иисус едет на крутой тачке

- нарисуй мне бога. сложно рисовать что-то, о чем нет ни малейшего представления.

когда савада начинает закатывать истерики чаще, чем два раза в сутки, его заталкивают в комнату еще более маленькую, чем прошлая, в которой есть только кровать, обитые войлоком стены и лампа под потолком. - докатились, - думает савада. до самого ада. одиночная палата. лучше сказать: камера. лучше сказать: мало надежды увидеть небо раньше, чем он загнется от препаратов, которыми его пичкают. самое забавное, что на километр вокруг только суицидники и психопаты, и с первыми хотя бы можно было поговорить. а теперь савада заперт здесь наедине с самим собой, и это хреново, очень хреново. тсуна опускается на кровать и надрывно смеется. ну знаете, как во всех грустных историях. только тут действия происходят в психушке. только тут все действительно грустно. психбольница - романтичное место лишь в историях девочек-подростков, романтизирующих еще и смерть (читай: рак, анорексию, войну, суицид и еще кучу вещей, приятных для изголодавшегося по чужим страданиям общества). хорошего тут мало, думает тсуна. кормят отвратительно, а в туалет пускают только в сопровождении санитаров. так себе жизнь, если честно. раньше было немного лучше. раньше у тсуны был дом, занудная учеба, такой же занудный репетитор и не очень любящая семья. и все было хорошо. а потом мать выдала его за суицидника и сдала в психушку, потому что других способов избавиться от него просто не видела. надолго одного его не оставляют. врач садится на край кровати. красивый, высокий и ухоженный, он смотрит на тсуну и вежливо улыбается. на бейджике написано "хибари кея". тсуна улыбается ему в ответ. если он в аду, ноль целых ноль десятых секунды до встречи с дьяволом. хибари заходит к нему каждый день, спрашивает о самочувствии, усаживаясь на край кровати. у него приятный голос и с ним есть о чем поговорить. в свободное время он приходит и приносит с собой книги (хорошо, что наблюдают за савадой не слишком внимательно). тсуна любит читать, но еще больше он любит слушать. и еще он немного любит общение с хибари кеей. помимо врача, следящего за его самочувствием, к нему в конце концов приставляют психиатра, который первые дни пытается вывести его хотя бы на короткий разговор, но тсуна молчит и кончиком пальца рисует невидимых четырехглазых монстров на обитой войлоком стене. потом до мужчины доходит, и он приносит с собой бумагу и карандаши. он говорит: - нарисуй что-то хорошее, самое яркое впечатление своей жизни. тсуна непонимающе улыбается, потому что - был ли он хоть раз действительно счастлив, было ли в его жизни что-то настолько яркое? савада качает головой, говорит: - простите, вряд ли выйдет. психиатр кивает в ответ и помечает что-то в своем блокноте. - ты верующий? - спрашивает он через минуту. тсуна жмет плечами. - нарисуй мне бога, - говорят ему. - нарисуй кого-то или что-то, во что ты веришь. сложно рисовать что-то, о чем, на самом деле, не имеешь ни малейшего представления. тсуна забирает карандаши и рисует хибари кею. ночами становится хуже. если бы он действительно был суицидником, он уже давно откусил бы себе язык. тсуне снится сон, иисус едет на крутой тачке и разбивается. иисус был слишком хорош для этого мира. на секунду становится безумно страшно. тсуна просыпается, но лучше бы не проснулся. когда через несколько дней к тсуне приставляют другого врача, он не удивляется. нельзя быть богом при жизни. тсуна кивает улыбчивой женщине, как там ее, нана, кажется? милое имя. знакомое. на вопросы о самочувствии тсуна говорит: все хорошо. с разбросанных по полу белых листов смотрит бог с серыми глазами. вся фишка в том, что иисус всегда возвращается. второе пришествие или просто второй заход? хибари кея долго стоит у савадовской постели и смотрит на него безразличным взглядом. качается лампа под потолком. тсуна отворачивается к стене и думает: докатились. вселенная сходит с ума, и я схожу тоже.