Человек-Овца

      Осень нагло наступает на пятки лету. Яркое солнце не хочет сдаваться и греет изо всех сил, но холодный пронизывающий ветер гордо и непреклонно заявляет о своих правах. Природа чувствует приближающиеся перемены и неторопливо готовится к долгому приятному сну.       Я сижу в старом кресле, которое душераздирающе скрипит от каждого движения. Дом, в котором я нахожусь, одноэтажный, ветхий, пустой; незваный сквозняк гуляет по всему пространству, перебегая из угла в угол и прячась в мизерные щели. Напротив меня старенький телевизор. С его тусклого экрана вещается о бесконечной Вселенной и небесных телах, галактиках и космическом пространстве; звук невозможно разобрать: он то плывет вверх, то скатывается вниз, переходит на тихое шипение или удручающее урчание.       На моих коленях лежит книга про различные породы овец. Эта книга — единственная познавательная вещь на весь одинокий дом.       Умиротворяющее бульканье телевизора прерывает тихий протяжный скрип открывающейся входной двери. Вошедший топает по полу пару раз, стряхивая все лишнее с обуви; затихает, прислушиваясь к звукам дома, шлепает по деревянному полу и бухается в кресло, стоящее рядом со мной.       — Фух, ну и погодка. — устало произносит он.       — Дождь пошел? — спрашиваю я.       — Какой дождь? Зима на дворе, авось уж третий месяц.       Я смотрю в небольшое окно и вижу, как крупные хлопья снега размеренно падают на землю, которая уже покрыта толстым белоснежным одеялом. Чудеса.       Я обращаю внимание на своего собеседника и вижу перед собой чудаковатого мужчину. Он весь накрыт толстым слоем свалявшейся грязно-коричневой шерсти, клоками свисающей до пола; ноги и руки обтянуты кусками засаленной кожи, с которой сползла почти вся шерсть. На голове у него располагаются самые настоящие рога, черные и закрученные. Глаза, маленькие, темные, проворные, бодро бегают по всей комнате.       Человек-Овца решил проведать меня, чтобы я совсем не загнулся от серой скуки.       — Как тебе тут живется? Совсем дом обветшал. И холод какой, на улице теплее, вот ей-богу. Замерз весь, синий уже.       Я не чувствую температуры в комнате, по ощущениям мне довольно комфортно и приятно.       Мой собеседник, не теряя времени, достает из-за пазухи изящный нож с декоративно вырезанной ручкой, сбоку оттягивает клок своей шерсти и отрезает его. Убрав нож, он протягивает кусок мне.       — Держи, свяжешь себе перчатки.       Я осторожно принимаю шерсть, с недоверием присматриваюсь к ней. Шерсть — овечья, самая настоящая, мягкая и упругая на ощупь.       — Спасибо за… шерсть. Но я не умею вязать.       — Да перестань. Вязание — дело нетрудное. Делаешь пряжу, берешь две спицы, захватываешь нитку и начинаешь.       И он пускается в длительные, путанные объяснения, как вязать, зачем, для чего и как лучше.       — Всегда хотел научиться вязать. Много литературы изучил по этому предмету, но мои крючки не способны на создание красоты. Пришлось похоронить эту затею, — помолчав мгновение, сосед добавляет. — А у тебя есть мечта?       — Мечта?       — Да, такая вещь, о которой грезишь постоянно, идешь к ней семимильными шажками, стремишься, летишь, падаешь кубарем, но идешь, бежишь со всей дури к ней. И достигаешь ее. Или нет. У меня была такая. Я мечтал полететь в Космос, но понял, что это несбыточная вещь и забыл ее.       Человек-Овца резко замолкает. Я размышляю над его словами. У меня нет мечты, я сижу в этом доме и каждый день читаю про породы овец, каждый день одно и то же; ощущаю световые блики от телевизора и его шипение про границы Вселенной, одна передача, про одно и то же, каждый божий день. Я не обращаю внимания на вещи, которые происходят вокруг меня. Я не заметил, как пришла зима, хотя недавно лето сдавалось под натиском осени.       Я ничего не замечал.       Я открываю глаза. Человека-Овцы нет рядом. Телевизор все также бубнит про множество галактик и величие Вселенной. Книга валяется на полу, та же книга про породы овец.       Я встаю с дряхлого кресла и, хромая, иду к двери. Распахиваю ее и делаю шаг наружу. Передо мной простирается зеленое поле, по которому гуляет по-осеннему холодный ветер. Я сую руку в карман, и она натыкается на что-то мягкое. Я достаю это и вижу перед собой кусок чистой овечьей шерсти.       Я больше не вернусь в этот дом.