Иди ко мне

Всю жизнь, сколько себя помнила, она любила танцы. Страстные, быстрые, стремительные и порывистые. Поджарые сильные тела, которые бросало друг к другу на каждый следующий шаг. Переплетённые до хруста костей пальцы партнёров, ведущие и направляющие, пускающие по кругу, толкающие вперёд и тянущие назад. Медленные плавные движения сменяются резкими рывками, волосы захлёстываются наверх, скользят по лицу, добавляют огня. О, да, от этого сладко ноют мышцы приятно тянет внизу живота. Чёрт, она до ужаса любит танцевать и сейчас с огромным удовольствием поменяла бы этот бокал полусладкого красного на четыре минуты под сценой. Но вместо этого Астрид сидит за столом с Саулом и его женой Мирой, Кэрри Мэтисон, Отто Дюрингом и Питером Куинном, стараясь вести себя непринуждённо и по-возможности дружелюбно. ― Итак, друзья мои, предлагаю первый тост за встречу, ― Отто Дюринг возвышается над столом, поигрывая коньяком в бокале, который он ловко вращает тремя пальцами. Возражений нет, поэтому все, кто собрался за седьмым столиком в дальнем углу Vip-зала, тянутся своими бокалами к нему. ― Я рад приветствовать всех Вас здесь сегодня, друзья, ― мягко улыбается Дюринг, словно забыл, что его сюда позвали не партийное собрание провести, а просто пригласили на дружескую встречу. Хотя, собственно, какого хрена его вообще сюда втянули? От неё не укрывается, что Мэтисон тянет Дюринга за рукав и что-то торопливо говорит на ухо. Ну да, конечно, куда же без Мэтисон? Они улыбаются, Дюринг кивает. Этому человеку незнакомо смущение. Мэтисон косится на Астрид, и быстро отворачивается. Что ж, первый вечер в Нью-Йорке вряд ли станет любимым воспоминанием об этом городе. ― Давайте перейдём сразу к делу, ― Мэтисон решает взять инициативу в свои руки. Саул Беренсон кладёт вилку и берёт салфетку, чтобы вытереть пальцы. Астрид сидит по диагонали напротив него. Она встречает его прямой взгляд и долго смотрит в глаза. Сейчас явно не лучшее время, чтобы вспомнить, что связывало их полгода назад. И всё же она помнит. ― Через три дня мы возвращаемся в Берлин. ― Ведёт между тем Кэрри Мэтисон, отклонив входящий. ― Эллисон Карр наверняка успела передать дела кому-то ещё, кто пока ни о чём не подозревает, поэтому не прячется. Но утечка информации продолжается, о чём свидетельствует обострение конфликта в Ираке и разрыв дипломатических связей с Катаром. Возможно, «смена» работает не одна, но наше наблюдение не зафиксировало никаких подозрительных контактов. ― Что, никаких зацепок? Совсем никаких, ― Питер Куинн открывает рот впервые за вечер. Астрид быстро переводит взгляд на него. Питер сосредоточенно слушает ответ Мэтисон, подавшись вперёд, напряжённо сжав пальцы. Она не может отвести от него взгляд, жадно скользя глазами по фигуре. Её Питер. Только её одной. Он практически полностью восстановился после отравления и последующих инсультов. Он просто умничка. И вот теперь его глаза наконец горят прежним возбуждённым блеском. Ну да, любимая работа, с которой он грозится развестись навсегда уже пятнадцатый год подряд, и снова и снова возвращается к борьбе с проклятыми террористами. Но если не он, то кто?.. И если бы не они, то ему не нужно было бы проходить через весь тот ад. Питер Куинн учился заново ходить, говорить и доносить ложку до рта, писать и даже просто общаться с людьми, не сковываться в их присутствии, а вести нормальный образ жизни. Практически прежний. И она помогла ему в этом, как настоящая жена, как боевая подруга, как чёртов друг. Друг, чёрт побери! Астрид сидит так близко к нему, что даже через смесь запахов ресторана и тел других людей, чувствует его морскую туалетную воду. Она хочет его прямо здесь и сейчас. А Кэрри Мэтисон только виновато разводит руками, но для Астрид достаточно того, как она смотрит на Питера, как он смотрит на неё, когда его губы, словно против воли, выдавливают: ― Правда, Кэрри? И вот это его «Кэрри», оно такое привычное, словно он сто раз уже так делал, да он и делал это больше, чем сто раз. И Астрид чувствует, что война за его чувства может снова разгореться. Потому что Мэтисон кивает, а он кивает ей в ответ. Это шифр, это знак, это что-то, что только их двоих. ― Отто, нам нужна Ваша помощь, ― говорит тем временем Саул, а она только теперь понимает, что Дюринга позвали не только потому, что он спит с Мэтисон, а ради дела. Беренсон распространяется о возможном прикрытии, о том, что Фонд может и должен помочь в поиске утечки информации, что Файзал Морван ― это чудовищная ошибка, но, если он не согласится содействовать, то будут ещё и ещё файзалы морваны. Отто Дюринг только хмурит брови и поигрывает коньяком в прозрачном бокале. И среди всего это Астрид, пока непонятно для чего, да ещё Мира Беренсон. И только она хочет отлучиться из-за стола, как Дюринг ставит бокал на стол и в упор смотрит на неё. ― А БНД при чём, мистер Беренсон? Ха, ей бы тоже было интересно узнать это. ― Саул, Отто, ― вздыхает Саул и тоже переводит взгляд на неё. Но Астрид и не ждёт, что за неё кто-то заступится. Она встаёт и смотрит прямо в глаза Отто Дюрингу. Не в её правилах отклоняться от вызова. ― БНД допустило ошибку, и мы уже за это ответили. Мы сняли все обвинения с Лоры Саттон, а семье Файзала Морвана Агентство ещё два года будет выплачивать полное содержание. Виновные в этом досадном проступке понесли справедливое наказание… Он не даёт закончить: ― Справедливое? Да вы убили его! Запытали до смерти, а лично Вы получили грёбаное повышение! Вы угрожали Лоре, шантажом заставили её отречься от своих взглядов, едва не схватили Номана. И ни одного сраного слова о Сауле Бернсоне. Что это была его ошибка, а не её, Астрид. Что это он выпросил разговор с треклятым Морваном, а потом оставил его одного. Астрид до сих пор не могла забыть грёбаный чай для пособника террористов. И всё же, они тогда всё замяли. Отто Дюринг зло сверлили её взглядом. Ну вот, а она уже давно решила, что тот год в прошлом, и к тому делу не придётся возвращаться. Но Дюринг хочет поговорить об этом. ― Камеры наружного наблюдения зафиксировали добровольный уход из жизни. А Лора Саттон просто искупила свою вину и получила второй шанс. Герр Дюринг, я считаю дальнейшее обсуждение бессмысленным, каждый останется при своём мнении, посему прошу меня извинить. Она встаёт и хочет уйти, но тихие слова Отто Дюринга впиваются в спину, словно ножи. ― Я засужу Вас за доведение до самоубийства. ― Удачи! ― зло бросает она и выходит из зала, прихватив телефон и сигареты. Какой идиот мог придумать свести вместе шесть человек, что почти терпеть друг друга не могут, и что так запутались в паутине собственных отношений, что лучше бы им вовсе вместе не собираться? Она и Саул Беренсон. Она и Питер Куинн. Она и Кэрри Мэтисон. Мэтисон и Питер. Саул и Дюринг. Саул и Мира. Господи, как всё сложно и бессмысленно. Едва она успевает поджечь сигарету и сделать первую затяжку, как дверь с грохотом распахивается, и в женский туалет влетает растрёпанная Мэтисон. ― Вот ты где! Она только ещё пальцем не показала. Астрид медленно выдыхает дым вниз и смотрит на Мэтисон. ― Такой вид у тебя, словно в ресторане объявили воздушную тревогу. ― А твой мерзопакостный характер не стал лучше, да? Астрид предлагает Кэрри сигареты. Та закуривает и прислоняется спиной к умывальнику. Над их головами висит табличка «Не курить!». ― Надеюсь, сигнализация не сработает, ― говорит Мэтисон и улыбается, впервые за вечер для Астрид. ― Я тоже на это надеюсь, ― отвечает она, хотя думает совсем о другом. Она надеется, что Кэрри не спит с Питером и не будет никогда. ― Слушай, Астрид, почему ты завелась? Она медленно стряхивает пепел в раковину. ― Давай подумаем. Ты притащила Дюринга, а он обвиняет меня хер пойми в чём. Я думала, что та история с Берлином осталась в Берлине. Кэрри выпускает дым в потолок и тут же жадно затягивается вновь. ― Так и есть, но мы тоже возвращаемся в Берлин. ― И что из этого следует? Что Дюринг начинает охоту на ведьм? Она не отвечает, продолжая курить и разглядывать потолок. ― А ты хорошо помогла Куинну, он в отличной форме. О, да, но лучше бы им не поднимать эту тему. Астрид знала, что если двоих людей что-то волнует, то обязательно кто-то из них заговорит об этом. Тот, кто заговорил первым, проиграл. Поэтому сейчас остаётся только сухо поблагодарить и вернуться в зал, оставив Мэтисон в раздумьях возле туалетных кабинок. Астрид ещё раз убеждается, что не все проблемы можно решить на месте, так как Дюринг просто ушёл. Значит, ничего ещё не кончено, всё это дерьмо едет с ними в Берлин, и этот сучонок будет её шантажировать. Вот же блядь! Но, стоит ей опуститься на стул, как она снова обретает опору под ногами, ― Питер крепко сжимает её руку. И она даёт волю словам, что душат её с начала вечера: ― Питер, потанцуй со мной. А он… он просто соглашается. Встаёт и расстёгивает пиджак, вешает на стул, помогает ей встать, отодвигая стул. Под руку ведёт к танцполу. Ни он, ни она совсем не пьяные. Питер подзывает официанта и заказывает песню, сунув парню в нагрудный карман пару долларов. Через минуту в зале затухает свет, звучат первые аккорды. Он обхватывает её за талию, поддерживая рукой такую идеальную прямую спину. Жёлтый мерцающий луч прожектора выхватывает их из полумрака и не может угнаться за стремительными шагами и резкими движениями. Питер был во всём хорош, но покорил Астрид он именно танцами. Вечность назад она пела джазовую немецкую песню о любви. Пела на последнем выдохе, и бледные слёзы чертили рваные дорожки на её бледных щеках. Она уже тогда любила его. Это была её вечеринка по случаю дня рождения. Питер Куинн незаметно отделился от толпы друзей и начал медленно танцевать под звук её голоса. Потом он признался ей, что не мог устоять, пока она звала его: «Komm zu mir!». Она пела, подражая голосу джазовой певицы, под десятками взглядов друзей, а Питер Куинн танцевал. Один, возле неё, как он потом говорил: «наплевав на всех». Когда её песня закончилась, а Питер подошёл к ней, завершив танец быстрым кивком, друзья начали скандировать: «Горько!». Ей было 26, и на их с Питером губах смешивались её слёзы с его потом. А потом были аплодисменты. Иногда ей казалось, что именно тот миг был по-настоящему началом её истории с Питером. А иногда, что-то был финал их книги. ― Ты помнишь, как я танцевал, когда ты пела? Один, как идиот? ― Дышит он ей в ухо, склонившись головой к её плечу. Удивительно, какая существовала между ними связь, что даже мысли были заняты одним и тем же. И даже не сексом, хотя, чего уж говорить, с Питером она только о том и думала. О херовой работе и невъебическом сексе. Вся жизнь — только в них двоих. Вечное проклятие и спасение. Замкнутый круг. Ёбаная компенсация. День и ночь. ― Почем как идиот? Ты тогда очень хорошо выглядел. Даже лучше всех. ― Она улыбается, когда кончика носа касаются его жёсткие волосы. Его благодарность упирается ей в бедро. Они смеются. И, боже, скажите кто-то, что не это настоящее счастье. Их возраст неумолимо приближается к сороковнику, но сейчас они смеются, словно выпускники, танцующие на празднике взрослой жизни. Астрид из последних сил сдерживается, чтобы не поцеловать его тут при всех, не прерывая танец, не останавливая торопливый бег. На глазах у них всех. У Мэтисон. Что это, неужели ёбаная ревность? Но они просто продолжают танец, скользя по натёртому до блеска ламинату, цепляясь друг за друга пальцами, поддерживая локтями. Для Астрид не было ничего более сексуального, чем танец. Он был даже лучше, чем сам секс. Ведь влюбилась-то она в Питера за танец, а не за способность трахаться. На них смотрит весь Vip-зал, и даже люди, что ужинали на нижних этажах и террасе, подтягиваются к перилам широкой деревянной лестницы ради их танца. Но Астрид слишком трезва, чтобы быть радой оказаться в центре внимания. Поэтому она думает, как незаметно покинуть ресторан, чтобы уединиться с Питером и продолжить танцы в горизонтальном положении. ― На нас все смотрят. ― Тихо говорит он, держа её пальцы. ― Давай сбежим? ― Ты серьёзно? Я только во вкус вошёл. Чёрт, Куинн был пьяным и счастливым. И он только что опрокинул её, разве нет? И она пошла у него на поводу. Танец завершился громкими аплодисментами. Астрид и забыла уже как это ― быть звездой по какому-то хорошему поводу, а не выступать причиной скандала. Аплодисменты звучали долго и оглушительно. Это было как получить херов Оскар в кино. Питер что-то сказал официанту, прикрепив к своей просьбе похлопывание по нагрудному карману юноши, и Астрид могла бы поспорить, что он успел засунуть в его карман ещё пару долларов. Включилась новая песня, и Питер вновь притянул её к себе. Четвёртым танцем был медленный танец, и Саул с Мирой тоже оказались рядом, хотя Астрид было до того смешно представить неловкого и неуклюжего Саула танцующим, что захотелось проверить свои догадки. Они стояли возле стола и жадно пили вино. Пот Питера насквозь пропитал рубашку и волосы. Астрид радовалась, что вместо любимых джинсов надела сюда тоненькое фиолетовое платье с открытой спиной. Ей было не жарко, а просто хотелось пить оттого, что пересохло в горле. А ещё хотелось оказаться с бокалом коньяка где-то на прохладном балконе. И распустить волосы, подставив вьющиеся пряди ветру с моря. Боже, как же она любила море! И чтобы Питер был рядом. Странно, почему даже когда он стоял в трёх дюймах, ей всё равно его недоставало. Другой любви Астрид не знала. Саул Беренсон танцевал так же, как жил ― быстро, хаотично, неуклюже и вместе с тем рывками, и как будто всё время опаздывал. Какой-то ураган. А Мира ― горячая восточная штучка, так и вихляла перед ним и зрителями своими пышными бёдрами. Астрид торопливо допила вино и отставила пустой бокал на стол, когда заметила, что Саул и Мира идут прямо к ним. Ладонь Питера легла ей на талию. ― Есть что-нибудь выпить? ― осведомился Саул, упираясь руками в спинку стула. ― Давно я не танцевал. ― Ему понравилось, ― подмигивает Мира и тоже пригубливает вино. Вечер пролетал незаметно. Они немного болтали, пили, ещё болтали, ходили курить на террасу, ещё пили и пили. А потом они танцевали, меняясь партнёрами. В какой-то миг Астрид словно очнулась ото сна в сильных и мягких руках Саула Беренсона. ― Я думал о тебе, ― тихо говорит он, продвигаясь к ней приставными шагами. ― Да? ― Шаг. ― Неужели? Шаг. Шаг. Ещё один блядский шаг. ― Мне жаль. Оу, теперь ему жаль. Все мужики так говорят. ― Саул, не будем, ― шаг, ещё один шаг и резкий разворот. Саул танцевал… очень посредственно. Он уже несколько раз наступил ей на ногу и сильно толкнул плечом, вместо того, чтобы плавно принять в объятия. ― Не ревнуешь? Смотри, какая пара красивая, ― чёрт, Астрид, что ты, блядь, несёшь?! Взгляд Саула впивается в пышную попку его жены Миры. Он жадно смотрит на сильные руки Питера, что обхватили её талию и уверенно ведут вперёд. ― Саул, не отвлекайся, блин, ― просит она, когда он снова толкает её предплечьем. ― Прости, что смотрю, куда ты мне показала. ― Он раздражён и возбуждён. Потный Саул Беренсон едва успевает за её движениями, отдышка не даёт ему нормально произносить слова. ― О, да, они чертовски хороши. ― Астрид не может танцевать ещё медленнее. Что вообще была за глупая затея танцевать с Саулом?! Но это он настоял. Она не хочет думать о том, что потная не меньше его. ― Если ты хотел поговорить, нужно было найти другой способ. ― Чёрт подери! Музыка резко меняется с плавной на стремительную, что сперва взлетает ввысь ракетой, а потом мёртвым камнем срывается с обрыва. Астрид танцует, не задумываясь, в то время, когда Саул судорожно считает каждый шаг. Да у него, наверное, скоро сердце заболит. Но он пыхтит и не сдаётся, только иногда чертыхается и наступает ей на ноги. И когда Астрид резко поворачивает голову, Саул перецепляется через её босоножку, цепляет часами её волосы и едва не летит кувырком на ламинат под шумные вздохи толпы. Лицом Саул сильно ударяется об голову Астрид, и ей кажется, что он мог повредить кожу до крови. Она едва успевает подхватить его под руку. Кэрри смеётся, оказываясь рядом. ― Саул, голова закружилась? ― Кэрри, отстань. ― Иди за мной, ― тихо говорит Саул, надеясь, что его слышит только Астрид. И, боже, она слишком много фильмов смотрела, когда люди играли в такие же шпионские игры, и что ничем хорошим это не кончалось обычно, но, блин. Её Питер склонил голову на плечо жены Саула. Кэрри Мэтисон сверлит Питера взглядом, и у них есть общее прошлое. Чёрт, да здесь у всех что-то есть. А Саул позвал её с собой. И она идёт. Просто выходит из зала вслед за ним, накинув на плечи пиджак. И когда её ладонь ложится на дверную руку, через стекло она замечает Отто Дюринга. Герр Дюринг резко распахивает дверь и первым вваливается в здание, не пропустив её. Невоспитанная свинья, думает Астрид, но только приподнимает бровь. Дюринг едва не задевает её плечом, но всё же это не его методы. Астрид не место в Нью-Йорке, она знает это на миллион процентов. Она не любит Америку. Она жалеет, что вообще приехала. На кой-чёрт ей было это надо вообще? А теперь Питер обжимается с Мирой Беренсон, говорит с Мэтисон на только им двоим понятном языке, Дюринг шлёт ей прямые угрозы, и она сама медленно подходит к Саулу. Прошлое накрывает с головой. ― Я думал, что ты пошлёшь меня. ― Может я и собираюсь? ― Понятно, ― зло бросает он и отворачивается. ― Саул, ты хотел поговорить. ― Напоминает ему Астрид и подкуривает сигарету. Смешно, что курят именно они с Саулом, Мира не курит вовсе, а Питер может иногда побаловаться, но считает, что это плохо влияет на его образ жизни. Саул задумчиво покусывает фильтр. ― Я хотел позвонить тебе, Астрид, чёрт возьми, но я просто не мог. ― Не мог? Отчего же? ― Мира. Проблемы на службе. За мной следили. ― О, точно. Поздравляю с продвижением по службе. Тебе же там благодарность объявили? ― Она подняла бровь и чуть усмехнулась. Саул мрачно кивнул. И как из ниоткуда: ― Кэрри знает. И она реагирует слишком быстро, выплёскивая на него свою космических масштабов заинтересованность: ― Знает? Знает о чём? И тихий голос Саула Беренсона раскалывает тишину ночного города: ― О нас в Берлине. Астрид пожимает плечами и затягивается. ― Она никому не скажет. ― Почему ты так думаешь? ― Ты тоже так думаешь, Саул. Я знаю её, у неё есть свои демоны, и нет ни малейшего желания устраивать их битву. Она точно знала, что Кэрри Мэтисон не скажет. В том, что она месяц спала с Саулом, было и его спасение тоже, да и пока Кэрри надеется получить помощь, она не будет никого цеплять. Ей было интересно, о чём думал сейчас Саул, глядя в тёмное ночное небо. Было немного прохладно, и она порадовалась, что захватила пиджак. Может Саул думал о том, что было между ними тогда в Берлине? Или представлял, как в мужском туалете она сделает ему минет? Или он вообще не думал о ней. И у него есть любимая жена, так к чему ворошить прошлое, если это уже не имеет значения? Из задумчивости её вывел его голос: ― Я хотел извиниться, Астрид. ― Он затушил бычок и бросил в урну. Развернувшись, Саул посмотрел прямо на неё и тихо произнёс: ― Мне жаль. Такой вышла их последняя точка в отношениях. Астрид это точно знала. Саул вернулся в ресторан, а она постояла ещё пару минут, докуривая. Проверила голосовую почту. Ничего срочного, что ж, жизнь продолжается. И прошлому больше нет в ней места. Или всё же оно будет неумолимо преследовать её, каждый раз напоминая о былых ошибках? Из-за стеклянных дверей появился Отто Дюринг в обнимку с Мэтисон. Оба изрядно пьяные. Дюринг тормознул такси и пропустил Кэрри вперёд. Она держалась сперва за него, а потом за дверцу такси. Это же надо так накачаться?! У Астрид было ни в одном глазу, может даже после разговора с Саулом она чувствовала себя более трезвой, чем до похода в ресторан. Кэрри усмехнулась и помахала рукой, когда машина проезжала мимо Астрид. И от взгляда Кэрри у неё пошёл по коже мороз. Кэрри помнит, и нихера ещё не закончилось. Мрачные догадки подтвердил Дюринг, выставив средний палец к заднему стеклу авто. Астрид затушила окурок и плотнее закуталась в пиджак. Хер с ними со всеми. Улыбка против воли разомкнула губы. Мэтисон уехала с Дюрингом, а Питер ждёт её. Ну и фиг с ним, что, возможно, они испортят ей карьеру. Возможно, Дюринг пойдёт дальше и захочет упечь её в федеральную тюрьму. Ну да похуй на него. У неё есть Питер, а это стоит дороже всех благ и проблем. Как-нибудь всё образуется, хотелось ей верить, глядя на проезжающие мимо быстрые машины, что ослепляли светом фар.