sf9 — so beautiful
— Я дома, — голос с первого этажа сопровождался захлопывающейся дверью, но в ответ ничего не послышалось: конечно, родители ведь на работе. Он оповещал о своем приходе совсем не их. Схватив по дороге с кухни яблоко, парень, перескакивая через ступеньки, поднялся по лестнице на второй этаж, чтобы оказаться в своей комнате. Он скинул рюкзак на кровать и тихо подошел к подоконнику. За цветочным горшком мирно посапывал маленький Донхёк, и маленький он совсем не из-за своего возраста. Донхёку семнадцать и его рост — девять сантиметров, он живет в огромной комнате (особенно для него) восемнадцатилетнего парня и всячески ему досаждает, но когда тот пропадает на учебе, Хёк спит и набирается сил для новых пакостей. Вообще, о Донхёке не знает никто, кроме Марка Ли, у которого он и нахлебничает. Лет в двенадцать Минхён как-то нашел за тем же горшочком совсем еще маленького Хёкки — тот тогда едва ли вытягивался до размеров его указательного пальца — и не показал родителям. Те только слушали бесконечные истории о каком-то чудесном мальчике, новом друге их сына, только почему-то именно с загадочным Донхёком Минхён их не знакомил, а вот остальные друзья были частыми гостями в их доме. Хёк сказал, что ему одиннадцать, и очень обиделся на Марка, когда тот ему не поверил. «Ты же совсем маленький» — говорил тогда старший — «Врать не хорошо, неужели ты не знаешь?». Донхёк обиделся еще сильнее, и не прощал Марка, пока тот не накормил его стащенными с кухни сладостями. Малыш с тех пор вырос до своих девяти сантиметров, вот только вредности в нем меньше не стало. — Хёк, — Марк дотронулся кончиком пальца до волос маленького человечка, — просыпайся, я принес тебе кое-что. Младший сонно разлепил свои маленькие глазки и жестом приказал Минхёну продолжать. «Замечательно, » — всегда думал Марк, — «это маленькое чмо скоро отберет мой дом», но выполнял все, что требовал Донхёк. Отказать ему было невозможно. Марк достал из рюкзака большую упаковку мармелада и открыл ее. Старший любил побаловать младшего, потому что тот каким-то образом заменял ему недостаток ласки, которая резко оборвалась с повышением родителей в должностях. Марк одернул себя от мыслей о «материнском инстинкте», он, блин, мужик, вообще-то. И он достал несколько штучек и продемонстрировал на своей ладони. Донхёк заулыбался. — Ты вовремя, я голоден. — Ты всегда голоден, — напомнил Марк, — Ну, что нужно сказать? — Дай сюда. — Нет, ты кое-что забыл. — Быстрее, — Донхёк, сидя на подоконнике и облокачиваясь о белый цветочный горшок с, вроде бы, пеларгонией, вытянул ноги и улыбнулся еще шире, — ну пожалуйста, хён. Марк довольно угостил его. В конце концов, малыш не был особо вежливым, а тут даже обращение уважительное. Донхёк забрался ему на ладонь и начал есть. Марк перешел к кровати и сел, не переодеваясь и начав грызть стащенный с кухни фрукт. — Спасибо, — промурлыкал Хёк и поцеловал большой палец Минхёна, но потом затопал ножками по его ладони, требуя еще. Марк не удержался и выпустил его прямо в открытую пачку.+
— Что с твоими волосами? — спросил Донхёк, проглотив последний кусочек лакомства и наконец обратив внимание на старшего, теперь уже блондина. Наевшийся младший развалился внутри полупрозрачной мармеладной упаковки и поглядывал на Марка сквозь нее. — Я думал, ты не заметишь, — Минхён провел ладонью по выпрямленным уложенным волосам, — нравится? — Нет, — упрямится Донхёк, — ты похож на… не на себя, вот. Откуда в Корее блондины? — А много корейцев ты видел? — улыбается Минхён. Донхёк задумался, а старший беззвучно засмеялся и потрепал большим пальцем его по голове, пока младший его не укусил. — Я хочу пить, — сказал он и вышел из пустой пачки, — принесешь? Марк бы сказал, что нет, он слишком устал и вообще-то ему надоело носиться с просьбами (а то и приказами) маленького человечка, но тот сделал тако-о-ое милое выражение лица… В общем, Минхён не заметил, как стоял на кухне и наливал кока-колу в блюдце.+
У Донхёка сегодня аппетит был каким-то ярко выраженным: желудок ныл противно, и не вовремя проснувшаяся совесть не давала отрывать Марка от уроков, но приходилось, пока телефон старшего не зазвонил. — Сыльги? — на лице Марка расползается улыбка, и Донхёк настораживается и начинает прислушиваться. — Конечно, заходи, я свободен сегодня. Жду. Блондин улыбается шире и шире, встает, чтобы переодеться из домашних шорт и футболки во что-то более подходящее для встречи с девушкой, и желудок Донхёка нещадно жжет. Совсем не от голода. Он капризничает больше обычного, мешает Марку писать, забирается к тому на плечо и топчится, пока старший не замуровывает его в открытой пустой шкатулке с высокими для Хёка стенками, которую купил только чтобы вот так иногда наказывать мелкого. Донхёк дуется.+
С первого этажа доносится звонок, и Марк спускается, чтобы открыть дверь. Девушка за ней улыбается, держит в руках небольшой торт и учебник по физике. Марк заранее знал, что у него незапланированное свидание, а не занятие точными науками (в которых Сыльги тупит жестко, но у Марка гормоны и ему как-то наспать, давайте будем честными). Он пропускает девушку вперед, так же ярко улыбаясь и помогая ей с ношей. Они поднимаются в комнату Марка, смеясь над какой-то историей, и Донхёк весь превращается в слух. Сначала Минхён честно объясняет однокласснице принцип работы закона Ома под приятную компанию чая и торта, даже задачу при ней решает и Хёк вроде бы успокаивается, а потом Сыльги говорит тем самым женским тоном, который Донхёк терпеть не может: — Когда вернутся твои родители? Младшенький встает со дна круглой шкатулки, пользуется тем, что она не закрыта крышкой, цепляется маленькими ручками за края и подпрыгивает, чтобы что-то разглядеть. Марк, засранец такой, поставил временную тюрьму Хёка высоко на одну из полок шкафа так, чтобы комната представала в самом неудобном обзоре, но Донхёк все равно видел слишком близко наклонившуюся к Минхёну девчонку и его самого, как-то подозрительно прикрывшего глаза. В голове Донхёка вспыхивает сцена из фильма, который они со старшим смотрели как-то недавно, и до разозленного малыша доходит, что девушка собирается сделать. Он, вообще не думая, с силой толкает стенку шкатулки всем своим весом и ухает вниз вместе с ней, отвлекая внимание. Оглушительного падения не следует. Он будто зависает в воздухе, разлепляет плотно зажмуренные глазки и поднимает взгляд вверх. Оттуда на него смотрит явно недовольный срывом такого вечера Марк и поджимает губы, возвращая ловко пойманную шкатулку на место. Будто знал, что Хёк выкинет что-то такое. Он поворачивается и обращается к Сыльги: — Прости, это сквозняк, думаю, на улице холодно. Я провожу тебя. Минхён отдает одну из своих толстовок опешившей девушке и выходит из дома вместе с ней.+
— И почему тебе так нравится ломать мою жизнь? — интересуется Минхён, едва войдя в комнату. Он снимает с себя ветровку и проходит дальше, доставая шкатулку и Донхёка с полки. Из коробочки на него обиженно пялятся. — Не так уж она тебе и нравится, — заявляет Донхёк и скрещивает руки на груди. Если ему девчонка не понравилась, значит, не должна нравиться и Марку. Все. — Конечно нет, — шепотом выдыхает Марк и достает маленького Хёка. — А как ты дотянулся вообще? — спрашивает он. Когда Минхён покупал эту шкатулку, Донхёк при всем усердии не мог допрыгнуть так, чтобы увидеть хоть что-то, а сейчас… — Само получилось. И вообще, поставь меня. — Со мной вообще кто-нибудь когда-нибудь постель разделит, не? — возмущается Марк, — нет уж, обломал мне вечер, вот и мучайся. Донхёк возмущается. — Дай хоть тортик попробовать. Минхён закатывает глаза, но бисквитным лакомством делится. Донхёк наедается с первого кусочка, но из вредности съедает еще и еще, хотя бисквит, вообще-то, не любит. Он не успокаивается, пока весь торт не оказывается съеден, и только потом все же ложится с Марком в кровать, не слыша, когда вернулись его родители.+
— Марки? — зовет приятный женский голос как-то беспокойно, и Марк открывает глаза. В комнате уже почти светло, а значит, что уже утро, пусть и раннее. — Да, мам? — Сынок, почему ты в постели с каким-то мальчиком? — спрашивает женщина и, кажется, пребывает в легком шоке. Она в строгом костюме, и всего лишь пришла перед напряженным рабочим днем поцеловать в лоб спящего сына, как делает это каждое утро, пусть он и не знает. Марк такой типа «че» и поворачивается на спину, но натыкается на большую помеху в образе какого-то парня. Он спит, укрывшись одеялом, Марк узнает в знакомом лице Донхёка и офигевает не меньше матери. Он трясет его за плечо и Хёк открывает глаза, не понимая, чего от него хотят в такую рань. — Сын, я повторяю, — говорит мать уже тверже, — что ты делаешь в постели с парнем? — Так ты его видишь? — тупо спрашивает Марк, потому что, вообще-то, ему самому интересно, что здесь происходит. «Ты идиот?» — хочется спросить и матери, и Донхёку, который в споре совсем не заинтересован и, поздоровавшись с женщиной, засыпает снова. — Мам, я… Это Донхёк, — объясняет Марк. — Твой… друг? — Да, ма, друг, — настаивает Марк, ему как-то все равно, что они в одной кровати спят и Донхёк как бы голый. «Че за нахуй», хочется спросить женщине, но она сохраняет разум, материнское чувство, кивает и: — В любом случае… Папе пока лучше не знать. И уходит, оставляя в комнате спящего Хёка и офигевающего от жизни Марка. Он снова принимается толкать младшего в плечо. — Донхёк, какого черта? Ты ж едва ли не выше меня! — Я че, ебу? — Хёк бьет его по руке и переворачивается на другой бок, — дрожжей в том торте было много, а еще я дохера жрал вчера и злился. Это должно было произойти когда-нибудь, порадуйся и дай мне поспать, дебил. Младший говорит так, как будто Марк должен был это знать лучше, чем свои пять пальцев. — Вставай, я должен объяснить своим родителям, что я не… — Марк стаскивает с Хёка одеяло, а тот под ним совершенно без одежды, блин. — Ёб твою… Доказательства того, что Донхёк карманного размера Марку совсем не приснился, лежат прямо около того самого Донхёка. Это его маленькая одежда, разорванная сейчас в клочья: не выдержала, когда Хёк стал расти. — Вот че тебе от меня надо, — ворчит Хёк, совершенно не смущаясь своего вида, — отвали. На самом деле, смущаться действительно нечего. Перед тем, как закрыть глаза ладонью, Марк клянется, что видел самое прекрасное тело, которое вообще существует. Он отворачивается к шкафу, чтобы достать какую-нибудь одежду для Хёка и ждет, пока тот переоденется. — Я есть хочу. — говорит Донхёк. Марк думает, что мир ебанулся. Марк смущается, когда Донхёк встает и сравнивает себя с ним у зеркала. — Теперь к тебе точно ни одна девчонка не подойдет, — довольно замечает он, уверенный, что затмит своей красотой любую или любого, а то и всех сразу. — А ты ничего с этой прической, если с этого ракурса, — меняет свое мнение Донхёк, улыбаясь так здорово, что мозг Минхёна, сжавшийся до размеров вчерашнего Донхёка, пакует извилины и сваливает, когда младший запускает свою руку в его волосы. Марк уверен, что к нему действительно ни одна девчонка не подойдет, разоблачив такой глупо-влюбленный взгляд в сторону одного парня. Марк сбегает в ванную и надеется, что не сорвется хотя бы в первую неделю. Ради этого он упросит родителей купить отдельную кровать для Донхёка, или… или нет.