Hot Pink

— Твой пиджак, — Руслан вздыхает, утирая выступивший от жары, что стояла в гримёрке, пот с лица, недовольно рассматривая своего вынужденного соседа, который, по несчастному стечению обстоятельств, а именно таковыми их считал Руслан, оказался заперт с ним в четырёх стенах. Персона, до этого момента стоявшая у зеркала, лучезарно улыбается вопросу. Николай Соболев. Одно только имя звучит как бренд. Богатый, статусный, разрекламированный и известный каждому. Как та самая зловещая корпорация, что захватывает мир, но каждый житель земли, так или иначе, нет-нет, да купит её продукцию. — Да-да? — отвечает Соболев на удивление оживленно, не вкладывая в интонацию обычного высокомерия, оторвавшись от зеркала. Взгляд чуть усталый, но предвкушающий. Видфест, прекрасное место для того, чтобы насладиться плодами своей работы — искупаться в дозе любви и получить своеобразный кайф. Для Соболева это как наркотик. По крайней мере, так думал Руслан, с каждой последующей минутой наблюдения за своим соседом по гримёрной всё сильнее убеждаясь в своей правоте. «Колька» был доволен сверх всякой меры. Почти светился, как подобает типичной звезде, вот только не ночного неба, а стагнированной российской эстрады. Прилепился к зеркалу, словно стереотипная блондинка, к тому же нисколько не стесняясь соседства со своим идейным оппонентом. На языке Соколовского копится подобие раздражения и едва осязаемый запах какого-то гадкого парфюма. — Твой пиджак, ты его сам купил? — срывается с языка нелепый вопрос, и Руслан хмурится, прокрутившись на стуле лицом к Соболеву, по-прежнему стоящему у зеркала, через которое собеседник, наконец-то, соизволил одарить Соколовского взглядом. — Конечно, сам, — улыбается, поправляя галстук-бабочку, — А к чему вопрос? Хочешь и себе пиджак подобрать? — Восхищен твоей дедукцией, но меня скорее волнует немного другое. Почему он розовый? — Руслан задумчиво наклонил голову, прищурившись, и пытаясь подробнее рассмотреть одежду Николая, который, усмехнувшись, наконец развернулся к собеседнику лицом. — Потому что я не стесняюсь быть ярким, естественно, — Соболев скрестил руки, в ответ осматривая своего собеседника, что под чужим взглядом поспешно сменил исследовательское выражение на осуждающее. Николай, впрочем, был куда больше заинтересован в беседе, чем в нелепых «гляделках», из-за чего, на краткое мгновение задумавшись, а после кратко кивнув своим якобы остроумным мыслям, добавил: — И это не розовый. Это «Hot Pink» — Будто это что-то меняет, — взгляд скользит по кричаще-розовой, почти вульгарного цвета вещи, что, вопреки всем ожиданиям Руслана, на чужих плечах сидела идеально. Возможно, дело было ни много ни мало в том, что этот ядовитый цвет, источающий собой тонкий запах дорогого парфюма и эпатажа, так подходил под натуру Николая. Яркая, смелая, самоуверенная до неприличия персона. И в то же время такая искусственная. — Тебе не нравится, да? — буднично интересуется Соболев, пригладив и без того идеально уложенные волосы под тихий смешок Руслана, заглушенный звуками поворота механизмов двери. Двери, которые каждый раз не желая поддаваться на хитрые манипуляции, вероятно, далеко не профессионала своего дела, абсолютно заслуженно становились точкой, в которой сходились взгляды обоих парней. Точку эту за пару секунд оба выжгли ненавистным взглядом, после чего Коля, первым разрывая контакт, отводит глаза то обратно к зеркалу, то к окну, которое уже давно стоило открыть. Руслан в этот же момент поднимается на ноги и принимается раздраженно вычерчивать неровные круги по комнате, но в этот раз, кажется, уже в третий за всё время их совместного заключения, Соколовский направляется прямиком к двери, отвлеченно добавляя: — Нисколько. Дверная ручка в очередной раз дрогнула, но замок не поддался, из-за чего Руслан, уже смирившийся с ситуацией, глубоко выдохнул, обращаясь к слесарю по ту сторону баррикады настолько вежливо, насколько хватало остатков терпения: — И в чём проблема на этот раз? — Ключи не подходят, — раздался недовольный, но достаточно безразличный голос мужчины по ту сторону двери. Психологические проблемы застрявших его явно беспокоили далеко не в первую очередь, — Замок сломался, придётся искать отмычку. — Замечательно, — опередив желчно усмехнувшегося Руслана отозвался Соболев, медленно подходя к двери, чуть склонившись к замку, чем оттеснил Соколовского, что, кажется, разочаровавшись в компетентности слесаря, а заодно и излишней мягкости своего врага по несчастью, перевёл взгляд в сторону зеркал. — Сам механизм я починил, — судя по звукам, мастер поспешно складывал инструменты в сумку, и, прочувствовав недружелюбный настрой застрявших в застенке людей, спешил удалиться, — Осталось подогнать ключи. Минут двадцать, максимум. — Двадцать, — повторил последние слова слесаря Руслан, опуская ладонь на дверную ручку и несильно попытавшись её прокрутить. Навредить проклятому механизму было нельзя, поэтому как Соболев, так и Соколовский никаких проблем с локальным вандализмом не имели. Соболева, однако, страдания ручки явно не были способны хоть сколько-нибудь расслабить. Вместо этого, спустя где-то пару-тройку выкручиваний несчастного механизма, новостник понял, что брюзжание под ухом колокольчика на и без того забитую голову будет лишним. С некоторым сомнением Коля чуть отошел от двери, рассуждая о том, что вымещать раздражение на предмет попросту глупо, за имением куда более интересной цели, которая, к тому же, ещё пару минут назад завязала разговор. — Руслан, раз уж мы тут застряли, — собрав пальцы в импровизированный замок, чтобы отвлечься от нарастающего всё сильнее возмущения, Соболев перевёл взгляд на бесцельно дёрнувшего дверную ручку Руслана. На нежелание поддаваться от последней парень реагировал недовольным вздохом и наверняка руганью где-то в глубинах своего подсознания, что казалось Николаю забавным. Наверняка, находись ларинский бастрард в своей компании, Руслан бы не стал стесняться в выражениях, но сейчас он находился в обществе своего "врага" и был вынужден держать язык за зубами хотя бы в мерах предосторожности, чем Соболев не гнушался воспользоваться, — У тебя всегда были проблемы с выбором одежды. Но сейчас главная беда — это очки. — Во-первых, очки не для образа, а для удобства, — наконец, отойдя от злополучной двери, возразил Руслан, рефлекторно коснувшись дужки аксессуара, чуть нахмурившись. Замечание Коли явно не возымело должного эффекта, и на резкие оправдания, как в 2016-м, Руслана не пробило. Вместо этого идейный оппонент предпочёл отдалиться от двери, дабы наконец-то начать разговор в более уместной его ипостаси, лицом к лицу, — Во-вторых, я не могу всерьёз воспринимать советы по имиджу от человека, который абсолютно не сомневаясь надевает на себя совершенно отвратительные клетчатые пиджаки... Или розовые. — Это Hot Pink, — словно поучая, издевательски заумно повторил Николай, улыбаясь возмущённой усмешке Руслана, что, кажется, всё же начал выходить из себя. — Может, ты мне ещё разницу между синим и индиго объяснишь? — легонько прихватывая лацканы пиджака собеседника, поинтересовался Соколовский, потирая мягкую ткань между пальцами. — Я уже дал тебе один совет касаемо твоих окуляров, и пока ты не прислушаешься, я не вижу вижу смысла давать тебе "новых", — Николай расправил плечи и чуть отвел голову назад при неожиданном контакте. Раньше ему с Соколовским не удавалась ни руки друг другу пожать, ни в принципе увидеться вживую, поэтому вербальный контакт Соболевым воспринимается равно как незапланированное вторжение на его территорию врага. Врага, впрочем, неопасного, так как ни малейшей мотивации предостеречь Руслана Николай не испытывает. Только довольно усмехается, когда журналист-самоучка переводит взгляд с яркого пиджака на лицо его обладателя. — А знаешь, если так подумать, ты на меня снизу вверх смотришь, — выдерживая зрительный контакт, словно подобные сцены были для него в порядке вещей, вдруг подмечает Николай чуть склоняя голову, когда его собеседник, очевидно, подавляя в себе очередную эмоцию раздражения, искусственно улыбается. Не то чтобы Соколовский был задет его словами хотя бы на ноготок мизинца. Яркость эмоции скорее предавало исключительно желание Руслана перекрыть истину неумелой игрой, уличить которую такому опытному актеру, как Коля, не представляет ни малейшего труда. Где-то там Руслан запоминал чужие слова. Конечно же обесценивая и подвергая каждое слово Соболева сомнению, но запоминал. Оттого Николай, зная, что его слушают, с неимоверным удовольствием повторяет: — Сними очки. — Судя по всему, тебе неимоверно доставляет пустословить, — всё же, немного подумав над словами своего соседа по гримерной, неожиданно парирует Руслан, чуть сильнее сжимая руки, словно бы действительно был зол, — Уподобляться тебе не буду, лучше повторю: сними свой клоунский пиджак. — Нет, — обесценивая всю выстраиваемую Русланом линию защиты на удивление мягко, словно запрещая что-то глупому ребенку, отрезал Николай, снисходительно улыбаясь словам Соколовского, который, кажется, впервые за весь разговор действительно оскорбился подобному поведению. Соболев резал словами, расставляя твёрдые точки, превращать которые в запятые было чрезвычайно сложно. — Кем ты себя возомнил? — вопрос слишком искренний, отчего яд на чужом языке особенно приятен. Коля, не скрывая в своём взгляде интереса, чуть склоняется к чужому лицу, заглядывая уже не просто в глаза, а в так называемую душу, которая, по идее, у Соколовского в этот момент должна была замереть. Вместо неё замер только Руслан, на выдохе медленно скользя длинными пальцами по мягкой податливой ткани пиджака, будто в своей голове всё ещё взвешивая какое-то решение. Соболев, — невероятно, — молчит, так же рассуждает, оценивая поведение своего собеседника. Соколовский хмурится, нервно втягивает воздух одним лишь ртом, а затем уверенным движением расстёгивает единственную пуговицу на пиджаке Николая, столь простым действием выражая протест на молчание Соболева. — Нравится? — Соболев чуть отклоняется, окончательно снимая с себя расстёгнутый чужими усилиями пиджак, чувствуя, что никак не может удержать ухмылки. Соколовский, напротив, словно осознав свои же действия как нечто ошибочное, резко отходит от Николая, оборонительно выставив руки вперёд. — Пиджак? Нисколько. — с лёгким волнением констатировал очевиднейший факт блогер, нервно посмотрев на всё ещё закрытую дверь, словно за ней уже притаилась толпа незваных свидетелей. — О, я заметил, — саркастично бросил в ответ Николай, медленно приблизившись к Руслану вновь, на этот раз уже перехватив за руку. Соколовский не отступил, напротив, сокращая только что разорванную дистанцию, нервно улыбаясь. Если атмосферу можно было назвать интимной ещё при первом касании Русланом плеч Соболева, то сейчас слова для правильной передачи сцены заканчивались даже у такого красноречивого человека, как Николай. Да и стоило ли сейчас бросаться какими-то словами? Все итак ясно. — Полное пидорство, — усмехнувшись самодовольной улыбке Николая, подмечает Руслан, прежде чем с ощущаемой безысходностью в собственном голосе рассмеяться. Соболев вместо ответа только цокнул языком. Соколовский удачно стоял рядом с гримёрным диваном, что вполне легко позволяло уложить его на лопатки буквально одним выпадом. Если только правильно повалить, надавив на плечи… — Это скорее другое… — не торопясь, однако, продолжать свою мысль, Соболев растягивает провокационную фразу на языке, словно жвачку, наслаждаясь реакцией притаившего дыхание Соколовского, что, с интересом ожидая окончания фразы, нервно сжал ладони в кулаки, чем едва не спровоцировал Николая на очередную ухмылку. Полное осознание собственных действий раздаётся звуком забивания гвоздей в гроб собственной адекватности. Николай, пожалуй, и сам был удивлён своим поступком, но интерес был куда сильнее кричащей где-то на задворках разума логики. В конце концов думать о том, как сильно изменился в лице Соколовский, когда Соболев, подавшись вперед, заставил Руслана рухнуть на подушки дивана спиной, было куда интересней, чем размышлять о таких узких понятиях как "хорошо" и "плохо". — Серьезно? — голос парня нетвёрдый, сомневающийся. Интрига так и оставленная Соболевым после его высказывания требовала своей второй половины, ровно как и Руслан требовал более чётких действий от Николая, что, отложив аккуратно сложенный пиджак на спинку того же дивана, сел рядом с приподнявшимся на локтях Соколовским. — Замолчи хоть на минуту, — медленно, будто пытаясь расслабиться, выдохнул Николай, приглаживая свои чуть взлохмаченные волосы. Погано ощущать, что впервые за долгое время, словно школьник, волнуешься перед поцелуем. Сердце бьётся где-то в горле, язык заранее ватный, мысли путаются. Что в конце концов плохого в том, что Соболев действительно хочет переступить черту? Соколовский будет гарантированно молчать, так что минутная слабость Николая так и останется строжайшей тайной. Причём тайной закрытой с двух сторон. Это просто случится, а потом забудется. Стоило ли тех метаний это размышление в принципе? Кивнув своим же мыслям, Николай, прикинув свои дальнейшие действия, усмехнулся, опустив руку на грудь Руслана. Сердце парня бьётся в равной степени сильно, как и у Соболева, который, едва прочувствовав в этом своеобразную поддержку со стороны Соколовского, окончательно убедился в правильности своих действий. Руслан не может его осуждать, потому что и сам попал в клетку своих подавленных желаний. Да и кто он, по сути, чтобы осуждать? Охлаждённый мыслью о том, что по долгу профессии они враги, Николай подался вперёд, излишне грубо касаясь губ Руслана, на неровном выдохе сжавшего манжеты чужой рубашки. Плевать на правильность. Получать удовольствие — вот главный критерий в жизни Соболева. Что об этом подумают другие более чем всё равно — оттого Коле по-особенному легко смириться с тем, что вместо какой-нибудь безвкусной гейской шутки он с заметной отдачей решился на удовлетворение своих, и не только своих, желаний. Разорвав поцелуй Николай чуть отстранился, в то время как Руслан, словно боясь разорвать контакт, сильнее сжал рубашку, недовольно нахмурившись. Если Соболев только преодолел порог размышлений, Соколовский, кажется, заранее знал, что делает. «Аморал до мозга костей» — окончательно убеждая себя в том, что Руслан личность крайне превратная, Николай специально отодвигается от чужого лица, довольно усмехаясь лёгкому недоумению в глазах напротив. Руслан человек в полной мере этого слова. Неидеальный, принимающий сомнительные решения, а где-то за своей белой рубашкой скрывающий желания в наивысшей степени заслуживающие порицания. Впрочем, в этом что-то было. — У тебя успешно получалось не думать, когда ты делал диссы, — видимо, сочтя промедление Соболева как сомнение в правильности происходящего, резко выдохнул Руслан, перехватывая своего коллегу за запястья, — Сейчас можешь даже не пытаться включить мозг и думать — это только в минус нам обоим пойдёт. — Ты так стараешься убедить меня в правильности происходящего, но забываешь, что сейчас я контролирую ситуацию. — довольно фыркнул Соболев, отмечая про себя, что инициативност Руслана ему приятна. У Соколовского нервно дернулась бровь, когда Николай издевательски-ласково погладил его по щеке, — Впрочем, мне нравится, как ты пытаешься заставить меня продолжить своими жалкими аргументами, — с придыханием, дабы отыграть так раздражающий Руслана образ, указал Николай, нависнув над замершим от резкой смены образа Соколовским, — Продолжай. — Не выебывайся, — сказав одно, но подумав абсолютно противоположное, Соколовский словно под гипнозом заглянул в чужие глаза, прежде чем всё же дополнить свои слова: — Каждая твоя мысль всегда приводит только к худшему результату. Просто делай то, что делаешь. — Мои идеи по крайней мере не приводили меня за решётку, — плавно касаясь оправы очков, парирует Соболев, поудобнее устраиваясь над чужими бедрами, дабы сильнее вдавить в диван Руслана, что, прикрыв глаза, позволяет снять с себя очки, — Тебе надо няньку, чтобы она отгораживала тебя от плохих идей. Дима Ларин не справляется. — Если он не справился, то ты тем более не выдержишь, — чуть хрипло возражает парень, ёрзая под Николаем, когда последний несдержанно просунул ему между ног колено, тем самым заставляя развести бедра. В едва затуманенном от желания взгляде проскальзывает понимание, и тут же — сомнение. — Рассчитываешь на ведущую позицию? — вздрогнув под поцелуем в шею, с неприкрыто возражающей интонацией интересуется Руслан, убирая руки с плеч довольно вздохнувшего Николая. — Две минуты назад ты против не был, — отстранившись от шеи нетерпеливо зажмурившегося Руслана фыркнул Соболев, положив очки явно недовольного распределением позиций Соколовского на столик около дивана. Странной кажется сама идея Руслана о том, что Соболев позволит взять контроль над собой хоть на одну минуту. Не то чтобы это было чем-то оскорбительным, но чрезмерное эго Николая не позволяло даже думать о том, чтобы отдать хоть часть своей инициативы в руки партнёру, который ещё пару минут назад осознанно подыгрывал в их маленькой постановке. Требовался лишь толчок, чтобы закрепить нынешние позиции, и Коля, ни минуты не сомневаясь, был готов отыгрывать свою роль до самого конца. — Я не рассчитываю на эту позицию, — лукаво улыбается Соболев, посильнее вдавливая охнувшего от нестерпимо близкого контакта Руслана в подушки дивана, — Я её занимаю, — шёлковым, но не терпящим возражений голосом поясняет Николай, плавно потираясь о пах Руслана сквозь одежду, довольно усмехнувшись, — Что на это возразишь? — Мудак, — смешок с каплей недовольства в голосе Руслана, — Я всегда знал, что ты латентный, учитывая твою истерию по внешности, но чтобы активн… Соболев фыркнул, вероятно, сочтя провокацию изначально безвкусной, но перебивать не спешил, вместо этого начав расстегивать ремень джинсов Соколовского, невольно запнувшегося на полуслове, как только рука новостника скользнула под полоску его нижнего белья. — И как тебе в такой ситуации только остроумия хватает, — удовлетворенно рычит Николай, издевательски медленно потирая член вмиг присмиревшего Руслана, который с нечётким ругательством закусил свою нижнюю губу. Николай не любил терпеть, честно признаться — скорее ненавидел, привыкая получать желаемое по щелчку пальцев. Только в сегодняшнем прецеденте торопиться совершенно не хотелось, даже несмотря на вероятность быть застанными врасплох. Случай с Соколовским исключительный своей нетипичностью. Оттого так давящая как на нервы, так и на ткань брюк теснота ощущалась Николаем особенно приятно. Соболев хотел максимально растянуть момент, запомнить каждую деталь, каждую эмоцию на лице рассыпающегося под воздействием дурманящей страсти Руслана. — С этого момента, шутя про недостаток здравого смысла, не забывай упомянуть, что говоришь правду, — усмехнувшись в чужие губы, шепнул Соболев, прежде чем увлечь Руслана в очередной поцелуй. — Хоть сейчас снизь градус правильности, — недовольно попросил Руслан, спустя мгновение разрывая контакт. Дыхание его приобрело заметно учащенный ритм, словно воздуха не хватало, — Постоянно подбираешь каждое слово, чёртов моралист, — чуть неуклюже начиная расстегивать рубашку новостника, пояснил парень. — Можешь даже не пытаться сейчас делать вид, что я тебе не нравлюсь в принципе, — Соболев сменил вектор деятельности, расстёгивая собственные брюки. Терпеть чужие пререкания, откровенно говоря, не хотелось — этого Соболеву вполне хватало в их повседневном общении. Недовольство и критика с обоих сторон, регулярные : «как человек он мне неприятен» — стали едва ли не главными фразами в адрес друг друга. Соколовский нетерпеливо жмурится, но вместо очередной порции препираний плавно выдыхает, борясь с накатывающим волнами наваждением. Вероятно, желание высказать всё, что он думает, всё же уступало перед банальными человеческими потребностями. Особенно сейчас, когда вместо ругательств и извечного презрения Руслан был способен только на плавные вдохи и выдохи, Соболеву он казался даже не таким плохим человеком. Жаль, что вне этой гримёрки Соколовского нельзя замолчать подобным способом. — Меня тошнит от твоих светских манер, покажи настоящий характер, — стянув расстёгнутую рубашку с плеч Николая, выдохнул Руслан, устремив оценивающий взгляд на обнажённый торс новостника, прежде чем с явным желанием в собственном взгляде прикрыть затуманенные похотью глаза. Если бы все люди имели вторые имена, Руслан, несомненно, прозвал бы Николая социальной грацией. Не социальной бабочкой, хоть язык отчаянно хотел провести до боли очевидную аналогию с знаменитой представительницей древнейшей профессии, а именно грацией. Николай обладал удивительным талантом подстраиваться под любую ситуацию, вливаться в любой социум, и при всей своей пустоте во мнении оставаться личностью обособленной. Личностью, истинный характер которой сокрыт под дорогими костюмами и красивыми словами. — Быть сволочью это нормально, — прильнув к склонившемуся над ним Николаю, шепнул Руслан, — Это лучше лицемерия, Коль. — Говорить с тобой не через объектив камеры значительно сложнее, — уловив оценивающий взгляд Соколовского на своём теле, Николай нетерпеливо потянул частично расстегнутую рубашку Руслана вверх, с намерением прервать одну из множества критических мыслей Соколовского. Кажется, Соболев поспешил, решив, что Руслан рационально решит замолчать в горизонтальном положении, перестав играть в дурацкое «правильно-неправильно». — Не воспринимаешь разумную речь? — хмыкнул Руслан, прежде чем с энтузиазмом поднять локти, помогая снять с себя одежду, — Хотя, я догадывался. — Поговорим о тебе, — показательно проигнорировав вопрос, Николай ухмыльнулся, сводя запястья Соколовского над его же головой: — У тебя крайне чувствительная шея, например, — прежде чем, подтверждая свои слова, аккуратно закусить кожу на шее Руслана, который с очевидным удовольствием прогнулся в спине. — Много медлишь, — издевательски-спокойно произнёс Руслан, недовольно прищуриваясь, стоило только Соболеву отстраниться . Терпение Соколовского явно подходило к концу, из-за чего ещё минуту назад более пребывавший в спокойствии парень, словно в попытках как-то успокоиться, прикрывает глаза и медленно выдыхает, невесомо касаясь шеи Соболева едва освободившейся ладонью, — Давай я… Освободившуюся от формального захвата руку перехватывают, сжимая в нежёсткой, но настоящей хватке. Николай хмурится, и с неким осуждением смотря в глаза партнёру, неожиданно плавно возвращает руку Соколовского в исходное положение, лишь сильнее сжимая чужие запястья — бессловесно объясняя правила поведения на своей сцене. Сцене, которая встречала Руслана жёсткими ограничениями, которые хоть и не были критичны, но заставляли парня недовольно, с почти сомнением закатывать глаза и непонимающе восклицать про себя: «Неужели это всерьез?» — Если бы ты еще.. Эй?— в интонациях перемешалось удовольствие, но стоит только Соболеву, наконец стянувшему свою отвратительную рубашку, отстраниться от чужой шеи, Руслан без малейшего стеснения подмешивает в голос раздражение, — Как подросток или… — Я бы давно дальше зашёл, но мы вообще-то в гримёрной, — не дав договорить парню, быстро произносит Николай, чуть улыбаясь — словно извиняясь за медлительность. Адреналин бил по нервам, но вместо бешенной поспешности Соболева тянуло в направление медленного исследования. Умножая опасность на два — увеличь приятные ощущения. Сомнительное решение, впрочем, Николай был излишне уверен в своём выборе, отчего неудовольствие Соколовского воспринималось им как каприз. Соколовский неровно выдохнул, прикрывая глаза: — Понятия не имею, чего ты ждешь, но руки из нас двоих свободны не у меня, — с легкой издёвкой в голосе подметил Руслан, выкручивая свои запястья из хватки Соболева. Последний, впрочем, инициативы не оценил, с заметным усилием сжав запястья ведомого, открыто возмутившегося данным ограничением негромким ругательством: — Пошути про мою латентность ещё раз, — нетерпеливо оборвал возмущённого партнёра Николай, будто в наказание за недоверие его авторитету дразня: — Как насчёт минета? — Только если ты достаточно умел в этом деле, — с издевкой процедил сквозь зубы теряющий остатки терпения Руслан, — Делай уже что-нибудь, твою мать. «Что-нибудь» Николай расценивал несколько иначе, чем Руслан. Согласиться на эту попахивающую лёгким безумием идею и не взять задуманного рубежа было бы бесполезной тратой сил, а Соболев, как известно, страдал прагматизмом в каждой сфере своей жизни. В том числе и сексуальной. «Хочу оставить на нём следы, которые не исчезнут» — эгоистично бьётся в голове Николая. Самообладание с каждой секундой выветривается всё больше. Почти с разочарованием Соболев ложится на Руслана, сжимая их члены чуть дрожащей от зашкаливающего возбуждения рукой. Не так. Соболев хотел сделать это по-другому. Обмануть и овладеть чужим телом полностью, получив при этом не столько физическое удовольствие, сколько моральное. Заставить фразу «выебал» зазвучать совсем другими красками как минимум для открывшегося удовольствию Руслана. Пусть он вспоминает об этом как о постыдном сне, который, вопреки всем законам логики, сладок. Соколовский одобряюще, с облегчением кратко стонет, с силой сжимая плечи Соболева, вторя резким движениям новостника. Соболева почти мутит от ощущения, что контроль над ситуацией наконец-то переходит в его руки. Буквально. Пожалуй, Николай не захотел иметь подобного контакта с другим мужчиной, но возможность попробовать была слишком привлекательна. Особенно имея в расположении именно Руслана, вечно недовольного, вечно злого и порицающего идеальность Николая. Возможность доказать что-то себе. Диванчик жалобно скрипит под весом двоих. Коля торопливо водит ладонью, лишь изредка замедляясь, дабы заглянуть в глаза Руслана, усмехнуться, и надавить пальцем на головки. Услышать, как Руслан не выдерживает, срывается на несдержанный, но от того по-особенному грязный стон, перекрывающий все предшествующие; как учащенно дышит; как отчаянно сжимает подушки дивана, одобрительно прикрывая глаза. Безумие. Вся эта ситуация отдавала безумием в чистом виде. Гримёрка наверняка не видела подобных сцен с момента своего создания. Руслан тяжело выдыхает, прежде чем коснуться плеч партнера, оглаживая нежную кожу. Сосредоточиться сложно, но Соболев почти с интересом наблюдает за действиями парня, про себя подмечая, что чертовки рад, что в момент падения на диван он не потянул на себя, а навалился сверху. — Позови меня по имени, — целуя Руслана в яремную яму на шее, требует Николай, ускоряя темп движений своей рукой. Соколовского пробивает на крупную дрожь, но вместо так сильно желаемого Колей подчинения просьбе, ведомый срывается на краткий смешок. — Я что, похож на шкуру? — прерывая череду глубоких вдохов, обронил Руслан, с особой отдачей двигаясь в чужой кулак. На лице парня читается очевидное недовольство, но быстро подобрать слова, учитывая его нынешнее положение, получается с трудом. Возбуждение — страшная вещь. Приходит неожиданно, накрывает с головой, к тому же перекрывает адекватное мышление напрочь. Закусив нижнюю губу, Соколовский выдыхает, прежде чем запустить непослушную пятерню в волосы Соболева, и дернуть за шелковые локоны, привлекая внимание к своему возмущению уже без слов. — Напротив, — Николай дышал не менее тяжело, но в тоже время довольно. Руслан уже терялся под чужими руками. Заданного Николаем темпа ему хватало с заметной излишкой, но вместо хоть капли недовольства Соколовский почти с подростковым азартом подходил к процессу соревновательно, несмотря на очевидную близость оргазма. — Ты сейчас похож… — прерывисто втягивая воздух меж зубов, Коля очертил ключицы судорожно откинувшегося на подушки дивана Соколовского, зажмурившись. Реакция на прикосновение слишком яркая — планку позволяемой себе эмоциональности Руслан больше не мог удержать. Предположение, возникшее в голове Соболева, подтвердилось мгновенно. — Похож на человека, который скоро кончит, — ловя очередной стон Руслана, вкрадчиво, насколько позволяла ситуация, сообщил Николай, неровно выдохнув. Едва ли Соболев хотел удержаться от ликующего смешка, но вместо него с губ слетел только вторящий голосу Руслана стон. Соколовского передергивает от столь довольной интонации в голосе партнёра, но возражений не следует. Возможно, потому что банально нет ни сил, ни желания продолжать перепалку, но скорее потому что Соболев прав. — Ты тоже смахиваешь, — мягко, даже не пытаясь задеть, выдыхает Соколовский, с силой стискивая послушные волосы Соболева меж пальцев, прежде чем, не выдержав одной из множества граней удовольствия, прогнуться под завершающей судорогой, и, провалив попытку не сорваться на стоны, возможно слышимые даже за проклятой дверью, запрокинуть голову, откидываясь на мягкие подушки дивана. — Охренеть, — удивленно, но в тоже время довольно, вторя финальному стону Руслана воскликнул Соболев, смазано целуя парня в губы, лишь бы последний своим голосом окончательно не выдал природу их занятия чьим-нибудь недостойным ушам. Взгляд Руслана одурманенный и нечёткий. А сам парень ещё слишком возбужден, чтобы найти хоть какие-то слова для ответа Коле, что, чуть отстраняясь от перепачканного в собственном семени Соколовского, осматривает чужое тело, усмехаясь — слишком уж приятным взгляду казался разморенный образ Руслана, так отличающийся от его обычного, повседневного вида. Неудивительно, что Николай стремился получить большего. Взглядом закрепив своей памяти это событие — одну из самых безумных сексуальных фантазий, Коле требуется ещё около минуты. Совсем немного, но под конец, кажется, больно от предельного возбуждения и частых выдохов Руслана, все так же опаляющих шею — словно уже получивший разрядку парень, издеваясь, специально медлил. — Руслан, — строго, насколько позволял надломленный голос, зовёт Соболев, исследуя взглядом усмехнувшегося Соколовского, наконец подавшегося вперёд. Осознание сказанного приходит не сразу — катализатором служит довольная улыбка Руслана и тихий смешок. — Раз ты просишь, — выдохнул на ухо партнеру Соколовский, прежде чем опустить свою руку на чужой член под краткий стон Коли. Слишком своевольно для ведомого, но Соболев терпит, прекрасно понимая, что Руслан принимает роль лишь номинально. Позволяет себе забыться и на секунду подумать, что ситуация даже слишком хороша. Соколовский пробивает баррикаду идеальности и смотрит в самую душу, подмечая и принимая все недостатки. Спуская с небес на землю, рушит ареол святости и наслаждается проделанной работой. — Расслабься, — спокойно просит Руслан, когда Соболев утыкается в его шею, прежде чем кончить на живот, а затем, не дав и шанса на побег, притянув парня к себе, заключает объятия. В голове — сахарная вата. Лёгкие разрывает от переизбытка воздуха, а на языке остаётся странный привкус нежности, возникшей слишком неожиданно. Словно подобное было нормальным для отношений двух даже «не соперников». Желание говорить у Николая нет, есть лишь желание на пару минут выключить окружающий мир и забыться в собственных мыслях и рассуждениях. Разобраться в ощущениях и понять. Понять самого себя. *** — Дай подумать, — первого на разговор выбило Соболева, что, к удивлению Руслана, предпочтя скорейшему уничтожению улик сидение на диване, не торопясь застегивал пуговицы на рубашке. Соколовский, напротив, уже полностью одетый занял законное место Николая — у зеркала, через которое, впрочем, краем глаза наблюдал за вторым из узников гримёрной. Кивнув, давая знак, что он слушает, Руслан перевёл взгляд на своё отражение, чуть скривившись краснеющим на своей шее следам от засосов Коли. — Хочешь, я тебя по имени позову? — Николай откинулся на спинку дивана, громко усмехнувшись. Лицо, которое в этот момент Руслан предпочёл не видеть, наверняка украшала лучезарная улыбка. Соболев не отказал бы себе в таком удовольствии, как остроты в адрес своего подельника, что Соколовским было более чем ожидаемо, судя по невесомой тени улыбки на его лице. — Соболев, — произнес Руслан, после чего задумчиво, будто пробуя слово на вкус, повторил его в заданном самим Николаем ритме, стягивая ударение на первый слог, — Николай, — отвернувшись от зеркала и скрестив руки на груди, Руслан обратил свой взор на замолчавшего парня, чуть склонив голову набок. — Ты меня уже звал по имени, — смиряя Соболева улыбкой победителя, добавил Руслан. — Ага, — нисколько не возражая данному замечанию подметил Соболев, чуть наклонившись вперёд, своеобразно подчеркивая сказанное усмешкой. Ни малейшего оттенка стыда или недовольства, лишь искреннее озорство в голосе и лёгкая улыбка на лице. Соколовский отводит взгляд, чувствуя на языке слишком явную, но отчего-то приятную лесть. Соболев — чёртова сладость, вредная в большом количестве, приятная. Та, от которой трудно отказаться. В ярком фантике, но самое интересное не снаружи, а внутри. Лишь прикусив язык Руслан чувствует улучшение. Нет, это не симпатия. Это нечто более... Соболев, несомненно, замечает — скорее всего он и добивается подобного ответа на свои слова — но не смеётся, а спокойно продолжает наблюдать за чужим отражением в зеркале, довольно улыбаясь, — Позвал в принципе… — замолчав на полуслове, явно не из желания выдержать интригу, Николай перевёл взгляд на двери и протянул руку к пиджаку, — Идут. — Не надевай, — отвернувшись от зеркала строго бросил Руслан, одаряя ярко-розовую вещь испепеляющим взглядом. — Да чем тебе так не угодил розовый? — с негодованием, но ни разу не возмущением буркнул Соболев, пытаясь придать себе недовольный вид. Губы его, однако, неуправляемо складывались в улыбку при малейшем взгляде на Руслана, на покрасневшей шее которого всё ещё красовалась парочка оставленных Николаем засосов. — Тем, что выглядишь как пидор, — Соколовский застегнул на себе верхнюю пуговицу рубашки, воротом наконец-то прикрыв шею, чем спровоцировал крайне многозначительный смешок со стороны Соболева. Соколовский аргумента не оценил, но, закатив глаза, всё же добавил: — Хорошо, как пидор, у которого нет ни капли вкуса, Проклятый механизм двери скрипнул почти жалобно, словно он, прощаясь со своей жизнью, наконец-то мог высказать всё, что накопилось на его душе. Понять его, к сожалению, никто не мог. Ни пленники гримёрной, которые, прервав беседу органично потянулись один за реквизитом, другой за блокнотом с расписанием; ни слесарь, что с недовольством рассматривая распавшийся механизм в руках, устало вздохнул, вертя в руках отвертку. Столько усилий впустую. *** Запах. Руслан невольно жмурится, чувствуя оставшийся на своей коже неопределенно-сладковатый привкус и почти физически ощущает рядом его присутствие. Шаги плавные и выверенные, словно по заранее спланированному алгоритму. Шаг первый, шаг второй. Сцена шумит, а Соболев, кажется, кто бы мог подумать, оказывается способен на хоть какое-то волнение. Расстояние между ними длительное, но молчать отчего-то невыносимо. Дело в раздражающем маршировании Коли, несомненно в нём, потому что нет абсолютно никаких других причин, по которым Соколовский делает несколько шагов навстречу Соболеву, что, заметив чужое присутствие, замирает на месте, вопрошающе смотря на не спешащего начинать разговор собеседника. Взгляд Руслана спокойный, не требующий ровным счетом ничего, но плавно скользящий по очертаниям чужих плеч, охваченных белым пиджаком в совершенно отвратительную клетку. Фигура Соболева растворяется в пересечении линий, напоминающих школьную тетрадь. Сам Коля теряется в шуме музыки и толпы за стеной, а Руслан чувствует какую-то иронию во всей ситуации. Чуть склоняет голову набок, якобы небрежно указывая на краснеющие на шее следы от поцелуев, не едко, но с некоторым осуждением рассуждает: —Пиджак ты, может, и сменил, но клетка всё ещё отвратительна. — Всё не успокоишься? — статно расправляя плечи, Соболев наигранно хмурится, впрочем, не скрывая довольной улыбки, полной сопернического вызова и интриги, а затем поправляет галстук бабочку, предлагая: — Если он тебе так не нравится, — негромкий смешок Руслана прерывает чужую речь, и на пиджак Соболева должным образом, как это и должно было быть, ложится ладонь Соколовского. — Попробуй и его снять.