Ты самый преданный друг

      На первый взгляд, Джон не сильно производит впечатление любвеобильного человека. Со стороны он может казаться крайне самовлюбленной личностью, с возможной примесью невежества и эгоизма, но каждый человек сможет подтвердить: первые впечатления чаще за все остальные оказываются ошибочными. При первом же знакомстве, при первом же разговоре, первом же взгляде становится сразу видно глубину, открытость его души, светлость бунтарских порывов и сильную, такую чистую привязанность к окружающей его красоте.       Джон любит множество вещей, среди которых были миловидные девушки, что, стоит признать, чаще всего было взаимно, и теплые, не свойственные вечно серому и тленному Ливерпулю деньки, раскрывающие все прелести его родного города. Наверное, 18 августа 1962 года в Ливерпуле был именно такой день, по крайней мере так хотелось бы думать Леннону. Сам он этого никогда не вспомнит, но мысль, что именно в этот день солнце проявило свою снисходительность и одарило землю своим свечением, не покидало голову Джона. 18 августа Ринго Старр официально стал барабанщиком “The Beatles”. Никто и не думал, что он задержится надолго. Никто и не думал, что он станет полноценным битлом. Но что-то в этом было, в этих подписанных, оформленных официальных бумагах, что-то удерживающее. По словам Джона, это было решено судьбой, Ринго только и делал, что “занимался прочей ерундой, пока наконец не понял, что она ему уготовила”.       Первые впечатления чаще за все остальные оказываются ошибочными… При первом же взгляде можно было подумать, что Ринго вот только что ушел из своей стиляжной банды (и, черт возьми, в этом была доля правды), что этот “взрослый” парень, с крутой бородкой и собственной машиной, присоединился не ради забавы, а с чисто серьезными намерениями, и сам по себе является самой серьезностью – и все это оказывается полнейшим заблуждением. Нет, конечно, Джон может согласится, что Ринго на тот момент был взрослее их всех, ведь, черт возьми, сам бы он никогда в жизни не накопил бы деньги на собственную машину, учитывая насколько долго они имеют тенденцию задерживаться в кармане. Отказываться от ночного веселья ради откладывания денег он просто не смог бы, а найти серьезную работу – лучше банк ограбить, что, естественно, не вариант. Конечно, сейчас все стало по-другому, как только проблемы с деньгами испарились, будто бы их никогда и не было. Джон не отказывает себе в удовольствии покупать хорошие машины и ездить на них, хвастаясь друзьям и, собственно, самому Ринго. Но это все уже не так, как было тогда, и Ринго тогда же смог проявить себя как человека крайне веселого, уютного и сентиментального, чувство юмора которого пришлось по вкусу Джону, что сыграло немаловажную роль. - Знаете, когда он побрился, - заведенный очередным разговором, Леннон улыбался во все зубы, - мы сразу позабыли, что он самый старший среди нас. Кроме Пола, конечно, ему очень важны все эти циферки в паспорте. Я же не раз спрашивал Ринго, разрешено ли ему поехать с нами на концерт. - Они уничтожили мой имидж крутого парня, - Старки смущенно засмеялся.       Помимо концертов, им понравилось сниматься в фильмах, открывать в себе актерские таланты, или же их отсутствие. В конце концов это было весело: сонно, трудно, но весело, и фанатам это нравилось, тем более, что может быть легче, чем играть самих себя? На самом деле все. Играть самого себя оказалось неимоверно трудной работой, что стало весьма неприятным открытием для музыкантов, особенно когда дело доходило до споров со сценаристами по поводу реплик себя любимого, доводя их до использования банальнейших фраз самых клишированых кинолент.       Джон находил забавным наличие в их собственных фильмах неоднозначных сцен, будь то спетая им же для Ринго песня «If I Fell» в фильме «Hard Day’s Night», использованная исключительно для дразни приятеля, или же сцена в лифте фильма «Help!» с вопросом Старра к Джону, что больше всего привлекает Леннона к нему. Наивные и невинные сцены несли в себе что-то более масштабное, и, в то же время, полностью отрицали наличие этого самого “чего-то”, списывая все на юмор, пустое место, не значащее ничего.       Но после отснятого дубля именно такой сценки, Ринго все-таки спросил у Джона: - А если серьезно, - хоть и смотрел он на своего собеседника, руки были заняты хаотичным нащупыванием в карманах пачки сигарет, которую он благополучно не мог найти, - Что во мне привлекает?       И Джон резко рассмеялся – от неожиданности или нелепости ситуации - и Ринго, не в силах перечить данному порыву, еле слышно и неуверенно подхватил этот смех, и тема была тем самым закрыта.       Но если серьезно, Джон?       Наверное, это танцы. Джон любит смотреть, как Старр, не важно где: в номере, после концерта или на вечеринках, танцует. Это была одна из тех индивидуальных штучек, которые, на мнение Леннона, делали людей собою, не такими, особенными. Это была та самая особенность, которая заставляла Джона не единожды усмехнуться, и даже не требовалось присоединяться – ему было достаточно просто наблюдать за нелепыми движениями, этакими детскими забавами приятеля, моментами пересекаясь с ним взглядом, расплываясь тут же в улыбке.       Наверное, в нем привлекают глаза. Банальнейшая вещь, Господе, сколько люди не пишут, не говорят и не рисуют их, а, черт возьми, в них и вправду что-то есть. И сколько бы ты не плевался от всей этой “секты“ искусства, разведенной вокруг природы человеческого глаза, в его глазах Джон провалился и никак не мог выбраться. Но не настолько был важен цвет их, как сам искренний взгляд, в точности отражающий все настроение мыслей барабанщика, его эмоции и чувства. Чертовы зеркала души, вон только зеркала напротив света, по природе своей, ослепляют, а вот глаза Ринго к ним не относились, они были другими, в некотором смысле неправильные. На них Джон не боялся задерживать взор, и он не боялся в молчании прочувствовать настроение, которое они так сильно пытались передать, будь то согревающее счастье или глубокая, такая холодная и слезная печаль.       Джон любит шутить над своим приятелем, будь то колкие замечания, легкие издевательства или саркастичные унижения. Любил не так сильно смеяться, как наблюдать за реакциями Ринго: за тем, как в легком смущении он смеется над шутками, наклоняя при этом голову вниз и отводя взгляд в сторону пола; или как саркастично он начинает в ответ дерзить, прибегая к шуточным угрозам. Никто не мог предугадать как именно Старки начнет реагировать, а вот Джон мог, и в этом проявлялось некое присутствие привязанности. Леннона удивляло, насколько Ринго был добродушным. Нет, ни в коем случае не наивным, как раз-таки наоборот, и это самое поражало Джона. Доброта, какое избитое, неоригинальное, порою раздражающее слово, но насколько точно оно передает суть этого человека. Джон ни разу не видел, чтобы тот всерьез обижался на кого-то или что-то, он никогда не держал злобу, принимал все как должное - такой непритязательный. Стоило очень сильно постараться, чтобы довести Ринго до глубокой, молчаливой обиды, и кто в этих случаях возвращает его назад?       Вечером, когда их оставили одних, было непростительно скучно. Пол с Джорджем задерживались где-то на просторах улиц, несмотря на предупреждения Брайана сидеть в номере и не высовываться во избежание переполохов. Вообще, никто слушать Брайана и не хотел, сегодня вечером все собирались пойти и пропустить по стаканчику, туда, где намного веселее, чем в четырех стенах столь большого, но пустынного номера. Собирались они пойти все вместе, толпой, как принято, в последствии чего Джону с Ринго приходилось тянуть время в ожидании второй половины их неразделимого квартета. - … Ужасно они сыграли, - засмеялся Джон. Несколько часов назад они давали концерт на небольшой сцене, после чего начала выступать группа, к игре которой Джон отнесся крайне негативно, о чем, собственно, на эмоциях и говорил весь вечер. - Ну… Не настолько плохо, как могло бы быть. - Шутишь? Этот… как там его..., - Джон начал вырисовывать круги ладонью, в попытке вспомнить крутящееся на языке имя, - ну фронтмен их… - Я не помню его имени, - Ринго еле слышно хихикнул, после чего Джон сразу же оживился. - О! Вот видишь, НИКТО даже его имени не запомнил!, - он облокотился на спинку дивана, нелепо тем самым развалившись на нем, и сложил руки в замок, - Ах… А какой же он все-таки козел, - Джон улыбался, еле покачивая головой, - Нет, ну правда, какой же он козел!...       Можно сразу понять, когда Леннону не нравится человек. Он, улыбаясь, называет его козлом, что звучит намного холоднее, чем дружеское “засранец”, обращенное к его приятелям. И, знаете, человек не сразу поймет, когда услышит это, что его недолюбливают, ведь звучит оно точно так же саркастично, как и другие колкие словечки Джона, и только лишь знающие его люди смогут почувствовать эту легкую нотку раздражения в голосе. - Ладно, признаюсь, сыграли они отстойно. - Дерьмово, - подправил Джон. - Дерьмово, - засмеялся Старр. - А ты видел эту красотку рядом с ним?, - Леннон снова приподнялся на диване, высвободив свои руки из замка, - Прекраснейшая женщина! - Кажется, это его сестра. - Сестра – не сестра, а относился он к ней как полнейший козел, - он резко засмеялся.       Повисла задумчивая тишина. Джон никогда не скрывал, если что-то его раздражало в людях, а Ринго никогда и не перечил. Из понимания, скорее всего, ведь случалось это крайне редко и являлось непривычным для самого Джона.       Раздался звонок отельного телефона, который находился на столике возле двери, и приятели резко переглянулись – неужели с администрации? Они ведь даже не начали шуметь, а может кто-то вне территории отеля? Но разве в таком случае Брайан не должен был проследить, чтобы никто не узнал, где они находятся?       Джон резко встал с дивана, проявив мужество, подойдя к телефону. Жестом он показал сидящему на кресле Ринго, что сможет самостоятельно разобраться с опасностью, которую представлял собой звонящий телефон в отельном номере, взяв его удар на себя. - Добрый вечер, ресторан «Синева» Вас слушает. Желаете ли вы заказать столик в ближайшее время? У нас скидки на морскую живность, - Джон с полной серьезностью произносил каждое слово, выдавали лишь его неправдоподобно измененный голос и легкий оттенок улыбки на лице.       Любой адекватный человек забрал бы у Леннона телефон, или, в крайнем случае, кинул бы в него подушкой, но Ринго лишь улыбался, стараясь сдержать смех. Он с интересом наблюдал за цирком для единственного зрителя, устроенным музыкантом. - Что? …Нет, никакой мы не номер отеля, молодой человек!... Повторите?... Как? Ринто? Нет, что вы, мы не знаем никакого Ринто!, - Старки резко встал с кресла и с интересом подбежал к Джону, - Ааааа, Ринго? Что за глупое имя? Какой нормальный человек назовет своего сына кольцом? А может даже дочь?, - Джон тихо засмеялся, не выдержав собственного перебора. - Джон, дай телефон, - Ринго в то время уже всерьез заволновался. - ..Ринго СТАРР? Боже, бедный мальчик, что за больная мать у него была?.. - Джон, дай трубку.. Да черт тебя побери, ДЖОННИ!       На последнем Джон сдался и торжественно вручил Ричарду заслуженную им трубку телефона. - Да, это Ринго Старр, - Джон с интересом стоял сзади своего друга, наблюдая за каждой эмоцией на его лице. Его позабавила серьезность приятеля, который пару минут назад вел себя также неадекватно. Леннон наблюдал за тем, как задумчиво Старр смотрел на стол, второй рукой пошкрябывая его покрытие, как виновато выглядело его лицо, как резко уголки губ поднялись в улыбке, а глаза заискрились. - Рори?! Это правда ты? Погоди, откуда у тебя этот номер?..., - от Старки исходили волны счастья неожиданности, в то время как Джон резко стал серьезным, куда-то потеряв эмоции, испытанные им ранее. - Что? Прямо здесь?... Как ты узнал?.., - Джон подошел чуть ли не вплотную, заинтересованный в том, с кем и о чем его приятель так эмоционально разговаривает, надеясь, что сможет хоть отрывисто подслушать диалог, - …Было бы здорово… Когда?... Нет, я, к сожалению, не смогу… Нет, меня уже просто не будет в городе…       Почувствовав резкую смену настроения Ринго на более печальный мотив, Джон искоса взглянул на него, проявляя легкий оттенок беспокойства на серьезном лице. Так они простояли чуть ли не вечность, пока Ринго снова не заговорил. - Что? Куда ты?... Сильно торопишься?... Да… Да, я понимаю… Да, хорошо, все нормально.. ТЫ ЗВОНИ ТАМ на домашний, знаешь, если вдруг проездом будешь, а я окажусь дома… Да, и тебе… До скорого…       Старр еще долго стоял, пока резко не положил трубку, и Джон быстро отстранился, когда тот повернулся. - Ну?.., - Джон слегка улыбнулся. Неестественно, каменно. - Это был Рори, - печально произнес Ринго, - Они с ребятами из «The Hurricanes» сейчас с нами в городе.       Леннон, конечно же, знал Рори. Изначально он знал его как соперника, ведь «The Hurricanes» так же, как и «The Beatles», перешли на рок-н-ролл, представляя в ранние годы некую конкуренцию. Как о человеке, он узнал о нем уже от Ричи, который раньше играл вместе с ними и, стоит признать, вспоминал те годы с некой теплотой, что немало волновало Джона. Потом Старки с ними долго не разговаривал. - Вы договорились встретиться?, - Джон спросил это, уже зная ответ. - Нет. Они свободны лишь на следующей неделе, а мы, знаешь, уезжаем уже завтра, - Ринго смотрел куда-то отдаленно, говорил он спокойно, но некие нотки в его голосе выдавали, что он растерян. - Ты не переживай насчет этого, вы сможете встретиться в Ливерпуле, когда наши дела уйдут на перерыв, - Джон говорил яснейшие вещи, будто учитель объясняет ученику, что единицу в дневнике еще можно исправить. - Не сможем, - Ринго покачал головой, - они собираются, знаешь, переехать в другое место, но, понимаешь, даже не в этом дело. В этот момент Леннон посчитал нужным промолчать, дожидаясь, пока Старр сам все не расскажет. - …У нас впервые за столь долгое время появилась возможность встретиться, мы уже несколько лет не общались, знаешь, будто вечность. И, честно сказать, я чувствую вину за это. - Абсурд!, - Джон не пожелал слышать и слова более, - Это все потому, что мы стали известнее, чем думали? Ты из-за этого волнуешься? Типа, что “звездная болезнь”, или черт пойми как это еще называют, поглотила нас и сделала высокомерными богатеями, коих мы не раз высмеивали?, - он тихо засмеялся. - Не совсем, но я ведь.. Знаешь, по моей вине мы так долго не виделись, какой же я друг после этого? - Рич, - Джон заговорил менее громко, более успокаивающе. Он уверено взял Ринго за предплечья, заставив посмотреть на себя своими большими, задумчивыми голубыми глазами, - Знаешь, что я тебе скажу? Когда наступит время, и мы все превратимся в зажравшихся миллиардеров, угадай, кто оставит свою человечность и добродушность? Ринго, мать его, Старр, знаешь такого?, - Ринго слегка ухмыльнулся, смущенно уведя свой взгляд на пол, но Джон крепче схватил его, чтобы снова обратить на себя внимание, - То, что вы долго не общались, является не твоей виной. Не ты виноват, что на нас обрушилось так много “ответственности“, - на слове “ответственность" он улыбнулся еще шире, - По крайней мере, они и сами могли бы хоть раз тебе позвонить. Их вина, что они лишаются такого прекраснейшего товарища! - Неужели я так хорош?, - Ринго уже улыбался во всю, чего и добивался Леннон. - Ты самый преданный друг, которого я знаю, - Джон тут же отпустил руки Ринго, закончив свою речь. - Спасибо, приятель, - и Ринго снова посмотрел тем взглядом, полным благодарной нежности.       И Джон понял, что этот взгляд он хотел бы запечатлеть в своей памяти надолго. Он вспомнил те нелепые веселые танцы своего приятеля, он вспомнил шутки, которые понимали лишь они, он вспомнил теплые вечера после репетиции, и такие глупые шалости, что радовали их как детей.       Джон ни разу не обманул Ринго, сказав, что он самый преданный друг.       Единственному, кому он врал, это себе.       Ведь правда заключалась в том, что Джон любил Ринго, но не мог в этом сознаться даже самому себе.