У меча судьбы два острия

…И одно из них – ты …А второе - смерть

Ты чувствуешь боль, через столько лет ты все еще чувствуешь эту сукину старуху за своими плечами, эту жгучую как свинец боль, рассекающую то, что раньше было лицом. Теперь на этом месте кривой, уродливый шрам как напоминание о собственной глупости, собственной доверчивости, наивности. Ты до сих пор не можешь себе простить. Твоя память не дает забыть, не дает расслабиться ни на секунду. И чертов голод, он преследует, ходит по пятам, высасывает последние силы. Ты экономишь энергию, стараешься дышать медленнее и вспоминаешь. Почему ты тогда просто не сдох, паршивый выродок, мразь с руками по локоть в крови? Ты хотел сдохнуть, но тело боролось за жизнь, зачем-то еще цеплялось за воздух, перекатывалось волнами новой, захлестывающей боли. По ночам ты до сих пор просыпаешься в кошмарах. Повязка надежно закрыла половину лица, спрятав уродство. Ты – урод. Один твой вид внушает всем ужас. Ты привык так жить, никому не веря, никого не спрашивая, просто беря все, что считал необходимым. Ты привык просыпаться от голода, замерзший, брошенный, никому не нужный, от собственных криков, захлебываясь собственным страхом и отвращением. Это потом ты перестал бояться. Перестал прятаться как загнанный зверь, выполз из своего угла, стал жестче, циничнее. Ты вырезал деревни не глядя, выплевывал злые слова в лицо противнику, пытал, мучил, хотел, чтобы все вокруг испытывали ту же боль, которая разрывала тебя изнутри. Тебя снова боялись, но теперь ужас отвращения сменился страхом смерти. От тебя пахло смертью. Ты подружился с этой сучьей старухой, которая никак не хотела забрать тебя к себе. Ты научился не обращать внимания на тех, кто вздрагивал от омерзения, увидев искалеченное, изувеченное лицо под повязкой. А потом пришел он. Другой. Тот, кто смотрел на тебя не как на выродка, на монстра, кто видел в тебе того, каким ты сам себя не помнишь. Он сам был монстром, таким же выродком, неправильным, искалеченным, лишним. Он разделил твою боль, с ним ты мог быть кем угодно. Нет, он знал, кто ты. Он умел читать между строк, видеть и наблюдать. И наблюдал. И смотрел своими желтыми кошачьими глазами. И оставался рядом. На его лице не было отвращения, только желание. И ты позволил себе поверить, впустить в черноту надежду. - Ты – совершенство, какое же ты совершенство, - часто бормотал он в угаре страсти. Он любил, когда ты снимал повязку. Ему даже нравилось твое настоящее лицо. Он мог часами гладить тебя, проводя пальцами по шраму и ниже, оставляя на груди следы своей страсти. Он приходил всегда сам и всегда неожиданно. Часто вы просто разговаривали, а ты смотрел на него и видел то, чего не видели другие. Видел седину в белых волосах, морщины, испещрившие лицо, усталость, которая сочилась из глаз. Твой человек, он был таким сильным, его лицо и тело было покрыто сеткой застарелых шрамов, на руках – сбитые мозоли от меча. Твой человек… Разговаривать было приятно, тебе нравился его голос. Но еще больше нравились его руки на твоей спине, нравились губы, которые были везде одновременно, нравилось, что он был таким горячим, таким жарким. Ты размякал в его руках как тесто на солнце, он мог лепить все, что было ему угодно. Но он никогда ничего не просил, никогда не требовал. Только… защищал? Такое новое слово. Раньше тебя никто не защищал, только пытали, избивали как вшивую дворнягу. Или боялись. Ради него ты оставлял свою гордость, презрение. Ради него ты существовал. Первая стрела прошла чуть выше груди, прямо над татуировкой. Вторая пробила живот. Остальные ты уже не замечаешь, сконцентрировавшись на волнах боли. Ты еще слышишь лязг металла, но единственный глаз заволокла пелена тумана. Сучья старуха уже приготовилась к жатве, она ухмыляется так близко от тебя. Последнее, что ты успеваешь увидеть – горящие желтые глаза. Твой человек успел попрощаться. Ты улыбаешься.