Комната

Yuki Hayashi — Namida

      В этой квартире они все безумцы. Поэтому на входной двери изнутри выцарапаны иероглифы и наклеены стикеры. Ручка с наружной стороны выломана еще давно, но дверь и так открывается внутрь. Никто не считает нужным починить ее.       Никто не считает нужным почитать книги о том, как добро побеждает зло, о том, как люди борятся с проблемами, болезнями, когда-то ошибаются, но в итоге одерживают верх. Тут каждый считает, что делает правильно. Но ошибается.       Здесь время идет по-другому. Не потому что часы на кухне висят на ветхом гвоздике и боятся упасть. Здесь, среди людей, подобных осколкам стекла, есть соленное море, которое отесывает острые концы, собирает красивую мозаику. Пропускает через картину солнечный свет, и светлый пол кажется разноцветным.       Ли Тэен — отражение черноты и неизведанности космоса; ему убить человека проще, чем купить еду в магазине. Потому что разговаривать с живыми людьми он не любит. Одни вызывают у Тэена недопонимание, другие — гнев, третьи заставляют подчиняться дебильным правилам. Мир сломан, и он повторяет эту фразу из года в год, смотря в исцарапанное стекло. Оно всегда искажает высокие здания. По подоконнику бьют капли летнего теплого дождя, но в душе появляется грусть и тягучее ощущение пустоты. В такое время Ли лучше не попадаться на пути и не смотреть в глаза. Он излучает «волны», способные подчинить такой же грусти, добавляя щепотку бесконечного самокопания. Тэен любит, чтобы в комнате все были в таком же настроении, как и он. Тогда он позволяет расслабиться телу.       Ли Минхен лезет в любое дело и постоянно подвергает остальных опасности. Это негласное правило всех прогулок «маленького» мальчика. Так его называет даже Донхек. А потом получает по затылку и нагло ухмыляется. От правды не уйдешь. Неизвестно в какой конкретно момент к Минхену прицепилась эта кличка. Но еще тогда Тэен предложил запирать брата на замок. Но никто не придал этому значения. Им хватало проблем, а Минхен был полезен. Он знал каждый перекресток, ход, тоннель в огромном Городе. Он знал путь к сердцу комнаты. Подтапливал камин, убирал с пола бумаги и укладывал их подальше от огня — разгневанный Донхек мог кинуть в огонь все, что попадется под руки. Однажды тот выбросил дневник Юно.       Чон Юно не считает себя кем-то выдающимся. Но он хранит много секретов, устраивает махинации с деньгами, обеспечивает их огромную «семью» и иногда готовит поесть. Чон каждый день доверяет стенам истории, рассказанные шепотом. Треск поленьев осуждает его, но никто до сих пор не знает самого сокровенного. Юно вовсе не обижается на Донхека. Тот избавил его от книжки со страницами, на которых иногда проглядывали красные пятна. Размытые строки хранили переживания, теперь их хранит стена. На выкрашенной в бежевый цвет поверхности Чон оставляет свою подпись, это не цветы как на прошлой неделе, которые не понравились Сычену, а небольшой стеклянный шар, хранящий внутри ключи. Тэен потом долго вглядывается и проводит тонкими пальцами, будто пытается убедить что это всего лишь рисунок.       Юта и Сычен, два друга-придурка не разлей вода, и если Накамото еще способен контролировать себя, то китаец слетает с катушек, как только берет в руки пистолет. Сычен странный, Сычен опасный, но хозяин квартиры позволяет ему здесь ночевать. Юта ручается, а ему доверять хоть и сомнительно, но можно. У обоих смех чуть громче, чем у остальных жителей квартиры. Но это нормально. Это вселяет мысль что все они еще живые, а квартира — не монастырь.       Тем можно приписать еще много грехов. Затем на этом же листе накалякать еще несколько имен. Провести черту.       Мун Тэиль. Директор этого зоопарка.       Тэиль ни черта не помнит, в какой момент он подписал договор с дьяволом. Но сейчас в его обязанности безоговорочно входит следить за несколькими больными на голову подростками и не дать им умереть. Хен взрослый, хен занудный, строгий, тупой. И хен «ну, пожалуйста, мы больше не будем». И вроде каждому из них больше восемнадцати лет.       Енхо, не было бы Мун Тэиля, был бы самый старший. Но ему не подходит эта роль. Он рассказывает эту мысль своему другу-тайцу за пределами квартиры. Но Тэн не должен больше ничего знать. Енхо задается вопросом: а что же их заставляет вновь возвращаться в это место? Крыша над головой? Нет, на этот счет они могут позаботиться о себе даже лучше первого миллиардера страны.       Тэиль — отдушина. Для каждого своя.       Минхена нужно обнимать каждый день перед сном. У Ли родителей забрала морозная ночь и рейс «Банкок — Сеул». Марк даже не помнил, как выбрался из чрезмерной опеки тетушки, которой нужно было наследство. Кажется, просто вышел на улицу, посмотрел на небо стеклянными глазами. А затем его запачканное лицо взял в свои чистые ладони юноша с коричневыми волосами. С теплым ласковым взглядом, мелодичным голосом и целительной аурой. Минхену нужно принимать таблетки, а не бегать под дождем, когда он болеет. И заставлять одевать свитер, греть конечности у огромного камина его может только Тэиль.       Камин отделан бурым кирпичом, отгорожен маленьким заборчиком, но Юта постоянно пинает подвижную железку и остается этим доволен.       Комната сдерживает страхи Тэена, обогревает приятными языками пламени. Он располагается недалеко, на безопасном расстоянии и это умиляет старшего. Мун отдает обладателю черных волос кружку с теплом напитком. Концы Ли специально выбеливает, это выглядит словно смерть опаляет дыханием виски. Она касается холодным носом длинной шеи, оставляя след острым ногтем вдоль позвоночника. На теле Тэена много шрамов, некоторые из которых видны из-под футболки. Тэиль садится рядом на подушки, и следит за тем, как равнодушный взгляд парня направлен на источник тепла. Тот сосредоточено думает о своем, делиться не спешит; пламя отпечатывается в глазах темными пятнышками. Тэен жмурится, массирует виски и падает по направлению к старшему, зная что тот поймет. Голова располагается на сплетенных ногах, Ли недолго ерзает, чтобы найти удобное положение. Мун сдается, выпрямляется и опирается спиной о диван. Так удобнее для обоих, Тэен успокаивается. Тэиль тянется за кружкой, одиноко стоящей в стороне, отпивает заваренный кофе и морщится от того, что горячо. Тэен смотрит в глаза напротив с немой просьбой начать разговор. Потому что ему все еще холодно. Но молчание затягивается до того, как хлопает дверь — Юно вбегает в комнату, спешно скидывая кроссовки. Бросает рюкзак недалеко от камина и падает на диван. Рвано дышит в макушку хена, затем опускает руку, цепляясь за локоть Тэиля — тоже просит внимания. Тэен сопровождает этот жест недовольным рыком и отворачивается к камину. Юно говорит на ухо, иногда шепот переходит в тихий голос, хриплый, но низкий и сладкий. Несмотря на «секретность», это разговор на троих, Мун отвечает короткими фразами, Ли мычит в свою сторону, а Юно просит его повторить. Вновь повисает тишина, она уместна, им нужно подумать.       Тэиль не принимает решения, он всего лишь может влиять на то, чтобы пути исполнения цели были не сильно опасны для остальных. Юно сообщает неприятную новость: его карту заблокировали. Она была самой нужной для всех, на ней было мало информации о неком Ким Доене, который вовсе не существовал. Сейчас система любого банка более усовершенстванная, поэтому им будет трудно завести еще одну подобную лазейку.       — Там было много? — со вздохом спрашивает Тэен, мучая в руках собственную майку.       — Нет, я успел вчера переправить на счет Юты, но он не появляется уже третий день.       — Интересно почему, — с иронией спрашивает Ли и уходит из комнаты. Он раздражен.       На кухне гремит посуда, а Тэиль чувствует пустоту на том месте, где располагалась темноволосая шевелюра. На пальцах то самое холодное дыхание.       — Хен… — начинает разговор Юно, но Мун его безжалостно перебивает:       — Он должен быть цел и невредим по возращению. Иначе сюда никто из вас не вернется.       Юно чувствует дрожь в словах старшего, это и страх, и ярость, и чувство беспомощности. Но будто приговор, он еще раз повторяет, что процент того, что они спасут Марка — ничтожно мал.       — Он доигрался, и ты прекрасно знаешь, что это твоя вина. Он, как и все мы, слушается только твоих рук, а ты отпускаешь его раз за разом. Попробуй хоть раз испытать то, что испытываем мы все, — Юно замирает. — Каждый день мы рискуем потерять свою жизнь.       — И ты предлагаешь… это сделать мне?       — Нет, но… — из вежливости, но с презрением.       А в воздухе висит негласное «да». ***       На улице медленно падают хлопья снега. Внутри комнаты тепло, камин трещит, иногда перебивая тихий шепот Юты и хриплый смех Минхена. Тэен обнимает брата сзади, опять замкнувшись в себе, и смотрит через плечо на стекла окна. Осень наградила его двумя шрамами на плече. Они украшают. Тэиль бы прошелся пальцами, приблизил бы лицо и улыбнулся, забрал бы пустоту из глаз и тяжелый вздох, выбивающийся из груди, поправил на плече футболку. Тэену не нужно погружать других в уныние, здесь каждая вещь теперь напоминает о нем. Плед никто не стирает, ведь он до сих пор еще пахнет еле уловимым запахом заваренного кофе, утренней теплотой, нежными объятиями и мелодичным голосом.       У Юно старая привычка хватать за локоть. Здесь только для Тэена этот жест всегда будет неожиданным. Привычка Юты и Минхена пропадать теперь передалась Чону. Он будто бы заразился на бессрочное количество времени, а ребята вылечились.       Теперь Джонни самый старший. Он не заваривает вкусный кофе, но он готовит отличную пиццу. Юно не доверяет ему свои истории, оставляя их в легких, как Минхен — никотин. Донхек ругается, и говорит что Ли все еще не вырос. Потом привыкает и вдыхает дым как что-то обычное. Младшие стараются не болеть: мысли о свитере и камине больно режут по щеке слезами.       Сычен слушает умеренное дыхание Юты, тот лежит на коленях и, кажется, дремлет. Теперь Дун может находиться здесь хоть до конца жизни, но на Накомото негласно висит обещание следить за другом. Они оба поняли это в один момент. И Сычен стал иметь уважение к комнате, ведь не смотря на все, «кофе и плед» было одно на всех.