Leave It to Me

Чонгук не мог назвать себя счастливым. Медленно поглаживая подлокотник дизайнерского кресла из деревянного каркаса и бардовой кожаной обивки с серебристыми узорами в виде спиралей на спинке, и с мягкими мелкими подушками по бокам такого же оттенка, молодой парень, что с довольно важным видом расселся на подобной роскоши, томно вздыхает, наполняя почти пустую и заполненную холодом комнату своим горячим дыханием. Небрежно касаясь прохладного стекла своими губами и делая краткий глоток тёмного и ароматного вина, после чуть сжимая губы и проходясь по ним языком, дабы полнее ощутить горьковатое послевкусие напитка, Чон лишь слегка хмурится, заметив как блестяще-алая на свету капля аккуратно падает на пиджак, тут же впитываясь, оставляя после себя воспоминания в виде тёмного пятна на когда-то идеально чистой чёрной ткани. Но это не так заботит, точнее не заботит вовсе, лишь потому, что найти другой более изысканный экземпляр от какого-нибудь миловидного, восходящего на свет омеги-модельера для такого альфы как Чон Чонгук не составит труда. Он не относится к омегам как к обычному мусору, видимо, потому что проявляет хоть малое уважение к своему умершему папе, что оставил его с братом и отцом так рано. Возможно, если бы папа был жив, жизнь его младшего сына не превратилась бы в простое существование в этой сверкающей золотой клетке, под надзором собственного хёна. Золотые прутья огромной клетки сжимали и стискивали, не давая вздохнуть полной грудью, но у младшего получалось выглядеть уверенно, создавать иллюзорное представление стабильности и спокойствия. Эта птичка будет петь, будет разносить своё звонкое чириканье и легко взмахивать цветастыми крыльями, даже если тяжелые прутья до хруста сдавят её горло. Быть сыном лидера процветающей и известной крупной компании, в чьём роду, как принято, рождались лишь "настоящие" альфы, купаться в любви и славе, жить по самому простому сюжету и наслаждаться абсолютно всем, что только пожелает сердце, с легкостью открывая для себя что-то новое, и всегда добиваясь успеха – то, чем пытался жить Чонгук, пока окончательно не понял, насколько воистину отвратительна ему эта душная атмосфера, полностью пропитанная жестокостью, ложью и огромным желанием наживы и секса. Чонгук был отравлен этим едким воздухом, он полностью растворился в нём, не имея каких-либо шансов на спасение, теперь лишь просто проживая день за днем в этом густом тумане, пытаясь не отличаться от таких же привычных членов этого высокого социального уровня. За панорамным окном во всю стену Чоновой комнаты мелькали огни большого ночного города, отражаясь тусклыми огнями зданий и фар машин на стенах помещения, двигаясь кругами, словно в бесконечном живом танце, иногда мелькая на сидящем силуэте, что всё так же держал в руках почти пустой или почти полный бокал вина, чуть покачивая его в ладони, играя с жидкостью внутри, наблюдая за теми же огнями, что сливались с алым, отблескивая в тёмных глазах парня. К сожалению, стены комнаты были достаточно тонкими, отчего довольно раздражённый парень напрягался ещё больше, сдавливая стекло длинными пальцами, от громкой и бьющей музыки, что доносилась снизу. Как понял Чонгук, у отца в очередной раз с отличием прошёл договор о сотрудничестве с каким-то иностранным филиалом, что подходит к интересам их компании, поэтому, чтобы более задобрить почти состоявшихся коллег, этим вечером и устраивался званый ужин в поместье Чонов. Как обычно, Чонгук не имел ничего против, на подобные вещи (как, впрочем, и все остальные) ему откровенно было плевать, так как это никак не касалось его и от этой затеи для младшего не было бы никакой выгоды, помимо, конечно, податливых тел сыновей-омег каких-нибудь гостей приема, что, скорее всего, там внизу уже выискивали бурно обсуждаемую фигуру горячего альфы. Но, по крайней мере, сегодня, у второго сына не было большого желания тратить свои силы на состраивание сладкой ухмылки и вынуждение к примерным манерам, красуясь перед гостями. Именно поэтому, как только транспорты гостей появлялись на горизонте, Чонгук, будучи незамеченным, отступает в свою комнату, подхватив со стола один бокал дорогого вина. Прислушиваясь к каждому шороху за собственной дверью и как-то инстинктивно замирая от приближающихся шагов, Чонгук жалостливо стонет, опуская бокал на стеклянный столик напротив кресла, и, прикрывая ладонью лицо, потирая пальцами чуть пульсирующие виски, делает глубокий вздох носом. – Слишком сладко, приторно сладко, что-то похожее на карамель с какими-то примесями, айщ... – Хмуря брови до появления мелкой морщинки между ними, прохрипел младший, перекладывая ногу на ногу и усаживаясь на кресло с ещё более важным видом, приготовившись услышать скрипение собственной двери, конечно же, с отсутствием стука перед этим. – Чонгука! Ты чего тут сидишь один, всё веселье только начинается, посмотри ка, кого я нашёл, – с привычной для себя широкой и довольно таки язвительной улыбкой шумит вошедший (точнее сказать, ворвавшийся, распахнув дверь) Хосок-хён, по совместительству главный надзиратель и старший сын семьи Чон, который сжимал в своих руках какого-то щупленького и, кажется, хорошо подвыпившего омегу, у которого ноги подкашиваются от запаха теперь уже двух альф, причем в преддверье течки, как думает Чонгук. "Эта омега специально пришла сюда с истекающей задницей, вот так просто открыто торгуя собой?" – то, что думает, но никогда не озвучит, вставший с кресла Чонгук, снизу вверх оглядывая постанывающую тушку. – Я не в настроении, хён, если хочешь взять этого омегу прямо сейчас, то только не здесь, – сунув руки в карманы тёмных обтягивающих брюк и переведя взгляд на своего брата, холодно, но так мелодично для дрожащего в руках Хосока парня, пропел Гук. – И я говорил тебе сначала стучаться, а после входить. – Прекращай уже строить из себя такого серьёзного. Я знаю, что ты дрожишь тут в своем углу от страха, как жалкая шавка, надеясь, что бедного тебя не тронут. Ты не можешь играть по своим правилам, пока есть я, Гуки, так что, если снова захочешь выразить своё никому не нужное мнение, не трать время, в этом итак нет никакой пользы, верно? – Протаскивая уже отрубленного от агрессивной волны тёмного шоколада омегу вглубь Чоновой комнаты, Хосок кидает лёгкое тело на кровать своего тонсэна, после чего слышит за спиной недовольное шиканье. – Я останусь тут и повеселюсь с этой шлюхой некоторое время. Отец попросил вытащить тебя отсюда, как-никак, твоя мордашка там внизу понравится многим. Так что, иди, работай, мой дорогой тонсэна! – Я всё понял, как только ты перешагнул через порог этой комнаты, – так же спокойно и с хладнокровием в голосе проговаривает Чонгук, покидая свою обитель. Это вошло в одну из привычек, что Гук придумал для более лёгкого выживания. Лучше не стоит подливать масла в огонь, Чонгук не настолько глуп, чтобы тратить свои нервы на такую особу, как его брат. Стоило думать о другом. Закрывая за собой дверь с тихим щелчком, Чонгук стягивает с плеч свой пиджак, накидывая его за ворот на деревянную ручку, оставшись в своей атласной белой рубашке, что свободно сидела на теле парня, иногда касаясь и прилипая гладкой тканью к перекатывающимся при ходьбе мышцам, почти обтягивая и выделяя кубики пресса. На всех этажах было душно. Самые различные запахи омег впитывались в каждый угол богатого поместья, временами перемешиваясь с разгорячёнными альфами и терпким запахом алкоголя. Чонгук мог с лёгкостью отличить, кто являлся носителем определенного аромата, так было гораздо легче запоминать частых гостей и избегать встреч с недоброжелателями, это была некая способность, что Гук выработал в себе спустя годы. Спускаясь по лестнице к самому центру этого шумного сброда и тут же ловя на себе многочисленные заинтересованные и не очень взгляды, альфа уверенно шагает, всё так же оставив руки в карманах брюк, вовсе не обращая внимания на уже собравшийся хвост из разинувших рты поклонников. На этот раз младшему кажется обстановка вокруг слишком пёстрой: в огромном зале было разбросано несколько круглых, сделанных из красного дерева столов с напитками и закусками в странной сервировке, накрытые яркими тканями с белыми узорами. Среди них кучками, либо, те, кто здесь впервые – по одиночке, выхаживали гости разных сословий, но те, что стояли всех на голову выше, расположились у бросающегося в глаза камина из белого камня, вокруг которого были расставлены мягкие светлые диваны и кресла, обсуждая, наверняка, что-то на самом деле неважное, ведь сейчас главное только показать себя в лучшем свете, тем более, когда за каждым твоим движением наблюдает столько зрителей. Ловко обходя столы и беседующие скопления людей, иногда кивая в знак приветствия, Гук проходит ближе к собравшимся у камина бурно обсуждающим что-то мужчинам, останавливаясь у одного из кресел, и в таком же жесте приветствует уже знакомые лица, меняя свое выражение лица на легкую ухмылку. – А вот и ты. Прошу, познакомьтесь, мой младший сын – Чонгук, – чётко проговорил крепкий мужчина, что сидел в кресле рядом с Гуком, представляя одного из своих наследников своим новым знакомым, незаметно для них одарив сына осуждающим и пронзающим взглядом. Чонгук прекрасно понимал, что такое отступление и изолирование отцу не понравится, ведь как-никак старший Чон должен был показать и похвастать своими сыновьями-альфами, будущими руководителями и прекрасно обученными людьми в своей сфере. Да и будет гораздо выгоднее, если кто-то из этих двоих вложит крупную купюру в кошелек своей семьи, получив руку какого-нибудь успешного омеги, тем более, что заполучать омежьи сердца двоим сорванцам получалось с феноменальной легкостью. Братья Чоны славились в их кругу, любая омега была бы не против раздвинуть ноги перед ними, вот только в дальнейшем, к сожалению, они познакомятся с садистской стороной старшего и апатичной отстраненностью младшего, возможно поменяв свои расценки. – Он гораздо моложе, чем я себе представлял. Приятно познакомиться, Чонгуки, – пролепетала одна из омег, что стояла рядом, возможно, со своим мужем, покручивая в бледной ладони бокал с каким-то напитком. Решив наплевать на почти незримые намёки отца о том, что он недоволен, Гук оглядывает всех сидящих вокруг гостей, одаривая каждого значимым оценивающим взглядом, открыто пожирая взглядом возбужденных от подобного омег. Старики (как посчитал их Чонгук, хотя этим альфам скорее всего около 30-40) невольно напрягались, полностью ощутив то, что, если раньше они подавлялись хозяином поместья, то теперь над ними стоит ещё и самоуверенный юнец, буквально сдавливая остальных, заставляя поёжиться на своих местах ярко выраженным запахом мяты с нотками горьковатой цедры. – Я никогда вас не видел ранее в нашем поместье. Неужели вы и есть тот самый новый знакомый моего отца? – Довольно удивлен такому предположению, но это верно. Пак Донхён, несказанно рад знакомству с вашей семьей. – Я просто наслышан о вас, тем более это не удивительно видеть омегу главой компании в наше время, вы заслуживаете уважения, – чуть склонив голову, отвечает Гук и ещё больше поднимает интерес сидящих к этому незнакомому омеге, и, судя по бурно начавшимся обсуждениям, этот Пак не принадлежит никому из гостей-альф этим вечером. – Я слышал, вы приехали со своим сыном? Но, кажется, его нет среди наших гостей. – Да, это так. К сожалению, он не смог присоединиться к нам, в нашей жизни сейчас проходят трудные времена, после смерти моего мужа, мой Чимини всё ещё не может справиться с потерей. – Какое несчастье, примите наши соболезнования. Хотя по вам и не скажешь, что вы сломлены. – Я решил, что стоит жить дальше и не оглядываться в прошлое. Жизнь не стоит на месте и от общего течения лучше не отставать, – молодой омега спокойно делает глоток своего напитка, отрываясь от спинки кресла и более не опираясь на неё, выпрямляется. Продолжая свой разговор, младший Чон уже было отвлекается от темы беседы, так как по своему обыкновению не очень заинтересован в этом. Хотя, Гук бы соврал, если бы сказал, что ему не любопытно узнать о семье Паков чуть больше, в особенности о сыне, к которому как-то странно альфа испытывает интерес. Возможно, ему просто надоели здешние омеги, почему бы не попробовать повеселиться с иностранцем, тем более, что это будет гораздо сложнее в связи с ситуацией с его отцом. Но для Чонгука, чем сложнее была задача, тем сильнее горело его желание добраться до цели, да и от семьи отдохнуть стоило. Из общих раздумий Чонгука вырывает его отец, поднимаясь со своего места и опуская большую ладонь на плечо сына, сжимая его. – Побудь тут, я собираюсь отойти, обговорить наш дальнейший план по торговле с Донхёном. Не дай нашим гостям заскучать, – показав оскал в своей ухмылке, старший Чон отпускает сына и удаляется вверх по лестнице в свой кабинет вместе с омегой, отражая на себе завистливые взгляды сидящих альф, что окончательно теряют надежду на заполучение Пака. Чонгук знает – они все ошибаются, ведь отец не испытывает более никакого интереса к омегам, после смерти папы, его истинного, теперь же полностью посвятив себя работе, забыв о сыновьях и видя в них лишь пешки, что могут стать ферзями, если играть правильно. Чонгук чтит это, и по-настоящему уважает такой выбор отца, хотя никакой любви он к нему не испытывает. В то время, когда они с братом были ещё детьми, их родители казались правда счастливыми в своём браке, Гук всё ещё считает, что если бы папа остался жив, его жизнь не превратилась бы в бесконечную игру на выживание. Молодой альфа верит в истинность и считает это своим единственным спасением. Папа всегда говорил своему маленькому Гуки, что это прекрасно – найти свою истинную пару, и только тогда он сможет начать жить счастливо. Но сейчас лучше играть по правилам и ждать этого спасительного круга, ради которого Чонгук будет готов бороться, вот только, спустя все эти годы, голову парня посетила мысль, что шансы на встречу своей истинной омеги ужасно малы. Поэтому он и не сможет назвать себя счастливым, утопая в порывах бесконечных банкетов, деньгах и алкоголе. Поправив задравшийся воротник своей рубашки и пропустив сквозь пальцы чуть взмокшие волосы, Чон решил отправиться на выполнение своего главного задания на этот вечер, чем больше спиртного выпьют гости, тем скорее он вновь сможет отступить в свою обитель, что сейчас наверняка полностью пропиталась раздражающим запахом приторной карамели и горького шоколада. Поднимаясь на сцену, огибая сидящих музыкантов, честно выполняющих свою работу, заполняя помещение приятной музыкой, что ласкала слух и отвлекала от общего шума, Гук также уверенно, с поднятой головой и умиротворенным от музыки выражением лица, легко коснулся своими ладонями микрофона, взяв его в руки, в ту же секунду привлекая к себе заинтересованные взгляды. Дав знак уже приготовленным музыкантам, что привыкли к компании волшебного голоса юноши на частых приёмах в этом поместье, сначала притихнув, а после вдохнув в лёгкие побольше воздуха, окончательно перевёл на себя внимание всех присутствующих первой выпущенной нотой, что разнеслась по всему зданию, давая каждому, в том числе и отцу с Хосоком, узнать, что всё ближайшее время гости будут загипнотизированы мелодичным голосом Чон Чонгука. Полная луна ярко сияла среди мелькающих звёзд на ночном небосводе, отражаясь переливающимся голубоватым светом на брызгах от фонтана в тихом саду за поместьем. Люди разъезжались по своим домам, прощаясь со своими друзьями и знакомыми, еле перебирая ногами и ковыляя до своих машин всё ещё пребывая в алкогольном опьянении. Очередной банкет Чонов с успехом закончился почти под утро. Чонгук чувствовал лёгкую усталость, расслабленно опираясь спиной о перила балкона, прикрыв глаза, наслаждаясь прохладным ветром. Сегодня предстоит ещё много дел, отчего младший всё же решает хоть немного поспать и набраться сил, днём ему предстоит встреча с тем самым новым коллегой своего отца, по ещё неизвестному Чонгуку поводу, но он слышал, что в этот раз вместе со старшим Паком будет и его сын. Отчего не высказал ничего против, предвкушая их встречу. – Хорошо справился, – оттягивая вбок и снимая с себя красный галстук, заходит Хосок, нарушая тишину младшего. – Отец тебе уже сказал о встрече с Паком? – встав возле тонсэна, Хо достает пачку дорогих сигарет из заднего кармана чёрных брюк, а после и зажигалку с позолоченным узором в виде китайского дракона. Щёлкает ею, поджигая ароматный табак, и вдыхает полной грудью, прикрывая глаза, затем выпуская изо рта дорожку дыма. – Да, сказал, когда гости стали расходиться. – А знаешь, по какому поводу? Или тебе, как всегда, не интересно? – Ты же прекрасно меня знаешь, хён, – хмыкая, потягивается Чон, протягивая руку и прося сигарету. – Не дорос ещё, – пряча пачку с зажигалкой обратно в карман, усмехается Хосок, на что Чонгук лишь обиженно вздыхает. – Я вступаю в брак. – Что? – Да, я тоже не в восторге, я его даже ещё не видел, но отец уже договорился с этим Донхёном. – Ты хочешь сказать, что… – Это свадьба по расчету. Но меня это не сильно волнует, ты же слышал, да? Чонгук молча смотрит на курящего Хосока, почему то не желая принимать осознание того, кем же будет этот омега. – Вроде бы, его зовут Чимин. Пак Чимин, – делая последний вдох и выкидывая через плечо сгоревшую сигарету, заканчивает Хосок.