуться Чона, который старался сдерживаться. Но Чонгук… он выглядел, как ребенок. Маленький и беспомощный, льющий слезы и старательно утирая их кулачком. Как будто у него забрали игрушку. И Хосок сейчас чувствовал себя той самой игрушкой, которую отобрали у Гука, потому что… Ох, он просто не смог удержаться. Чон резко встал и, пулей перешагнув кухню, обнял Чонгука с такой силой, что даже не мог вхдохнуть. Кареглазый, в свою очередь, продолжал безудержно хныкать и шмыгать носом, утыкаясь в плечо Хосока, явно не желающего отпускать этого малютку. — Тш-ш, не плачь, прошу, — нашептывал брюнет Чонгуку, поглаживая по голове, что всегда успокаивало его. Но не сейчас. — Я… я… Вновь всплеск эмоций. Чон осторожно сомкнул руки на спине Хосока, более-менее успокаиваясь, но все еще дергаясь и всхлипывая. Так гадко, черт. Он бы начал целовать его, но нет. Так будет больнее. Им обоим. — Я так сильно вру тебе… так… сильно… вру… Он еле выговаривал по слову после каждого всхлипа, дрожа и не сдвигаясь с места. Сердце практически замерло — ему было страшно. Очень. Страшно за будущее, за дружбу. За Хосока. Он наврал ему. Так сильно, что теперь не сможет оправдать это. Никак. Чон уже поверил в эту ложь. Уже… верит… — Тише… пожалуйста, тише… — чуть всхлипнув, успокоил его Хосок, продолжая гладить по голове. — Все хорошо, успокойся… — Ты посидишь со мной перед сном? Чонгуку крайне необходимо было нахождение Чона рядом. Прямо сейчас. Пока он не уснет в его объятиях, а на утро кареглазый встанет и оставит друга одного. В одиночестве. Уму непостижимо. Хосок останется без него. И он останется без Хосока. Он ведь… Чонгук правда любил и продолжает любить Чона. Что бы тот не сделал, какую бы идиотскую шуточку не ляпнул, кареглазый любит его и принимает таким, какой он есть. Принимает солнцем. До этого момента брюнет не врал ему ни секунды, нет. Чонгук обожает его. Всем телом и всей душой. Прикосновения — что-то нереальное, поцелуи — что-то неземное, из параллельной вселенной. Но он врет. Ему приходится. Просто он заботится о Хосоке. Оба заснули практически одновременно и в объятиях друг друга, так и не переодевшись и не накрывшись. Хотя, их грело тепло. Глаза что у Чонгука, что у Хосока, были еще мокрыми по краям, сами парни все еще дрожали, но не от холода, а просто еще не отошли, и нервы еще не расслабились. После такого-то. В четыре утра телефон Чонгука завибрировал, в трубку что-то пробасили и скинули, не дав толком проснуться. Брюнет не спешил вставать — в объятиях было прекрасно. О черт, просто чудесно. Но он не мог тут оставаться. А… а так хотел бы. Очень. Чонгук медленно выбрался из объятий, сел и посмотрел на Хосока. Такой невинный, добрый и наивный. Его не хочется отпускать, не хочется врать ему — это невозможно практически. Но Чон смог. Он наврал ему. Сильно. Ужасно. И Хосок все еще был влюблен в Чонгука. Любил его, будто ничего не было. Обнял перед сном, нежно целовал в макушку. Только к губам брюнета он больше с того вечера не притрагивался. Не мог. Чонгук отвернулся и зарылся в волосы, нервно подергивая их. Еще минута — и всхлип. Он никак не хотел этого, черт. Почему же так вышло? Почему не кого-то из других, почему именно его? Стараясь сдержаться, Чонгук собрался. Пытаясь не зарыдать, он приготовил завтрак для Хосока, чего еще не делал. Изо всех сил стараясь не обронить все к черту, натянул улыбку и вошел в комнату, разбудив Хосока. Такого… Хорошего. — Вставай, Хосок… Я приготовил тебе завтрак. — Мм… Завтрак? — Чон лукаво улыбнулся, щурясь. — Ты еще не готовил мне завтрак. — Сегодня особый случай. Брюнет, не задавая лишних вопросов, встал и направился за Гуком, потирая виски и руками проводя по взъерошенным волосам. На кухне чудесно пахло. Стоял крепкий аромат кофе, на столе — тарелка с глазуньей и белая кружка бодрящего напитка, который Хосок обожал. Он уселся и довольно начал уплетать содержимое, расхваливая Чонгука за такую аппетитную и вкусную еду, на что тот лишь натянуто улыбался, подавляя желание сейчас высказаться. — Оставь в мойке, я помою. — Ты опять врешь? — Да. Хосок засмеялся, но вскоре это сменилось на непонимание, когда напротив раздался звук смс. Чонгук, побледневший, словно мертвец, вылетел из кухни, бегом направившись к выходу, Хосок поспешил за ним, бросая остатки еды и натягивая первое, что попалось под ноги. Это было похоже на преследование, но, когда Сон только вышел, Чонгука уже не было. Интуиция подсказала идти вперед, а затем — лезть на крышу. — Ты что, блять, совсем придурок? Сдерживаться? Нет, он не хотел и не мог сдерживаться. На краю стоял Чонгук, кидая предметы из кармана вниз и проверяя, сколько они летят с девятого этажа. Непонятно, зачем. Но Хосок догадался и потому яростно начал стаскивать брюнета оттуда, чему тот сопротивлялся. — Отпусти, я должен! — захлебываясь, кричал, нет, орал Чонгук, дрыгая ногами, но только крепче сжимая руками объятия Хосока. — Ты больной, что ли? — Понимаешь, я… — Чонгук всхлипнул. — Мне угрожали и угрожают. Они знают мой адрес, они… Они угрожали убить тебя. Они убьют тебя, если я не подохну… — Это же чушь… — Хосок сквозь невыносимую боль и слезы засмеялся. — Они не сделают этого, тупица! — Они уже делали! — воскликнул Чон, но резко перешел на дрожащий шепот. — Они приезжали ко мне, они угрожали, я еле скрылся от пули… Они… Они угрожают мне твоей смертью… — Какое тебе дело до меня? — срывая голос, спросил Хосок. — У тебя нет ко мне чувств, ты врал мне, вра… — Я и сейчас вру! Оба замолчали. Хосок не понимал, что происходит, Чонгук же прекрасно осознавал, что сказал. Брюнет медленно подошел к хёну и аккуратно, мимолетно докоснулся губами до нежных, шелковых губ Хосока, ощущая внутри невыносимое тепло. Отпускать? Нет, он не хотел делать этого. Это был невыносимый кайф, и Чонгук точно знал, что зависим. Как от наркотика. Ложь. Как же он ненавидел ложь. Ложь везде. Повсюду. Но больше всего Чонгук ненавидел тот факт, что врет он. И врет Хосоку. Блять, да, он врет тому, с кем больше всего хочет быть до конца дней, что он и делает. Остается с ним до конца жизни. А потом он подохнет. Упадет вслед за телефоном, который сейчас сбросил. — Прощай… — Ты… ты придурок, Чонгук! Ты полный, блять, идиот! Ты врешь, что не любишь меня, потому что думаешь, что так мне не будет настолько больно? — сквозь слезы орал Хосок, идя вслед за парнем. — Я знаю, что идиот. — сквозь улыбку и с мокрыми глазами сказал Чонгук. Он шагнул вперед. И Хосок шагнул следом