К тебе сквозь две тысячи лет

Леви проводил взглядом выходящего из кабинета Эрена, потянулся к телефону. Решил, что настало время сделать звонок Ханджи. Вот только позвонить не получилось. Рал перехватила дверную створку, но замешкалась на пороге, отпуская в спину Йегера беззаботную шутку. Этого хватило, чтобы Леви отложил андроид, привычно стер с лица эмоции и встретил входящую помощницу непроницаемой флегмой. Звонок подождет. Петра разложила на столе гранками статью «Тайны манускрипта эпохи Эдема» в Discover. Это было частью его работы — писать околонаучную херню, которая раздражала, но от которой некуда было деться. Очередная обязательная публикация в «развлекательном» журнале — одна из возможностей доказать всему миру правоту их с Ханджи теории исчезновения «цивилизации за стенами». Леви стиснул зубы и терпеливо проверил содержание, абзац за абзацем, методично обсудил план и сроки следующей статьи в Popular Mechanics. Дождался, когда Петра плотно закроет за собой дверь, и только тогда позволил мыслям снова сосредоточиться на Эрене и предстоящем звонке. После расшифровки кода Арлерта Аккерман был нарасхват, а для пацана в этом ажиотаже практически не оставалось места. От Леви государственные мужи и мужи с научными степенями ожидали обширных докладов и выступлений на конференциях. Но те же самые мужи смотрели на Эрена, как на говорящую куклу, или не смотрели вообще; оппоненты обращались к нему, как к недоразвитому или недочеловеку. Леви воспринимал это как личное унижение и предполагал, что пацан тоже переживает, хотя не подает вида. Но как избавить Йегера от публичности? Умолчать о его роли в расшифровке оказалось невозможно. Это было все равно, что присвоить себе всю славу открытия — предательство, да и только. Но и выставлять Эрена напоказ — все равно, что день за днем отправлять мальчишку на растерзание львам. Но не только с отношением научного сообщества к Эрену были проблемы. Несмотря на их снобизм пацан справлялся и нарочито показывал, что доволен жизнью. Днем. А вот ночью с ним творилось неладное. Ночи отнимали больше сил, чем дни. Йегер чах, словно дерево, пересаженное в неподходящую почву. Яркие еще несколько месяцев назад глаза утратили глубину и словно выцвели. В них больше не было ни морской пены, ни травяной зелени. Даже блеска банального бутылочного стекла в них тоже больше не наблюдалось. Пора было менять положение вещей, пока не стало слишком поздно. Леви сдвинул брови к переносице, сделал три глубоких вдоха и взял мобильник. Не глядя, ткнул пальцем иконку в правом верхнем углу. Ханджи ответила моментально: — Я так и знала, что ты мне позвонишь сегодня. Сердцем чуяла, веришь?! Открытку нашу получил с поздравлениями? Понравилась? Эрвин долго над текстом сидел, чтобы было не пафосно. Ты же ненавидишь, когда красиво. И я тебя еще раз поздравляю! Такое признание! Такая пресса! Твоя работа по криптографической защите информации в эпоху Эдема, Леви, — это нобелевка! Не забудь, засранец, нашу с тобой совместную статью тоже надо писать. Ты же насчет нее, я правильно поняла?! Ханджи успела вылить на него все эти словесные помои за считаные секунды. Остановить ее бурный поток было невозможно — это Леви знал по тяжелому многолетнему опыту, поэтому терпеливо ждал, когда она прервется, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Поймав момент, он успел бросить в пустоту: — Зое, у нас проблема. Трубка поперхнулась уже заготовленными словами, некоторое время из нее изливалась только тишина. — Алло? Ханджи? — Рассказывай. — С ним что-то не так. С каждым днем все хуже. И у него кошмары. — И ты только сейчас мне об этом говоришь?! Дальше. Леви прикрыл покрасневшие от недосыпа глаза, собираясь с мыслями. Знал, что этим кратким отчетом не отделаться. Сейчас Ханджи начнет его пытать, и надо будет максимально подробно рассказать ей все с самого начала. Но когда это началось? Полгода назад или еще раньше? Сразу после мрачного и тяжелого возвращения с заснеженного плато в Альпах? По крайней мере для Леви кошмар начался после расшифровки списка Армина Арлерта. Той же ночью он проснулся от странного шума, сел на диване, недоуменно слушая темноту и смаргивая еще не прошедшую радость открытия. Хотел лечь снова, но тут в его уши ворвался крик. Спросонья Леви не сразу понял, что происходит. Когда вскрикнули снова, в его голове пронеслось невообразимое количество догадок, одна неприятнее другой, он подскочил, спотыкаясь, бросился в комнату мальчишки, замер перед его постелью. Тот метался по подушке, в поту и в слезах, обкусанные губы шевелились, словно у Йегера был сильный жар или бред. Леви положил руку на лоб — холодный, покрытый липкой испариной. И тут пацан позвал: — А-а-армин. Пронзительно так позвал. У Леви сердце ухнуло вниз. Он отдернул руку. А Эрен зарыдал не открывая глаз, неудержимо и безутешно. Леви принялся тормошить, будить, прогонять морок. Но Йегер все никак не просыпался. До него было не достучаться, сознание его блуждало где-то не здесь, далеко в прошлом. Тело, зажатое в железные тиски забытья, судорожно вытянулось поверх одеял, кулаки сжались, на лице проступала гримаса боли. Сквозь рыдания до Леви то и дело долетало: «Армин… Микаса». Мальчишка звал тех, кого давно не было рядом. Но не звал его. Того, кто рядом был. Это Леви неприятно кольнуло и застряло занозой в памяти. Еще некоторое время он продолжал бесполезные попытки привести Эрена в чувства, потом зло, поджав губы и ругая сам себя за беспомощность, хлестнул пацана по щеке, еще раз, и еще, и еще. До тех пор, пока Йегер не уставился на него безумными, горящими в темноте кошачьими глазами: — Капрал? Уже пора? — вздохнул прерывисто, протянул к его лицу руку, пробежал по векам подушечками пальцев. — Вы живой? Все хорошо? — Эрен! — тряхнул его Леви. — Эрен, приди в себя. О чем ты вообще? Глаза мальчишки забегали по комнате, потом снова остановились на Леви. В них было искреннее недоумение не до конца проснувшегося ребенка, которое постепенно сменилось узнаванием и, как Леви показалось, некоторой досадой: — А вы не понимаете? И ничего не помните? Совсем ничего? — А что я, собственно, должен помнить? Леви навис над потным и сбитым с толку Эреном. Тот задышал тяжело и загнанно и отполз к стенке, сел, поджав под себя ноги. Ворот растянутой футболки сполз на плечо. Пацан опирался рукой на подушку, другой ворошил волосы. Вид у него был немного растрепанный, но почему-то очень притягательный. — Меня, — наконец пробормотал он и поднял взгляд на Леви. Наивная искренность ответа выбила из колеи. С Аккерманом что-то произошло в этот момент. Что-то там, внутри, откликнулось на эти слова эхом. Он внимательно посмотрел пацану в глаза. В свете луны они показались двумя морскими впадинами. Леви почувствовал, как затягивает в них, и что он вот-вот потерпит катастрофу. — Нет, не помню, — резче, чем хотел, оборвал разговор Леви, — И постарайся больше меня не будить, — развернулся и вышел из комнаты. Впадины не виноваты. Но если он останется, катастрофа будет неизбежной. Устроившись у себя на диване, Леви до самого утра чувствовал на веках след от горячих, чуть подрагивающих пальцев, а утром проснулся с пустой головой. Неловкие чувства и странная тяжесть от слов Эрена развеялись, и Леви не стал придавать случившемуся особого значения. Его самого не так уж редко навещали кошмары, в них он постоянно протягивал кому-то руку, пытался поймать, но этот кто-то никогда руку не удерживал, срывался в пропасть. Кошмары — часть жизни, так что не стоило обращать на них слишком пристального внимания. Леви с ними прекрасно справлялся, справится и Эрен. «Все образуется, — решил Леви, — если не делать из мухи слона». Однако ему не понравилось, что Эрен за завтраком не улыбался, выглядел виновато и несколько раз порывался что-то сказать. Он его останавливал: «Выворачивание души наизнанку и обсуждение ночных поллюций — это к Ханджи». Йегер стушевался и покраснел до корней волос. Леви цыкнул языком — как малое дитя, в самом деле. Если бы он только знал, что эта кошмарная ночь будет первой в бесконечной чреде последующих, и что Эрен замкнется в своей невысказанной тревоге, то Леви все сделал бы по-другому. Но тогда Леви не знал и ни о чем не сожалел. Можно даже сказать, был собой доволен, потому что к вечеру того же дня все как бы вошло в норму. Йегер снова стал любопытен и несносен, Леви окончательно успокоился по его поводу и позволил себе с головой уйти в криптографическую систему Эдема. Всю следующую неделю Йегер не доставлял хлопот, вроде бы был в хорошем расположении духа — то занимался с Петрой, то корпел над недавно выписанной из Калифорнии рукописью по пневмоприводам, то уходил раньше с Оурелио «прошвырнуться и проветрить мозги». Леви не возражал. Откровенно говоря, ему было не до Йегера. Однако в субботу Аккерман почувствовал болезненный укол совести, подумал, что совсем забросил пацана и что им обоим не помешает сменить обстановку. Они сделали вылазку на Юру: десяток километров вверх и головокружительный спуск вниз на горных байках были в радость обоим. Леви не гонял по горам со студенческих времен, променяв два колеса на четыре, а грунтовку — на асфальт. Но пятнадцати лет как ни бывало, азарт и желание выиграть гнали вперед — он первым был на перевале и неожиданно почувствовал себя ровесником Йегера. А Йегер… Тот был на седьмом небе от счастья. Его глаза. Ах, какие у него были глаза, когда он несся по крутому спуску прямо на ждавшего его у выезда на основную дорожку Леви! Не сбавляя скорости, упоенный движением и свободой. Словно летел. Словно умел летать. «Как раньше», — Леви поперхнулся этой мыслью и затаил дыхание. Эрен остановился в нескольких сантиметрах, подняв густой занавес из камешков и пыли. Пахнуло разгоряченной юностью и безрассудством. Пыль и пот защекотали ноздри, как дорогой парфюм. Леви фыркнул, достал из кармашка под седлом упаковку влажных салфеток, тщательно вытер вспотевшее лицо, свернул использованную салфетку, положил в карман, и только после этого сказал: — Ты мог угробить и меня, и себя, — сообразил, что фраза прозвучала, как нравоучение, ругнулся, но Эрен, кажется, и не заметил. — Не мог! Вы знали, что я сумею остановиться. Вы даже на сантиметр не сдвинулись! Вы не меняетесь, капрал! И засмеялся. Это был хороший смех и хороший день. И обращение «капрал» даже пришлось кстати. Но ночью Эрен опять кричал во сне. И Леви опять будил его, хлестал по щекам, слышал, как тот зовет Армина и Микасу. Эрен, бесшабашный и жизнерадостный Эрен, смотрел на него в ночи пустыми, полными страха глазищами. Словно кто-то незаметно подменил одного Эрена другим. Незнакомым. Словно в доме у Леви жило два разных Йегера. После этого случая прошла еще пара спокойных недель. А затем наступил день, когда они обедали вдвоем в кафе через два квартала от лаборатории. Обычно в нем обедали Эрен и лабораторная банда, но сегодня у Оурелио было «дело», а Петра осталась на телефоне с Высшей Школой Специальных Исторических Дисциплин Бостона. Леви пришлось взять кормление на себя. Он, в принципе, считал общепит вредным занятием, отнимающим очень много времени именно в тот самый момент, когда времени очень мало. Но пацан хотел есть, а Леви, как добросовестный опекун, вынужден был мириться с этим фактом, как с неизбежным злом. Тем более ничего не предвещало неожиданностей. Но когда Аккерман в очередной раз склонился над тарелкой с дежурным блюдом, Эрен спросил: — Кто я вам на самом деле? Леви так и застыл с ложкой в руке. Удивленно поднял взгляд. Эрен смотрел на него и не улыбался. — Как кто? — Леви не понял, что за этими словами скрывается что-то большее, чем простое желание прояснить формальности. Да и с какой радости он должен был это понимать? Он донес ложку до рта, подержал кассуле между небом и языком, проглотил. — Подопечный, воспитанник. — Я друг? — взгляд больших зеленых глаз беспокоил. Эрен явно хотел увести разговор в ту плоскость, где Леви чувствовал себя неуютно. — И друг. И помощник. Твое имя фигурирует в моей публикации. Тебе мало? Взгляд Эрена изменился, стал жестче, из него вдруг пропало все мальчишеское, в нем больше не было ни радости, ни гордости за будущую известность в научных кругах: — А вам? Вам, значит, достаточно? — в вопросе было слишком много эмоций, и Леви оказался к ним не готов, пошел на поводу, на секунду потеряв контроль над своим лицом. Эрен заметил, как уголок его твердого сухого рта характерно дернулся, и пошел на попятную. — Нет! Вы не подумайте, я бесконечно благодарен. А впрочем… Я не это имел в виду. Забудьте! Леви механически кивнул. Но вместо того, чтобы забыть, слова эти проглотил. От них еда моментально приобрела вкус мокрых перчаток. Леви не подал вида, сложил остатки касуле в себя, как в ящик, деловито и автоматически. Допив кофе, он еще некоторое время глядел на свои руки, аккуратно лежащие по обе стороны от чашки. Словно ждал, что они подскажут, как выкручиваться из этой ситуации и начнут что-то делать сами по себе. Например, потянутся к Эрену. Официант положил перед ним счет, и белый клочок бумажки вывел Леви из оцепенения, заставив вытащить бумажник. Леви и Йегер вышли из кафе молча, как только что познакомившиеся люди, удивленные и встревоженные этим знакомством. Вечером Аккерман долго не мог заснуть, смотрел в потолок и озадаченно рылся у себя в душе. Почему-то чувствовал себя неудачником, хотя причин не было. В голове настойчиво вертелся вопрос — так кто же ему на самом деле Эрен? Ответ был где-то там, в глубине, он его почти нащупал, но помешал Эрен. На этот раз он кричал долго и страшно. Леви, оставив поиски ответа на потом, ворвался в комнату, как по сигналу тревожной кнопки, и обнял пацана за плечи, притянул к себе. Тот не проснулся, но как-то сразу обмяк, издал жалобный, просящий звук. Леви медленно опустил Йегера на постель, а сам сел рядом, подумал и взял мальчишескую руку в свою. Эрен судорожно вздохнул, еще раз обиженно всхлипнул и вдруг улыбнулся во сне. Это решило все. С тех пор, как только Эрен засыпал, Леви приходил к нему в комнату, садился на пол у кровати, брал его руку в свою и сидел так до рассвета. И Эрен спал спокойно. «Это идиотизм», — думал Леви, но не двигался с места до первых сизых предрассветных сумерек. Потом вставал, осторожно разжимал сжатые на его запястье сильные мозолистые пальцы, возвращался на свой диван, чтобы забыться на час тревожным сном, который не приносил облегчения и не снимал усталости. Не то чтобы Леви не нравилось проводить ночи напролет у кровати Эрена, слушать его дыхание, рассеяно поглаживать широкие хрящи фаланг, проводить рукой по голове, отпугивая кошмар, если тот делал попытки снова завладеть умом пацана. Ему нравилось. Он словно снова возвращался на раскопки, в то время, когда не мог заснуть у себя в палатке, когда ему надо было сидеть в темноте землянки под плохо очищенным кристаллом и смотреть на скованного в нем Эрена. Этой потребности Леви не мог противостоять. Ни тогда, ни сейчас. Но теперь он все чаще ловил себя на желании поцеловать Эрена в висок, защитить. От чего или от кого он не мог объяснить. Но желание было сильным и непреодолимым. Именно поэтому с этим надо было что-то делать. Леви чувствовал, что еще чуть-чуть, и иррациональное хлынет потоком и перевернет все в его жизни. А он к этому был совершенно не готов. Он так и сяк вертел проблему в своей голове несколько дней, и вот теперь набрал очкастую и почти заканчивал обстоятельный рассказ о долгих месяцах, бессонных ночах и своих ошибках. Он запнулся только один раз, в самом конце. Решил, что не стоит озвучивать Ханджи все свои недооформившиеся желания и неоправданные чувства. Они были исключительно личными и только его. Он сам с ними разберется. Но зато все остальное он готов был спокойно обсудить с Зое. — Тебе надо поговорить с Эреном по душам. Выяснить, что там у него за тараканы с воспоминаниями. Это очень интересно, Леви. Очень. — М-м? Психотерапией можешь сама с ним заняться. Если приедешь. Мешать не буду. — Ты прекрасно знаешь, что сейчас не смогу. Начало учебного года, получение новых разрешений на раскопки. Да что я тебе рассказываю?! И потом, при чем тут я?! Ты ему ближе, это тебе он доверяет! И ты можешь на него надавить. Не мне тебя учить как. Чем раньше он выскажется, тем лучше. Леви прекрасно понимал, что мог надавить, мог заставить, мог применить эффективный шантаж. Много чего мог. Но не хотел. Хотел, чтобы язык у Эрена развязался по доброй воле. А еще хотел предложить Эрену что-то конкретное, а не глупую фразу «мы подумаем, что с этим делать» в ответ на его откровения. Если они, конечно, случатся. — Нет. Давить не буду. Я хочу другое попробовать. Ему не разговоры помогут, а дело конкретное. Что у него есть, Ханджи? Ничего. Он все потерял. Единственное, что его интересовало — судьба друзей. Там, в горах, он увидел, чем все закончилось. Дал нам ключ к шифру Арлерта. Что дальше, Ханджи? Молчишь? Вот и он тоже молчит. Смотрит так, будто не понимает, зачем он здесь. Он солдат, всю жизнь свою недолгую им был. Ему нужна цель. И отправная точка. Ему нужны трудности. Внешние. Ему надо с чем-то сражаться, как он привык. А у нас тут сражаться не с чем. Все слишком спокойно. Вот он и откопал демонов внутри. Или я неправ? — Прав, — Ханджи подумала всего лишь секунду прежде чем продолжить. — Хочешь предложить ему трудное дело? — Уже предложил. Стать моим ассистентом. Но только если получит диплом. Другого мне в голову ничего не пришло. И тут нужна твоя помощь. В приемных комиссиях я, конечно, сижу, это да. Но вот диплом… — Уже предложил?! А ты со мной мог посоветоваться? Или я для тебя пустое место? — А я что, по-твоему, сейчас делаю? — Сейчас ты меня ставишь раком, Леви! И скажи спасибо, что я тоже люблю Эрена. Кстати, а его ты тоже перед фактом поставил? И что он на все это сказал? — Кивнул. Третий день сидит за книгами, не оторвать. Даже засыпает с ними, зато вроде спит лучше, — Леви скривил губы, вспомнив, что вчера наступил на какой-то учебник в темноте и чуть не приземлился на пятую точку, а потом вытащил еще парочку из-под Эрена и сложил под кроватью. — И вот еще что… Может, я поторопился? Может, это все его только перенапряжет? Стресс там дополнительный, нервный срыв… — Если будешь контролировать процесс — должно все получиться, — Ханджи снова принялась жизнерадостно стрекотать, как будто все уже обдумала и решила, пока Леви ей изливал душу. — Ты растешь в моих глазах, Аккерман! Не забывай только, ему важно, чтобы ты его учил, именно ты. Ты для него почему-то значишь намного больше, чем все мы вместе взятые. Черт знает почему. И знаешь, еще что?! Я могу включить его в список заочного обучения, прям сейчас, дам ему доступ к моим лекциям на сайте. Пусть привыкает учиться дистанционно. Но сессию сдавать очно, учти. Если сдаст зимнюю, сможешь оформить его на ставку. Регламент позволяет. Два курса отучится — будет почти профессионал. Чем не точка опоры? — Значит, одобряешь? — Леви сглотнул и прочистил внезапно пересохшее горло. — Эрвин твой поможет с бюрократией? Со всякими бумажными формальностями для поступления? — Даже не сомневайся. Хочешь, уже завтра пришлет тебе на мыло списки документов? — Ладно. Давай. А я поговорю с Эреном. Обещаю. *** После этого разговора прошло уже больше месяца. Леви не успевал за временем. Первая сессия Эрена была уже не за горами. «Я поговорю». Нет, Леви не забыл про данное очкастой обещание, но подходящие слова застревали где-то на полпути, и разговор все откладывался. Эрен, похоже, действовал по тому же принципу. Они говорили о чем угодно: о настройке микроскопов и технике безопасности в лаборатории, о способах хранения старых текстов и о периоде разрушения носителей информации, обо всем, но только не о действительно важном. «Неужели вы ничего не помните?» Леви помнил, как мальчишка метался в бреду и звал друзей, поэтому обходил память Эрена стороной и по широкой дуге. Потому что память его была тесно связана с чем-то темным, что старалось пробиться через сны в этот мир, требовала такта и терпения. Ни того, ни другого Леви в себе не находил в достаточном количестве, поэтому перегружал Эрена логикой, криптографией, сравнительным анализом подлинников и методами классификации текстов. И это работало. Днем новые знания и предметы сыпались на бывшего солдата как из рога изобилия, слой за слоем погребая под собой воспоминания о жизни в Эдеме. Но оставались вечера. По вечерам Леви и Эрен терялись, расходились по своим углам, делали вид, что каждый занимается своим делом. В доме повисала густая тишина. Леви слушал ее и пытался понять, чего же он на самом деле хочет и чего боится. Эрен тоже слушал тишину из своей комнаты. Для него тишина была уютной и теплой. Как земля, в которой медленно что-то созревало. Тишина успокаивала, слушая ее, он отпускал что-то глубоко у себя внутри, разрешил себе просто жить рядом с Леви, не ожидая чего-то большего с его стороны. *** — Удачи тебе на сессии, — Леви не любил вокзалы и проводы, но не смог отказать пацану. Теперь выглядел глупо, ежась на перроне в эффектном, но совершенно бесполезном пальто, поджимая пальцы в легких, не по сезону надетых туфлях, не зная, куда девать замерзшие в тонких перчатках руки и что говорить. Они первый раз расставались за этот год, и Леви чувствовал себя не в своей тарелке. — Да, — Эрен уже поставил ногу на ступеньку скоростного на Дюссельдорф, схватился рукой за поручень, но вдруг развернулся, ловко соскочил и порывисто обнял опешившего Аккермана. — Я все сдам на отлично, вы будете гордиться мной… Леви. Леви отстранился. Еще не хватало, чтобы его тискали на виду у всех. Что за ребячество. Заговорил, чтобы скрыть собственное волнение: — Да можешь «капралом» называть. Я не против. В конце концов, почему нет? Это в первый раз было дико, — Леви вспомнил, как они с Эрвином мозг сломали над этим «капралом», усмехнулся, подумал, что его понесло не в ту степь, но останавливаться было уже слишком поздно. — Это ведь кто-то из твоего прошлого? Кто-то дорогой тебе? Я так понял, что напоминаю тебе его. Даже любопытно, что там за капрал такой… Леви поймал серьезный взгляд Эрена и прикусил язык. Кажется, он сболтнул лишнего. Если продолжать, то можно зайти очень далеко. Не на перроне же. Эрен ничего не говорил, просто смотрел сложным взглядом. Молчание начало давить, под его тяжестью, почти болезненной, давно застрявшая в голове мысль сорвалась с языка сама собой: — Ты все время звал во сне Армина и Микасу. Только один раз меня. Это было неосознанно, понимаешь? Ты как бы выстроил нас всех по ранжиру, живых и мертвых. А подсознание никогда не врет. Я решил, что я для тебя практически случайный человек и мне надо держать дистанцию. Случайные люди в душу друг другу не лезут. Тогда мне казалось, что это правильно. Теперь я больше не хочу быть тебе случайным человеком. Голос прозвучал сухо и ровно, в мозгу пронеслось: «Вот ведь нашел время. Поговорить». Внутри все замерло и повисло над неизвестностью. Леви понял, что волнуется и боится того, что услышит в ответ. А Эрен вдруг заговорил быстро, воспользовавшись тем, что через пять минут вскочит на подножку и умчится за сотни километров, что не надо будет смотреть в глаза и ждать хотя бы нескольких слов понимания. — У вас никогда не было чувства, что нет ничего случайного? Что вам не просто так интересна история Троста и Эдема. Что за этим есть что-то большее? — А какое это имеет отношение… —  А если я скажу вам, что мы не случайные друг другу люди?! — перебил его Эрен. — Что вы были со мной там. Эрвин, Ханджи. Все вы, капрал. Вы погибли до… до того, как все закончилось. Поэтому вас нет в списке Армина. Вы перестали существовать в Эдеме, но теперь существуете здесь. Словно Армин вычеркнул вас из одной истории и вписал в другую. Я просмотрел все документы. Все, которые нашел. Ни одного упоминания о вас. Только здесь, — Эрен постучал по виску. — Вы остались только здесь. И можете считать меня сумасшедшим, но… Взгляд Эрена, до этого пронзительный, замутился, словно он позволил себе одновременно блуждать между настоящим, в котором перед ним стоял ухоженный и ничего не понимающий Леви, и далеким прошлым, где место этого Леви было занято вечно недовольным и таким дорогим его сердцу капралом: — У меня чуть сердце не остановилось, когда я вас увидел. Там в землянке. Вы просто не представляете, что со мной творилось в больнице и потом. Но вы ничего не помнили. Ничего. А я был уверен, что вы и он — это один и тот же человек. Подумал, что если вы здесь, то и все остальные тоже здесь. Ну, как переселение душ, да? Что кто-то там, наверху, дал нам всем второй шанс. Но кроме вас пятерых никого больше здесь нет. Никого! Все остальные у Армина в списке. Почему? Почему так?! Может, это моя вина. Я все время видел вас, пока спал в кристалле. Словно нес все это время с собой. Армина и Микасы в моих снах не было. Я не думал о них, не вспоминал. Оставил позади. Предал. Эрен говорил все громче, накручивал сам себя, его голос звучал нервно и звонко, Леви начинал чувствовать на себе любопытные, липкие взгляды, сделал движение одернуть мальчишку. Тому же было наплевать на окружающих: — Нет! Дослушайте! Я не хотел об этом говорить. Да и вы ясно дали понять, что с ночными поллюциями — к Ханджи. Но я больше не могу держать это внутри. Это все равно что лгать. Убивать вас еще раз собственными руками. Я понимаю, умом понимаю, что вы не тот капрал, который погиб две тысячи лет назад. Но вот оно, — Эрен ударил себя кулаком по сердцу, — оно не понимает!  — Эрен поднял на Леви полный отчаяния взгляд. — Вот и все. Теперь вы все знаете. А сейчас просто скажите, что мой мозг барахлит, найдите этому великое множество причин — мало ли что там случилось за две тысячи лет сна. Расскажите Ханджи. Можете позвонить Эрвину и сказать, что кошмары превратились в буйное помешательство. Пусть меня посадят куда-нибудь под замок. Привяжут ремнями к койке. Напичкают лекарствами. Мне все равно. Валяйте! От этого обидного «валяйте» внешний мир для Леви вдруг перестал существовать, сузился до одного Эрена. Смотрели ли на них, слушали ли их — все это перестало беспокоить. Только мальчишка сейчас имел значение. Записи из книги Гриши Йегера, чертежи, на которых толстые и тонкие проводки, подключенные хитрыми зажимами к телу годовалого ребенка, вставали у него перед глазами. А под чертежами подробные описания реакций объекта на вводимые растворы и препараты. — Никогда, слышишь, — взгляд Леви под тяжелыми веками стал жестким, он чеканил слова, перестав волноваться совершенно, — никогда, пока я жив, ты в дурку не попадешь. От этих слов Эрен тут же сдулся, весь его запал пропал, он ткнулся склоненной головой Леви в плечо: — Я так скучаю. Я так скучаю. Если бы вы только знали, как я скучаю. — По друзьям. Я понимаю, — Леви осторожно его обнял. — И по ним тоже, но я хотел сказать — по вам. По тому вам. Леви замер. Надо было что-то сказать. Надо было протянуть Эрену руку, не дать сорваться. Леви скосил глаза на циферблат вокзальных часов — еще пять минут: — Расскажи мне. Про того меня. — Да так и не расскажешь. Это как рассказать половину моей жизни зараз. Капрал учил меня летать. Сражаться. Спасал меня. Я хотел, чтобы он полюбил меня. Я мечтал об этом. — И? — И он полюбил. — И что в этом было… плохого? Такого плохого, что ты кричишь ночами? — Плохого? Да вы… да он погиб на моих глазах! Я ничего не смог сделать… Вот что было плохого. Я виноват перед ним. Вот что плохого! И перед Армином с Микасой. Перед всеми виноват. Вот что плохого… — Эрен! Эрен, что ты несешь? Какого черта взваливаешь на себя ответственность за все! Была война. Что ты мог поделать с этим? Ничего. — Нет, мог! Я, Микаса, Армин — мы никогда не разлучались. С самого детства. Никогда. Были семьей. Не братом, сестрой и другом. Больше. Понимаете? Намного больше. А потом появились вы. И я… я выбрал вас. Если бы я их любил, как вас, они были бы здесь. Если бы я не сомневался в своих силах, вы бы не погибли там. Все только моя вина. — Перестань винить себя, парень, — теперь перебил Леви, почти кричал, ему было важно, чтобы Эрен услышал. — Обвиняя себя, ты никому не поможешь. Не дай чувству вины сожрать тебя изнутри. Я знаю, о чем говорю. Поверь мне. Для начала хоть в это поверь. И вся твоя теория гроша ломанного не стоит. Должно быть другое объяснение. — У меня нет другого. И Эрен разрыдался. Опять. Но сейчас он плакал по-другому, словно гнойник наконец прорвался и боль больше не отравляла изнутри, а вытекала наружу: — Почему вы снова здесь? Почему Смит жив?! Почему жива Зое?! И почему нет Армина и Микасы? Почему?! И почему я все равно счастлив?! Не должен быть, но счастлив… — Эрен, возьми себя в руки. Время, Эрен. Поезд сейчас тронется. Сначала сессия. Ее надо сдать. Потом все остальное. Договорились? Давай. Пора. Потерпи до возвращения. Хорошо? Леви не приказывал, но его тон не терпел возражений, и Эрен привычно подчинился, быстро провел по глазам тыльной стороной ладони. — Мы выбрали неудачное время для всего этого, — продолжал Леви, вытащил из кармана платок, протянул Эрену. — Я не успею тебе все сказать прямо сейчас. Я позвоню. Сегодня вечером позвоню. Обещаю. Все будет хорошо, слышишь, Йегер. Помнишь твои вопросы? Друг — это не все. Мне этого мало. Вот такой ответ. Понял? — Да, — Эрен порывисто наклонился, клюнул Леви в губы, словно пометил, и запрыгнул в вагон. Тяжелая дверь с шипением закрылась за ним, и поезд начал медленно набирать скорость. *** До рассвета было еще около получаса. Эрен вошел в дом тихо, открыл двери гостиной бесшумно. Остановился у Леви за спиной в дверном проеме. Тот не ждал его сегодня и еще не почувствовал, что Эрен стоит за спиной. Наблюдать за ним исподтишка было приятно. Две тысячи лет спустя капрал изменился. И остался прежним. Все-таки это был его капрал, что бы там кто ему не говорил. В этом Леви была та же отчаянная страсть и принципиальность, которые приходят только к определенным людям и только с определенным опытом. Теперь он не убивал титанов, не взмывал в небо, не держал под контролем разведкорпус, но все равно был тем самым Аккерманом. Он сражался. Пусть не за выживание человечества, а за исторические факты и научные подходы, но все равно сражался. До победного конца. Предрассветная темнота улицы и освещение в комнате превратили окна в отличное зеркало. Эрен поймал в стекле отражение напряженного бледного лица. Понял, что Леви устал и довольно сильно, уголки губ сползли вниз, сами губы превратились в тонкую линию, под глазами резко проступили круги. Леви быстро и аккуратно вел рукой по листу бумаги, Эрен представил, как из-под пера появляются округлые правильные буквы. Вот голова Леви чуть склонилась вправо — значит, дописан последний абзац. Сейчас он будет все перечитывать. Скорее всего, он работал над тем самым докладом, совместным с Ханджи, про который они всю последнюю неделю говорили по телефону — на Международной археологической конференции в Афинах. Леви считал, что это самое важное мероприятие года, и собирался везти на него Эрена. Если, само собой, Эрен не разочарует с экзаменами. Эрен улыбнулся. Капрал не меняется. Подумал, что через несколько минут он выдаст ему свое внеурочное присутствие, шагнет навстречу и сожмет в объятиях. Через несколько минут прошлое и настоящее объединятся в этой комнате. От этой мысли у Эрена побежали мурашки. Пора: — Доклад получился отменный. Я уверен. Вы по-другому не умеете. Казалось, Леви не удивился. Замешкался всего на долю секунды. Неторопливо обернулся. Встал из-за стола: — Ненавижу стоять на сцене и смотреть в пустоту. Аж под ложечкой сосет. Только никому не говори. Эрен сделал решительный шаг вперед. Еще один. Подошел почти вплотную. — Не скажу. Никто не узнает, как вы волнуетесь. Только я. Леви посмотрел снизу вверх в темно-зеленые впадины. Они его опять загипнотизировали. Но в этот раз он решил не сопротивляться. Поднял руку и провел по щеке пацана вместо приветствия: — Хорошо, — щека почти не кололась. Пушок на ней вырастал к вечеру, а не щетина. Ребенок совсем. — Хорошо, что приехал раньше. Оценки? — Отличные, — Эрен сделал небольшую паузу, — Вы обещали взять меня с собой, — кивнул на сложенные в стопку листы. — На конференцию. — От своих слов не отказываюсь. Ехать уже завтра. Готов? Но Оурелио тебя проклянет. Он и так носится по лаборатории, как курица без головы, проклиная Европейские Железные Дороги, цены и греческий интернет. За требование организовать еще одно приглашение он призовет на тебя все кары египетские. И да, поздравляю. С завтрашнего дня ты мой официальный ассистент. — И все? — Тебе мало? — А вам? — они повторяли почти слово в слово давний разговор в кафе, но теперь все было по-другому. Теперь Эрен не знал, что делать с руками, они вдруг стали тяжелыми и лишними, он спрятал их за спину, хотя на самом деле хотел положить Леви на плечи и притянуть к себе. — Почему у вас до сих пор никого нет? — задав вопрос, он чуть было не отвел глаза, испугавшись своей дерзости, но не отвел. Не отвел взгляда и Леви, только слегка нахмурился: — В смысле? — Никого близкого, — прозвучало так тихо, что Леви скорее угадал по губам, чем действительно расслышал. — Потому что у меня сложный характер. Не разбрасываюсь на что попало. По крайней мере, стараюсь. И не люблю людей. От них одни микробы и неприятности. Книги надежнее. Они… всегда на месте. Такой ответ тебя устраивает? — Эрен ожидал совсем другого ответа, он внимательнее заглянул в холодные, невероятные глаза и только тогда заметил в самой их глубине смешливую искорку. Леви тут же искорку спрятал и буркнул себе под нос. — И у меня теперь есть ты. За глаза хватает, знаешь ли. Эрен рассмеялся и наклонился, пройдя свою половину пути до поцелуя. — Ты сказал, что тот человек, капрал, тебя любил, — Леви слегка потянулся вверх и дотронулся жесткими губами до теплых и все равно искусанных губ Эрена. — Ты это имел в виду? — Да, — в глазах-впадинах Эрена колыхались тени давно ушедших времен, а под ними проглядывала застарелая печаль, слишком глубокая, слишком сильная. Леви подумал, что именно она выходит ночами через кошмары и рыдания: — И ты тоскуешь по этому? — Да. — Ты хочешь, чтобы я тебя тоже любил? На этот раз Эрен не ответил. Ком в его горле стал таким огромным, что он почти задохнулся. Вместо ответа он, наконец, позволил рукам сделать то, что они хотели. Расстегнул подрагивающими пальцами верхнюю пуговицу рубашки Леви. Потом еще одну. Леви не сопротивлялся. Спросил только: — Ты уверен? Потом не будешь себя винить? — Уверен. Они оба помолчали, словно отдавая дань прошлому и мертвому. Потом Эрен снова наклонился и поцеловал. Плотно сжатые губы Леви дрогнули, Эрен прикусил нижнюю, холодную, по ощущениям похожую на край фарфоровой чашки. Потянул, словно захотел вытянуть из Леви другого, спрятанного в нем. Но не получилось. Эрен отстранился, расстегнул еще одну пуговицу, сказал: — Могу я задать вопрос? — Всегда, — Леви смотрел в сторону, Эрен проследил за его взглядом и заметил бледный сизый квадрат позднего февральского рассвета на полу. — Это будет неприятный вопрос. — А другие вопросы не имеет смысла задавать. — Вы делаете это только потому, что жалеете меня? — глаза-впадины вспыхнули пугающей зеленью. — Нет, Эрен, — Леви не дал себе времени на раздумья. Ответил быстро, хрипло, слегка запнувшись на последней букве. Эрену стало легко. Помедлив мгновение, он убрал со лба Леви черную прядь. Наклонился и поцеловал еще раз. На этот раз Леви ответил на поцелуй. На полу сизый рассветный квадрат чуть посветлел и стал похож на чистый лист бумаги, на котором вот-вот будет написана новая история.