Ночь, безветрие, тишь

Была тихая и безветренная ночь на Алуасе, когда Ева Вэй ощутила приступ тяжкой бессонницы. Зная, что наутро ей предстоит важная гонка, она не могла позволить себе проворочаться всю ночь попусту — но сон не шел, чтобы она ни делала. Считала овец (и даже козлят). Перекладывала подушку на другой край постели, сбрасывала одеяло. Перечисляла по памяти модели гоночных реакторов и даже их заводские настройки, заодно отметив пару пришедших ей в голову идей по доработке ARROW-2. Надо будет сказать Стэну и Кодзи... Вот что такое? Не получалось уснуть, хоть убей. Промучившись какое-то время, Ева спустила с кровати голые ноги. Возможно, небольшая прогулка в ангар поможет ей отыскать сновидения. Она чувствовала, что очень взбудоражена из-за грядущего соревнования в плей-офф; волнение наполняло ее, пробрав до кончиков пальцев, а путанные мысли навязывались сами собой. Ева никак не могла дождаться утра — и в то же время хотела оттянуть миг, когда наступит рассвет. Слишком, слишком много для нее. Ева считала, что выдержит все на свете (ведь она не привыкла сдаваться), но в последнее время все чаще думала о том, что ей лишь недавно исполнилось пятнадцать, а бремя по-настоящему взрослой ответственности она представляла себе совсем по-другому. Ответственность за судьбы миллионов, оставшихся на Земле, — она не свалилась на нее неожиданно, как снег на голову, а скорее… незаметно проникла в ее жизнь, в ее голову, захватила ее целиком, не оставив выбора, и лишь тогда дала о себе знать. Поставила Еву на самый край пропасти. Ева слишком много знала для своих лет, а понимала недостаточно. Ей казалось, что нечто очень-очень важное ускользает от нее за ширму из постоянных придирок дона Вэя и прочего шума. Теперь она не просто девочка, ищущая отца (но пока еще не нашедшая, даже если видит его каждый день), и не просто дочка великой гонщицы. Ева хотела понять, есть ли в ней что-то, что никак не связано с ее бедовой семьей и не в долгу перед трудным детством в приюте. Есть ли в ней что-то… свое собственное? Ей бы поговорить с людьми, которые знали Майю Вэй, — те в один голос сказали бы, что Ева — копия матери. (Хорошо это или плохо?) Ей бы поговорить с теми, кто много лет работал на дона Вэя, — те поклялись бы, что характером Ева пошла в отца. (Хорошо это или плохо?) Ей бы рассказать хоть кому-нибудь, что она одинаково скучает по обоим, что ни дня не проходит без мучительной мысли о них, что ей всего пятнадцать, а она уже знает все о разлуке… Ее бы поняли, но ничем не помогли. Так что теперь Ева подсознательно искала внутри себя нечто, что исходило только от нее, но никак не от ее родителей. Нечто, что представлялось ей клочком твердой почвы среди зыбучих песков. Нечто, что спасет ее от безумия — пропасти, в которую она соскальзывала. Но ведь крепкий сон и бурные метания несовместимы для подростка, которому предстоит пережить еще очень многое. Ева в ночной майке и шортах, босая, шла мимо спален ее командира, механиков, Джордана; на ощупь нашла лестницу вниз, в ангар; спустилась, тихонько радуясь, что ночи на Алуасе очень теплые в это время года. Корабль, который она уже любила всем сердцем — ARROW-2, — словно бы дожидался ее внизу. Ева в который раз окинула его взглядом, и удивительное чувство привязанности к машине, к бездушному на вид творению из металла, стекла и пучков проводов пронзило ее сердце. Ее первый корабль. Ее первая гоночная модель. Вид ARROW-2, осененной благодатью лунного света, нес огромное умиротворение. Тишина стояла такая, что Ева слышала только шум крови в собственных ушах. Казалось, даже мысли ее улеглись. Она дотронулась до крыла своего «гонщика», провела по нему рукой и пожелала, чтобы этот миг — ночь, безветрие, тишь — длился как можно дольше. Так было нужно; не все же ей рисковать, без конца сражаясь с соперниками и собственным отцом, а иногда и с самой собой… Пойманный краем зрения силуэт заставил Еву поднять взгляд; ее рука все еще покоилась на крыле ARROW-2, а расслабленное тело уже повернулось на полкорпуса к человеку, которому тоже не спалось. Там, на техническом мостике над кораблем, стоял Джордан, ее стрелок, и у него явно тоже не было сна ни в одном глазу. Ева удивленно моргнула, впрочем, не чувствуя раздражения из-за того, что ее уединение с ARROW-2 было прервано. Джордан отсалютовал ей так, словно не они на закате как ни в чем не бывало пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам. Это была странная, странная ночь; оставалось лишь надеяться, что механики досыпают за всех неспящих, а дон Вэй не захочет высунуть нос из своей спальни. Ухмыляющийся Джордан в полумраке тоже спускался вниз, прилипая босыми пятками к металлическим ступенькам. Ева ждала его, прислонившись спиной к гладкому боку ARROW-2 и скрестив руки на груди; она лениво размышляла, не присоединится ли кто-нибудь еще к этой пижамной вечеринке в ангаре. По крайней мере, это лучше, чем всем вместе столкнуться на кухне, а потом слушать чужие уверения (и уверять самой), что в горле страшно пересохло… и что дело вовсе не в ночном жоре и никто тут не прячет за спинами наспех струганные бутерброды. — Тоже не спится, Молли? — Джордан понизил голос, но негромкое эхо все равно разошлось по углам. «Молли» — это первый шаг к надежной почве под ногами сквозь пески. С него и стоило начать. Ева даже не могла осознать, что цепляется за это имя, как за парашютное кольцо. — Переживаешь из-за завтрашней гонки? — продолжил он. — Глупости! Чего из-за нее переживать? Лжет она или нет? Кто бы знал, но только не Ева. — До полуфинала мы все-таки добрались, и сейчас будет глупо вот так взять и проиграть, — задумчиво произнес Джордан. — Однако я все равно слегка волнуюсь. — Да брось. Тебе это ни к чему. — Ты крутой пилот, Молли, да и я не промах. Но нужно почаще напоминать себе, что на гонках не все зависит от нас. И если мы проигрываем, то это не всегда наша вина. Кто-то может играть нечестно. А кто-то вообще не играет. — Но ведь… — Я все думаю о крогах и о том, что они вытворяют на трассе. Если мы окажемся на Обане и кроги тоже будут там, то нам явно не стоит ждать ничего хорошего… Ева содрогнулась от воспоминаний о первой гонке с крогами в плей-офф. Это сейчас малышка ARROW-2 выглядела как новенькая, но картинка с рассеченным пополам кораблем то и дело возникала перед Евой наяву. Она, как и Джордан, меньше всего желала, чтобы это повторилось… или чтобы произошло что-то худшее. — На этих гонках мы многому научились, — ответила Ева смягчившимся голосом. — Теперь главное не совершить прежних ошибок. Все равно нам придется идти до конца. — Знаю, отступать некуда. Отступать и не хочется, — продолжил Джордан и сделал тот же жест, что и она: положил широкую ладонь на другое крыло корабля. — Я только не могу перестать думать о том, что еще нам предстоит. Какие испытания или… Знаешь, Молли… у меня не самые лучшие предчувствия. Иногда Джордан жаловался, а в другой раз пускался в слепую браваду. То он отказывался признать, что дело дрянь, отдавшись во власть гордыни; то он впадал в уныние, хоть и ненадолго. И лишь очень-очень иногда Джордан Уайлд высказывал свои опасения на полном серьезе, явно стремясь не просто поделиться, но предостеречь. И тогда Ева видела в нем кого-то другого. Кого-то, кто не был связан с прошлым, а был целиком сосредоточен на будущем. Она тоже хотела так научиться. Это был бы ее второй шаг к твердой земле. Ева рассматривала полуосвещенный луной профиль замолкшего Джордана и тоже держала рот на замке, шестым чувством понимая, что время для ответа пока не пришло. К счастью или к сожалению, она не знала, что ее напарник тоже в плену у воспоминаний о семье. Будь она в курсе этого, вся ненависть Джордана к крогам открылась бы ей с новой мрачной стороны. Он уже не совсем подросток — и все еще ищет… что-то. Правда, сейчас Ева видела новую сторону не его ненависти, но его самого. Она и раньше подозревала, что Джордан тоже кое-что знает о разлуке, однако отмахивалась, не желая углубляться в это затем, чтобы влезть в его голову. Все равно его проблемы, какими бы они ни были, не могли сравниться с ее собственными. Вот у нее — проблемы, это да. Это ведь не Джордан живет под чужим именем, не он отчаялся найти путь к сердцу дорогого ему человека… Не он. Но пока он молчал, глядя на ARROW-2, которая в любой момент может стать причиной их гибели… пока он стоял тут, весь взъерошенный, в мятой майке, но по привычке держа строгую солдатскую осанку (и одно диссонировало с другим), пока он замирал в ожидании будущего, что наступит с первыми рассветными лучами… его напарница хотела, чтобы этот миг задержался здесь и продлился еще чуть-чуть. Ночь, безветрие, тишина. ARROW-2. Джордан и Молли. Она впервые за много дней почувствовала, что уже не тонет в песках, а взбирается на твердыню. Ведь это становится очень просто, когда знаешь, что кто-то рядом тоже сомневается, как и ты. Борется с дурными предзнаменованиями и, осажденный ими, не спит этой ночью. Вся штука в том, что он не боится рассвета. И она вдруг осознала, что доверяет ему. В какой-то миг между стартом и финишем, между «пан» и «пропал», вынужденная полагаться не только на себя — она, сама того не заметив, вверила ему свою жизнь, и он тоже. После гонки с нуразийским принцем им обоим — пилоту и стрелку — наверняка было о чем поразмыслить. Например, о том, как действовать сообща. И на гонке с Рашем, к счастью, все подтвердилось. Все пришло в норму, стало так, как должно было быть. Пожалуй… Джордан стал не просто напарником, но ее первым другом за много-много лет. Ни за кого она не была так ответственна, как за него. Ни с кем ей не приходилось бежать нога в ногу, как с ним. Этому учил их не только Рик, но и Раш, Айкка, даже дон Вэй — все сразу. Каждый подготовил для них свой урок. Гонщица положила руку ему на плечо. Возникшее желание любым способом — даже таким непривычным жестом — выразить свое доверие было для нее неожиданным… и очень важным. В конце концов, оно принадлежало только Молли, а не Еве Вэй, и уже потому ценилось так высоко. — Мы сможем, Джордан. Просто поверь: мы сможем. В глазах напарника теперь отражалась она — упрямая, воодушевленная и отчаянная. Но в ночном полумраке отражения было почти не разглядеть. — Ну, раз ты так говоришь… — и Джордан снова ухмыльнулся, — пожалуй, придется поверить тебе на слово. По-прежнему касаясь его плеча, она порывисто протянула ему другую, правую ладонь, и затем стрелок крепко и долго жал ее, явно очистившись от сомнений. Теперь им нужно было только выспаться как следует. Ведь уже завтра на закате, потратив весь день на приготовления и ни разу не присев, им придется выйти на гонку и победить. Как угодно. Без вариантов. И это мгновение — одно из миллионов, принадлежавших ночному Алуасу, мгновение абсолютной уверенности будет длиться почти весь день, позволяя ей, земной девочке, слепо верить, что она нашла то, что ее спасет. Но уже на закате оно позабудется, словно его и не было, как только начнется их звездная гонка со Спиритом. И в это мгновение Ева Вэй позабудет все выученные уроки.