Поиграй со мной или все на Zero.

— И долго ты собираешься так сидеть? — спросила хрупкая, миниатюрная блондинка, делая очередной круг вокруг единственного кресла в пустой комнате. Несмотря на то, что на дворе стояло лето, в камине горел огонь, заставляя тени плясать на голых стенах, и отбрасывая причудливые тени на руки, шею и скулы сидящего в кресле мужчины. Он сидел неподвижно уже час, лишь изредка в задумчивости проводя пальцем по губам, и вновь опускал руку на подлокотник. Сидя в этом кресле, он всегда напряженно думал о чем-то — миллионы мыслей роились в его голове, но на этот раз гвоздем в черепе засела лишь одна — ему нужно уехать. — Не имеет значения, что он сказал, ты имеешь право остаться, — ответа не последовало, — и если Косову это не нравится, пусть катится ко всем чертям! Она сказала самое банальное, что только можно было сказать в сложившейся ситуации, но только лишь потому, что не знала, как еще его остановить. Казалось, он уже принял решение, и переубеждать бесполезно. Девушка бросила взгляд на голую стену над камином и отметила, что фотографии там больше нет. Когда-то их было много — он собирал их одну за одной, как тщательно продуманный пазл, но затем, в порыве гнева сорвал их все. В тот вечер ей удалось забрать одну — самую маленькую — и через пару дней снова приклеить на стену, как символ того, что у него еще есть шанс, и все может быть иначе. Сейчас снимка там не было. Да, решение действительно было принято. — Твои вещи никто не собирал, когда ты собираешься это сделать? Он молча выудил откуда-то пачку сигарет, хотел достать одну и закурить, но вдруг вспомнил, что дал слово бросить. Вроде как ей, той самой, дал слово. Засовывать пачку обратно не было смысла, и теперь он просто постукивал ею по подлокотнику, создавая мерзкий приглушенный звук — будто от крысиных лапок, шлепающих по паркету, только эта крыса не бежала, а прыгала через равные промежутки времени. Блондинка остановилась у мужчины за спиной, зажмурилась и сжала кулаки в немой злобе, чтобы случайно не ударить его. Тина ненавидела, когда он вот так вот садился и всматривался в темноту за окном, в которой даже самый зоркий не смог бы ничего разглядеть. Она не знала, что он там видит, да и видит ли вообще, но в такие моменты он напоминал ей слепого, и это пугало. Возможно, в какой-то мере он и был слепым, но сегодня этот слепой был полон решимости. — Самолет через четыре часа, ты не успеешь, — произнесла она как-то обреченно, стараясь на него не смотреть. — Я все успею. — Не успеешь, — упрямо повторила она. — И вообще, тебе не нужно лететь. Он будто не слышал ее. — Я успею. Вот только дождусь… — в этот момент мужчина подался вперед, будто хотел получше что-то рассмотреть, но в последний момент передумал, откинулся в кресле и полностью расслабился. Тине даже показалось, что она услышала его облегченный вздох, и в эту самую секунду из-за горизонта показался луч света — вставало солнце… А через четыре часа самолет взлетел в небо, и это самое солнце било в окно иллюминатора, пока пилот приветствовал пассажиров и сообщал, что через три с половиной часа они приземлятся в аэропорту «Катания Фонтанаросса».