С другой стороны

Дело не в паранойе или помешательстве, просто еще одна проверка никогда не повредит. У Ямаги есть на это время, так почему бы не убедиться, что Флаурос в порядке, а его системы идеально настроены? Смена, конечно, кончилась, Старик уже видит десятый сон, но в тихом пустом ангаре уютно, он еще достаточно бодр, а привычное занятие и размеренный темп работы успокаивают и доставляют удовольствие. Закончив, он не спешит уходить, устраивается в кресле пилота, обхватывает неудобно расположенные ручки, тянется ступнями вниз, прикрывает глаза. Вот что чувствует Шино: жесткое сидение, шероховатые чуткие манипуляторы, к которым легче дотянуться его крепкими руками, которые удобней ложатся в его сильные ладони, тугие педали под ногами, на которые проще давить его большими ботинками, распятый невозможностью прекратить управление, полностью отдавший себя машине в обмен на ее возможности. Для чистоты эксперимента не хватает самого главного, обычно он сдерживается, но сегодня все-таки решает попробовать. Вряд ли этого его убьет, зато позволит узнать Шино ближе - успокаивающе нашептывает тихое ночное безумие, и Ямаги неторопливо снимает куртку, расстегнув, спускает до пояса комбез, ежится от прохлады и заводит руку за беззащитную голую спину. Подключение встряхивает его тело белой вспышкой боли, после которой оно безвольно повисает, удерживаемое только вижнаной. Он слышал о машинах, в которых остался дух их пилота, никогда не воспринимал подобное буквально, но сейчас понимает, насколько точно было это описание. Флаурос помнит Шино, потому что питается им, сохраняет отголосок мыслей и эмоций. Ямаги с удивлением рассматривает свою крупную и грубую ладонь без привычной перчатки, чувствует, что сердце стучит быстрее и уверенней, отмечает, что челка не прикрывает глаза, а сильное тело напряженно жгутами мышц. Сообразив в чем дело и с трудом восстанавливая перехватившее от волнения дыхание, он осторожно ведет кончиками пальцев по лицу, пугливо прикасается к мягким приоткрытым губам, медленно проводит раскрытой ладонью по горячей под футболкой крепкой груди и замирает, чувствуя в своей голове еще чьи-то мысли. Под рукой ритмично бухает чужое сердце, а Ямаги не может понять, как такой классный парень может думать о себе настолько плохо. Шино уверен, что он непроходимо глуп, ненадежен и бесполезен. Он до сих пор казнит себя из-за того, что не смог предотвратить резню на корабле Пивоваров, но кто может быть надежнее принимающего на себя ответственность за общие ошибки? Как может быть еще полезнее человек, готовый как и многие из них, отдать Теккадану все, вплоть до собственной жизни? И разве может глупец признавать свои промахи, оценивать свои силы, выбирать для себя более эффективную роль, читать спрятанные переживания товарищей и находить для каждого правильные слова? Сейчас Ямаги хочет выбить эту дурь из его головы и в то же время уверен, что он - идеальный образец для подражания, и это повторно вышибает из-под ног почву. Шино, оказывается, восхищается его собранностью, дотошностью, немногословной деловитостью. Это одновременно и приятно, и возмущает, ведь решительность, смелость и искренность намного лучше его занудных талантов! Шино уверен в своей непривлекательности. Девочки в борделе, конечно, заверяли его в обратном, но он все-таки платил им деньги. Вот Ямаги миловидный, точно самый симпатичный в Отряде, одни глазищи чего стоят, покупать себе женщин ему не придется - откровение лупит обухом по уже гудящей голове так, что его собственные колени в этот момент бы подкосились. Приходится повторно оглядеть тело, в котором он оказался, ощупать его, перерыть заново мысли, чтобы убедиться - не показалось. Точно, самый горячий по его мнению парень в Земной Сфере считает себя обычным и серым, и любит смотреть на него - тощего и пугливого мальчишку. Как будто этого мало для того, чтобы тронуться умом - Шино еще и уверен, что недостоин любви: слишком обычный, вряд ли кому-то доставит удовольствие быть с ним. Намного проще по его мнению влюбиться в того же Ямаги - яркого и интересного, а он просто один из многих. Обеспокоенный голос повторяет его имя, сильные руки трясут плечи, пытаясь привести в чувство. Находиться в этих руках приятно, голова тяжелая и без единой мысли. Открыв глаза, Ямаги удивленно оглядывает наклонившегося к нему взволнованного Шино, встречает встревоженный взгляд, слышит выдох облегчения. Все еще не выпуская его из своих замечательных теплых рук, он быстро пробегает языком по пересохшим губам, наклоняет голову и тихо уточняет: - Ты как, в порядке? Его дыхание сбитое и близкое, сам Шино сейчас слишком красивый, и стоило бы спрятаться за челкой и поспешно увеличить дистанцию, пока он не отмочил чего-то странного, но Ямаги этого не делает. Его удерживают на месте какая-то непонятная тоска, сожаление о чем-то, чего он не помнит, щемящая нежность, почему-то ставшая сейчас особенно острой. Он должен срочно что-то объяснить Шино, потому что тот в чем-то страшно неправ, вот только он не помнит, и единственное, что приходит в голову - странное, абсурдно смелое желание потянуться к его сильной шее руками, заставить прижаться того головой к его голой груди и бережно запустить пальцы в густые волосы. Испугавшийся за него Шино не возражает, только хрипло и обалдевше выдыхает: - Ты точно в порядке? А на Ямаги наконец накатывает все сдерживаемое до этого смущение, он замирает как будто в его руках бомба, готовая немедленно рвануть, с трудом выдыхает сиплое "ага" и почему-то чувствует, что сделал именно то, что было необходимо.