Полдюжины

      Элизабет с детства наблюдала за людьми, которые находили свою судьбу, и думала, что соулмейты — это чертовски прекрасно. На ее памяти было много парочек, которые обрели свою половинку так внезапно и так вовремя, что у нее никогда не было даже мысли о том, что она может не попасть в их число.       Она верила в любовь, верила всем сердцем. И только одна маленькая, но существенная деталь пугала ее до ужаса — темные черепа с двумя дырками для глаз на сгибе правой руки. У матери их было два, у отца — один. И эти черепа смотрелись очень даже эффектно, если бы не смысл, который был в них заложен.       После поцелуя не со своим соулмейтом, на сгибе твоей руки появлялся такой вот предвестник смерти. Забавно, не так ли? Но за свою жизнь можно было сделать лишь пять ошибок. Шестая уже не имела смысла. Все равно ты бы не увидел полдюжины черепов на своей руке — ты бы уже был мертв.       Элизабет старалась не придавать этому значения до определенного момента. Просто однажды она проснулась утром и с ужасом осознала, что из семи ее близких подружек замуж за соулмейтов уже повыскакивали пять. Суонн со страхом наблюдала за тем, как на ее сгибе красовались две метки, и сначала она думала, что все еще впереди.       Затем их стало три, и она начала беспокоиться. Но юность — штука не вечная, так что она продолжала пытаться. На четвертый раз она подумала: «Да вот же он. Вот мой соулмейт», но сгиб руки снова обжигало от поцелуя с неправильным человеком, и там красовался новый череп.       Пятой ошибкой был Уилл Тернер, чего девушка ожидать ну никак не могла. Сердце так радостно билось от одного только его взгляда, чувства обострялись, желание быть рядом зашкаливало по всем параметрам, но…       Как только Элизабет склонила голову и притянула его к себе — сгиб руки обожгло в пятый раз. Суонн прорыдала в каюте всю ночь, как девчонка, у которой отобрали любимую куклу. Слезы были настолько горькими, что она сама поразилась этому. Слишком многое накопилось.       Теперь Элизабет Суонн боялась. Боялась совершить шестую ошибку и замертво упасть вниз с полдюжиной черепов на сгибе своей руки.       Ее руки обнимали деревянный выступ. Фаланги пальцев чуть побелели от напряжения, но она продолжали цепляться за дерево с такой яростью, словно оно было виновато в том, что у нее на сгибе слишком много черепов для ее возраста. Взгляд блуждал по темной линии горизонта, а незаколотые волосы лезли из-за ветра в глаза, но Элизабет этого не замечала.       Ночь была тихой, команда спала в каютах снизу, но она не могла уснуть. Да и как заснешь после того, как несколько часов назад узнала о том, что Уилл Тернер — не твой соулмейт?       — Не уверен, что ты должна здесь находиться, особенно в такой поздний час, смекаешь?       Довольный и слегка хмельной голос раздался в ночной тишине слишком громко, и Лиззи против воли вздрогнула. Снова этот пират, черт бы его побрал. Его только здесь не хватало. Девушка резко смахнула с щеки слезу и глубоко вдохнула морского воздуха, игнорируя реплику пирата.       Джек пристроился рядом и облокотился на деревянный, пропитанный морской солью поручень, осторожно оставляя рядом наполовину пустую бутылку рома с таким трепетом, словно это был сундук с сокровищами.       — Джек, я хочу побыть одна. Примостись в другой части корабля, — не глядя на пирата, произнесла Элизабет.       — Понял, побудь одна со мной, — кивнул он, разводя в стороны руки и расплываясь в улыбке.       — Несносный Воробей, — проворчала девушка и, тряхнув головой, направилась в сторону капитанского мостика.       — Несносный капитан Воробей, — исправил ее Джек, многозначительно подняв палец вверх.       Элизабет плюхнулась на палубу и скрестила ноги, даже не успев понять, как буквально через пару секунд рядом с ней плюхнулось второе тело. Суонн возвела глаза к небу. Джек снова перепил, это даже не обсуждалось. И в обычное время она могла бы отпустить колкий комментарий, но сейчас только вжала голову в плечи и прикусила язык.       Слишком болезненной оказалась ошибка с Уиллом Тернером.       Джек поймал себя на мысли, что слишком часто смотрел на губы Суонн. Когда она говорила, когда молчала. Злилась — сжимая их в тонкую полосу или смеялась — обнажая ровный ряд белых зубов. И сейчас он понимал, что ничего из вышеперечисленного на ее губах не отражалось. Было что-то новое. Что-то, чего он раньше не видел.       — Ты что, девчонка что ли? — не совсем так выразил свою мысль Джек, хотя впервые собирался поинтересоваться ее самочувствием.       Видимо, он совсем не умел разговаривать по душам.       — Поразительная проницательность, — процедила Элизабет и отвернулась в противоположную от пирата сторону.       Да, совсем не умел. Но разбираться в человеческих эмоциях Джек Воробей всегда учился. Особенно, у дам. Получалось не всегда хорошо, однако сдвиги в лучшую сторону все же были. Взгляд мазнул по телу Суонн, и он заметил, как она периодически скребла ногтями по коже на сгибе руки прямо через ткань рубашки.       Не давая отчета своим действиям, Джек схватил ее за руку и потянул на себя.       — Какого дьявола ты делаешь, Джек?!       И в следующую секунду рукав уже был задран, и Воробей мог увидеть картину, которую не пожелаешь увидеть даже заклятому врагу — пять черепов из шести, причем последний из них — начесанный и с алым контуром по периметру — явно был получен не так давно. Джек сложил два и два.       — Почти полдюжины. Красавчик оказался не тем, кто нужен, да? — вскинув брови, не очень громко произнес он, касаясь холодным пальцем разгоряченной татуировки.       — Иди к черту, — севшим голосом отозвалась она, выдергивая руку и опуская рукав, и старалась не придавать значения тому, что касание Джека мурашками отозвалось у нее где-то между лопаток. — Поражаюсь, что тебя убивает ром, а не соулмейты, учитывая количество девушек, побывавших в твоей постели, — пробурчала она напоследок и уже собиралась встать.       Но Джек ловко поймал ее за рукав и дернул вниз, заставляя плюхнуться на место. Прежде чем она начала что-либо возражать по этому поводу, пират отставил бутылку и задрал собственный рукав.       — Не могу поверить, — шокировано отозвалась она, разглядывая сгиб руки Джека с выступающими венами. — Один? Как такое возможно?       Джек какое-то время помолчал, а после едва заметно качнул головой, нахмурив брови, и, опустив рукав, отпил еще большой глоток рома.       — Поцелуи — удел влюбленных, — коротко сказал он, глядя на горизонт, — а я не был влюблен ни в одну из тех, что были в моей постели.       — То есть… Ты целовал один раз?.. Раз в жизни?       Пират чуть нахмурился и посмотрел на Элизабет, внимание которой наконец привлек.       — Не перевариваю я откровения, Суонн, — скривился он, снова прикладываясь к бутылке.       Не переваривал, да только до ужаса хотел сделать своей второй ошибкой Элизабет Суонн с того момента, как увидел ее. Одному только Дьяволу известно, почему он не сделал этого сразу. А теперь девчонка без пяти минут мертва, потому что Тернер был проворнее. Джека всегда в этой чепухе с соулмейтами волновал один вопрос: почему нельзя забрать череп со сгиба у того, к кому ты неровно дышишь?       Пока он копался в себе, Элизабет уже снова отвернулась и смотрела на темное гладкое зеркало океана, рябь на котором почти не была заметна. Джек смотрел на нее. Смотрел так, что сердце внутри лупило с несвойственной ему скоростью, и сказал это раньше, чем подумал:       — Если б я мог, я забрал бы все твои черепа. Все ошибки, — и после чуть кривит линию губ, — смекаешь?       А ухмылка такая неживая, что Элизабет вдруг все поняла. Она даже не успела понять, как молчание и глаза-в-глаза у них постепенно начало сменяться на наклон головы и прикрытые глаза. Суонн словно кипятком окатило. Она снова отвернулась и до боли впилась ногтями и пять черепов на коже.       — Но ты не можешь, — ответила она на его вопрос, хотя он наверняка уже забыл, что говорил. — Не можешь забрать мои ошибки, — уточнила она.       — Но я могу стать последней, — внезапно повеселел пират. — Капитан Джек Воробей — последняя ошибка Элизабет Суонн!       И, не дожидаясь ее ответа, Джек притянул Суонн к себе, впиваясь в губы. Элизабет распахнула от ужаса глаза, ожидая почувствовать обжигающую боль на сгибе. Задрав рукав и ожидая, что вот-вот будет выжигаться на коже ее последний череп. Она ждала смерти. Смерти от Джека Воробья.       Пират разорвал поцелуй, оставляя на губах девушки привкус прожженного рома и со странной улыбкой посмотрел на свой сгиб. Один череп. Все еще один, начинающий тускнеть череп. Не два.       Улыбка больше не ломала его губы. Он посмотрел на Лиззи. Та открыла от удивления рот и шокировано смотрела на свою руку. Темные черепа приобретали сероватый оттенок, останавливаясь на цифре пять.       Пять черепов, только пять. Конечная станция. Она не погибнет. У нее не будет шестого черепа. Джек был ее соулмейтом. Она перевела на него взгляд, полный смешанных чувств.       — Я убью тебя, Джек! — заявила она, а после пятисекундной паузы, не сдержавшись, начала смеяться.       И улыбалась до тех пор, пока щеки не начали болеть. А Джек смотрел на то, как она смеется, и начал смеяться сам. Ее смех был заразительным, звонким, чистым и… Он вдруг оборвался. Элизабет начала понимать, что именно произошло. Взгляд девушки медленно поднялся вверх, врезаясь в темные радужки Джека.       — Поцелуи — удел влюбленных, говоришь? — вскинув брови, произнесла она.       На горизонте забрезжил рассвет.