Старые привычки искоренить нельзя

      Нора имела совершенно дурную привычку — нет, скорее рефлекс — вести себя, как мамочка. Поправить Дансу волосы, стряхнуть с плеч пыль, вытереть след на щеке и далее-далее-далее.       В первый раз Паладин впал в состояние когнитивного диссонанса.       Это было что-то новое, очень теплое, но непривычное, вводящее в ступор. В этом мире давно забыли про такие, казалось бы, глупые мелочи.       Они встали на каком-то холму, где обзор местности был наилучшим. Данс вышел из силовой брони, снял капюшон и вглядывался в розовато-фиолетовые, от закатного солнца, бугры, которые стелил туман. Воздух был прохладным, как после освежающего дождя в довоенном мире. Стоял штиль, в низине трещали насекомые.       Женщина заметила палочку, которая торчала из черной густой шевелюры, и лежащее бревно за спиной Паладина. Как раз нужной высоты.       То, как она прокралась по стелсу, незамеченной и без единого звука, заставило Данса вздрогнуть от прикосновения. Пальцы мягко, почти нежно перебрали волосы. Необъяснимое, сжимающее тепло взвилось в груди, как кровь из поврежденной артерии.       — Что ты делаешь? — Данс замер. Голос прозвучал удивленно.       — Ничего, — женщина отшвырнула веточку в кусты. Данс обернулся и посмотрел в глаза: теперь они на одном уровне.       Нора совершенно не была готова к тому калейдоскопу эмоций, которые сменились у Паладина в глазах за секунды недоуменного молчания.       Хотя лицо осталось таким же нечитаемым. Но даже в случае с бывалым солдатом постядерного мира — глаза остались зеркалом души, отражением эмоций, которые обладатель старался скрыть, запереть глубоко в себе.       Да и кончики ушей предательски покраснели.       — На тебе костер, Рыцарь, — бросил он, для вида нахмурившись, и направился к Т-60. Нора пожала плечами и, подхватив карабин, ушла к ближайшему поваленному дереву.       Постепенно Данс привык к таким «проявлениям заботы». Даже получал некоторое удовольствие.       Но одно дело, когда подобное происходит один на один: тогда Паладин и сам мог отряхнуть Норе форму, заправить за ухо выбившийся локон…       То есть, с треском разрушать авторитет «непробиваемой консервной банки».       Другое же дело, когда вокруг старший офицерский состав Придвена. Включая Мэксона, Капитана и нескольких солдат, которые известны, как самые заядлые сплетники. Нора, видимо, разницы не ощущала. Данс сцепил руки за спиной и слушал доклад; женщина стояла за ним и от нечего делать очерчивала пальцем швы формы, которая ощущалась, как очень грубая клеенка.       Данс расцепил пальцы и, не глядя, схватил ее за запястье, потом за второе, и держал за спиной, не выпуская, не давая вырвать. Нора уткнулась в спину лбом, комично выражая скуку, а Данс сдерживал улыбку, сжав губы.       Когда они вышли, Паладин посмотрел на женщину с немым укором.       Нора лишь рассмеялась — и на лице Данса скользнула мимолетная улыбка.       — Я все еще не доволен, Рыцарь, — он попытался быть строгим, даже нахмурил брови.       Нора в мгновение стала серьезной, рассмешив еще сильнее.       В этом мире слишком мало тепла. А любви — еще меньше.