Где бы ты ни был

- Я так виноват перед тобой, Тони. Так виноват... - Стив знает, что эти слова ничего не изменят, но он так же знает, что должен их произнести. - Я тебя предал. - Я люблю тебя. - Голос у Старка нежный, с легкой хрипотцой, как всегда бывало по утрам. Как всегда бывало после долгих ночей, проведенных друг с другом. Стив моментально вспоминает самое первое утро и морщится, предугадывая следующие слова: - Где бы ты ни был, помни об этом. Голограмма слегка подрагивает и излучает синее свечение, до безумия похожее на свет реактора. Губы Тони, так идеально ею повторенные, изгибаются в ласковой улыбке, и Стив в который раз сдерживает порыв раздолбать чертово устройство о ближайшую стену. Это все, что осталось у него от Старка. Знаний Роджерса не хватало, чтобы объяснить принцип работы этой небольшой, с две фаланги пальца, коробочки, однако ему этого и не нужно было. Он знал лишь то, что устройство спроектировал Тони, желая скрасить долгие вечера Стива на службе. Это было что-то вроде искусственного интеллекта, только крайне примитивного, в понятии Старка. Система знала некоторое количество фраз, записанных с голоса Тони, могла воспроизводить его внешность, а так же отвечать на простейшие вопросы при условии доступа в интернет. - Чтобы ты не забывал, что у тебя есть к кому возвращаться, - пробормотал Тони, вручая ему подарочную коробку на очередной праздник. Стив снова морщится от воспоминаний. Тот, к кому он хотел бы вернуться, его не примет. Не скажет ни слова любви. Не улыбнется, как эта голограмма. Он вообще не захочет даже увидеть. И Стив его прекрасно понимает. Он не дурак, чтобы надеяться на что-то большее после того, как все разрушил своими руками. Это просто невозможно. У любви, словно у медали, две стороны, составляющих единое целое. И если одна раскалывается, во вторую летят осколки, подкашивая, заставляя сломаться тоже. Стиву горько оттого, что в нем еще теплится это чувство, но он и благодарен ему. Подобно сломанному каркасу, любовь удерживает его здесь и впивается острыми гранями под ребра, заставляя раз за разом переживать тот день. Как будто Стив недостаточно страдает. Недостаточно. Определенно, нет. Нет подходящего наказания за то, что он совершил. Разве что: - Я жду тебя дома, - Стиву становится дурно, - любимый. По голограмме вновь проносится рябь, когда она склоняет голову и часть растрепанной челки падает на лоб. Тони всегда предусматривает максимальную реалистичность. Ведь так больнее. Необоснованная злость на Старка проходит так же быстро, как и тысячу раз до этого. Стив тоже человек, его бесит бездействие, бесят собственные решения, насколько бы они ни были правильны, бесит, что из-за них он вынужден так страдать. Этот мир отнимает у него все, в то время как Стив делает все, чтобы его спасти. Сначала службу, Пегги, жизнь, а затем... Стив не заканчивает мысль и проводит ладонями по лицу, прогоняя следы усталости. С его губ срывается судорожный вздох, и Роджерс приказывает себе взять себя в руки. Откровенно говоря, получается плохо. Стив, чертыхаясь и успевая поймать взгляд синеватого изображения Старка, выключает голограмму, после чего покидает отведенную ему комнату. Там слишком душно, решает он. В гостиной, однако, воздух той же консистенции, но там Стив не настолько одинок. У телевизора расположилась Ванда. Она приветственно улыбается, но её улыбка тотчас меркнет при взгляде на Капитана. Её руки взлетают и ложатся на его виски, едва он присаживается рядом, а вслед за этим на кончиках плавно двигающихся пальцев появляются красные нити-всполохи. - Избавься от него. Он тебя убивает, - говорит она с мнимым безразличием. - Это ты могла узнать и не прибегая к магии, - вторит её тону Стив и вновь раздражается. Ванда не может знать, каково любить человека, который ненавидит тебя всеми фибрами души. - Есть новости? - Ничего из того, что могло бы заинтересовать тебя. - Девушка поджимает губы, словно проглатывает остаток фразы, а затем ловит на себе внимательный взгляд и опускает глаза. - Мне важно знать, что с ним все в порядке, - говорит Стив, то ли оправдываясь, то ли обвиняя, а затем встаёт и уходит. Эта жизнь совсем не походит на ту, о которой он мечтал, и разительно отличается от той, которую он хочет сейчас. Он хочет перестать прятаться. Хочет, чтобы воцарилась справедливость. Но больше всего он хочет вернуть себе Тони. И тогда не нужно ни первого, ни второго. Стив понимает, что все, финиш. Он понимает, что эти приоритеты, наконец, правильные. Только слишком поздно. Сейчас Старку это не интересно. Вот поэтому Стив и не ломает то устройство. Оно - слишком приятная иллюзия. Оно - олицетворение всех мечт. Только с ним Стив может теперь увидеть адресованную ему улыбку или услышать что-нибудь одновременно безумно пошлое и жутко романтичное. Голографический Старк его не ненавидит, и поэтому Стив не может от него отказаться, слыша каждый раз заученное, впившееся в мозг: - Я люблю тебя. Где бы ты ни был, помни об этом. Поначалу ему казалось это немного странным, но теперь он привык беседовать с остающейся бесстрастной к мольбам голограммой. Он извиняется раз за разом, зная, что это бесполезно, рассказывает о том, как прошел день, признается в любви, говорит, как скучает. И все это ночью, когда никто другой не может его услышать. Каждую из фраз Стив запомнил досконально, он мог бы воспроизвести её у себя в мозгу, не потеряв ни одно изменение интонации, но вместо этого продолжает говорить с прозрачно-призрачным Старком: - Я ненавижу себя за то, что сделал. Временами мне кажется, что я мог бы прийти к тебе и схлопотать заслуженную пулю промеж глаз. Я бы сделал это, Тони... Все, что угодно, если ты того захочешь. Однако на мне по-прежнему лежит большая ответственность, я не могу просто бросить всех этих людей, поддавшись трусливому желанию умереть от твоей руки, только бы не чувствовать этой боли. - Я бы хотел сейчас быть с тобой, обнимать тебя. Ты так мило краснеешь, когда я ставлю засосы на твоей коже, - хихикает в ответ Тони, и Стива пробирает дрожь. Он касается рукой своей шеи, словно там еще могли остаться какие-либо следы. - Тони... - выдыхает он, качая головой. Ему мучительно больно слышать все это, но оторваться он не в силах, словно наркоман, вглядываясь в черты лица, иногда искажаемого помехами. - Скоро ты будешь кричать это имя, - пошловато ухмыляется голограмма, ведя бровями. А Стив уже кричит. Кричит почти каждую ночь. Ему снятся кошмары. В них он заканчивает начатое и убивает Старка. Ему снится, как вибраниум с легкостью преодолевает сопротивление брони, погружаясь в неё, словно в масло. Он слышит во сне, как рвется металл и как брызжет на землю теплая кровь. Он видит застывшую на лице Старка маску ужаса и неверия. Иногда щит приземляется на шею, и тогда в дополнение ко всему от тела с противным хрустом отделяется голова. Стив не может не смотреть, не может помешать себе во сне, и тогда он кричит, зовет, наконец просыпаясь. Его рука сама собой тянется к тумбочке, чтобы вновь услышать нежное: - Я люблю тебя. Где бы ты ни был, помни об этом. Голос Старка успокаивает, даже если Стив понимает, что эти слова давно перестали быть правдой. В полудреме это не имеет значения. В полудреме можно даже вообразить, что на соседней подушке окажется вихрастая голова. Разумеется, Стив не тешит себя напрасными надеждами. Свой кредит счастья он уже исчерпал. Он думает об этом каждый вечер на протяжении долгих месяцев в изгнании. И нынешний вечер не исключение. Почему-то на ночь он опять не выключает устройство Тони, чтобы сначала услышать пожелание доброй ночи, а потом провалиться в беспокойный сон. Ему снова снится тот день. Остальные обитатели дома уже привыкли игнорировать крики Капитана, поэтому никто не врывается к нему в комнату, когда он просыпается. Весь его лоб в поту, а тело мелко трясет от пережитого ужаса. Перед глазами до сих пор картина катящейся головы, глаза которой он предусмотрительно прикрыл пальцами, прежде чем пнуть и измазать сапог в крови. Стив на грани истерики и всеми силами пытается взять себя в руки. Голограмма рядом заботливо шепчет: - С добрым утром, любимый, - и Стив смотрит на нее затравленным взглядом. - Что же ты со мной делаешь? - Он протягивает дрожащие пальцы к призрачной щеке и предсказуемо ничего не ощущает. - Я схожу с ума, Тони. Мне нужен ты, мне нужна твоя любовь. И я знаю, что ничего из этого не заслуживаю, не теперь. Я проклинаю тот день и отчаянно хочу его отменить. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы вот так просто отказаться от мыслей о возможном прощении. - Я люблю тебя, - отвечает голограмма. - Где бы ты ни был, помни об этом. Стив в ответ лишь усмехается и отворачивается от неё, чувствуя, как ласковый взгляд прожигает в нем дыры. Однако в следующую секунду все его тело напрягается, а сердце заходится оглушительным стуком, потому что голограмма продолжает говорить: - Все обвинения с вас сняты. Вы можете вернуться. - Это определенно голос Тони. Безразличный и пустой. С едва дрожащими гласными в фамилии Стива: - Я жду вас в своей башне, Роджерс.