Счастлив

Их расставание было громким. Их расставание видела и слышала вся квартира «Нервов», а, может, и весь дом. Их расставание было с битой посудой, сломанными барабанными палочками и порванными струнами гитары. Их расставание сопровождалось криками, матами, оскорблениями и… дракой. Помнится, синяки остались даже на телах Жени и Димы, пытавшихся разнять их. Их расставание окончилось слезами их двоих, сидящих по разным углам квартиры.       Тогда переживали все. Влад — из-за расставания с Тошиком, Тошик — из-за расставания с Владом, а Женя и Дима беспокоились за дальнейшую судьбу группы. Перспектива потерять соло-гитариста и барабанщика одновременно совсем не казалась красочной.       Но всё обошлось. Мирить этих двоих было настоящим адом. Оба сошлись на мнении, что расставание неизбежно, и потому парой больше не являлись, однако вполне смогли остаться лучшими друзьями, а это радовало каждого.       На острое колено легла чья-то рука, заставив отогнать свои мысли и лениво приоткрыть глаза, сразу же натыкаясь на родные, ярко-голубые в обрамлении длинных чёрных ресниц. Такой невинный, почти детский взгляд, в котором читалось извинение за вторжение в личное пространство парня.       От Димы пахло его одеколоном и одеколоном Влада одновременно. Это был особый запах. Так мог пахнуть лишь Маус. И в это всё врезался немного более резкий, даже едкий запах краски. — Мы закончили, — губы расплываются в улыбке, а бархатистый, хотя и прокуренный, голос ласкает слух, заставляя Влада мягко потрепать своё чудо по щеке, стирая с лица каплю краски, в которую, общими усилиями, теперь полностью окрашена их студия.       Без лишних слов Зайченко запускает свои длинные музыкальные пальцы в волосы парня и притягивает к себе, прижимается губами к губам. Целует мягко, медленно, растягивает удовольствие и будто бы старается почувствовать каждую маленькую трещинку, неровность.       Тихий смешок со стороны двери заставляет ребят недовольно отстраниться друг от друга и раздражённо уставиться на пришедшего. — Голубки, воркуйте сегодня потише, о’кей? — наглая ухмылка и смех в глазах. — Ничего не можем обещать, — ухмылка в ответ, — Вы с Женей, обычно, тоже не особо тихие, знаете ли. Тошик усмехается, оттирая руки от краски, и разворачивается, уходит куда-то в сторону ванной.       Влад ещё несколько секунд смотрит барабанщику вслед, пока тонкие пальцы не поворачивают его голову, немного сжав подбородок, а обладатель этих самых пальцев не впивается ревнивым взглядом в Зайченко. — Ты ревнивый до ужаса, — щёки Димы тут же краснеют, что вызывает неподдельную улыбку умиления. «Насколько же часто у него меняются эмоции,» — думает Влад, подхватывая на руки парня, замечая ещё больший румянец и какое-то смущённое бормотание. — «Мальчишка из космоса? Определённо.»       Примерно полтора или два часа спустя он перебирает волосы спящего у него на груди Мауса и улыбается, вновь погружаясь в свои мысли.       Влад не любит сравнивать, но сейчас он не может не сделать этого, слыша такое родное бормотание над ухом. У Тошика голубые глаза, которые никогда не выдавали состояния и настроения их хозяина, в то время как Димин взгляд можно было прочитать, будто азбуку для школьников. У Тошика тонкие губы, немного розоватые, а у Димы пухлые, покусанные и отчего-то по-девчачьи яркие. Тошик мог флиртовать со многими, неважно: девушка или парень. А Дима порой боялся отойти от Влада, часто мягко отказывался от знакомств, что были настроены на отношения. Не сказать, что он был невинной овечкой, ведь иногда он мог и позаигрывать с кем-либо, за что, обычно, расплачивался ночью не один час. Тошик ревновал, но это показывал редко, а Дима, ревнующий частенько, всегда давал понять об этом. Он мог недовольно уставиться, чуть ли не испепеляя взглядом, или же незаметно ухватить за руку, сжимая до боли. И это самая малая часть того, как Маус показывает свою ревность. У Тошика эмоции меняются достаточно редко, некоторые из них вообще не показывались или же оставались на день-два, а у Димы могли меняться чуть ли не по минутам, что невероятно забавляло и умиляло. Тошик почти что никогда не смущался в постели, несмотря на возраст, а Дима из раза в раз проходил стадии смущение-разврат-смущение. Изначально он всегда стесняется до ужаса, мило краснеет до кончиков ушей, но стоит ему вовлечься, как он начинает вести себя не хуже самой дорогой элитной девушки по вызову, что иногда его приходиться оттаскивать, используя оставшиеся силы. И Маус, осознавая, как вёл себя, зарывается в подушки и одеяло, вновь краснея, заставляя вытаскивать его из «кокона», а после обнимать, вновь и вновь шептать слова любви и восхищения по отношению к этому «космо-мальчику». И Влад счастлив. Счастлив просыпаться с ним по утрам, гулять за руку, репетировать. Ревновать, обнимать, целовать, оставаться наедине. Счастлив играть для него на гитаре и петь в час ночи в гостиной, а позже получать по голове диванной подушкой и слышать недовольное ворчание Тоши и Жени, что-то про «голубков, которые задрали ворковать». Счастлив быть любимым и нужным. Счастлив любить Диму. Своего Диму. Своего «космического мальчика».