Девочка, дотянувшаяся до луны

— Это возмутительно! — взорвался Шимада-старший, яростно отталкивая запястья Ханы. — Убери это с глаз долой! Дива, ожидавшая совсем иной реакции, на секунду застыла, сиротливо опустив ладошки и глядя на возвышающегося над ней мужчину широко открытыми глазами. — Эй! — возмущенно крикнула она, очнувшись от ступора. — Ты… дурак! Но Хандзо уже шагал в противоположную сторону, и, казалось, даже его широкая обтянутая черной тканью спина выражает недовольство. Как же так, посмела набить на руках его драгоценных драконов! Да не просто драконов, а… а каких-то червяков, глистов с рожками, как учтиво подсказал прошлым вечером покатывающийся со смеху Гэндзи. Уж родному ли брату не знать, как отреагирует старший! Но даже он не смог внятно предположить, что же ждет юную кореянку, когда она решится показать его брату свою новую татуировку. Вот и она теперь, стоя посреди деревянной беседки, не могла точно ответить на терзающий вопрос — чего же все-таки она хотела добиться? Очередная жалкая попытка обратить на себя внимание? Будучи самой младшей в отряде Overwatch, ей постоянно казалось, что внимания этого было катастрофически мало, да и оно сводилось к постоянным нравоучениям и предостережениям. «Меня тут что, всерьез не воспринимают?..» Впрочем, были и исключения: Джесси Маккри, к примеру, восхищался ее навыками стрельбы, а добряк Райнхардт, краснея, просил ее автограф, якобы «для друга». Это немного грело ей душу, но для большинства членов Overwatch она по-прежнему была лишь глупым ребенком, которому позволили играть со слишком серьезными для него игрушками. Но самым тяжким испытанием оказалось присутствие этого холодного рассудительного якудза, который по меркам самой Ханы должен был быть непозволительно стар для нее, однако… Однако взгляд ее невольно задерживался на его грациозном силуэте, который можно было наблюдать каждый день после заката на балконе их штаба в Ханамуре, и на его глубоких карих глазах, в которых иногда, уступая привычной отрешенности, проскальзывала затаенная печаль; на точеных скулах и тронутых сединой висках, на сильных, мускулистых руках, украшенных хитросплетением чешуи, хвостов, облаков и причудливого угловатого орнамента, на оголенном плече и сползающем к животу кимоно, которое поддерживал широкий кожаный ремень. Хана часто краснела, когда думала об этом ремне: почему-то безумно хотелось снова его потрогать. Лишь однажды ей удалось это сделать, и тот вечер запомнился ей как один из самых печальных и одновременно самых волнующих в ее жизни: в тот день от нападения омников пострадал ее родной город, и весь район, где она провела свое детство, превратился в руины. Людей, в том числе и семью Сон успешно эвакуировали, но глядя на фотографии разрушенных улиц и родного дома, Дива не могла сдержать слез. Она долго плакала, сидя перед гигантским экраном телевизора, как вдруг почувствовала на своем плече теплую твердую ладонь. Хандзо Шимада, обычно такой непробиваемый и холодный, стоял позади и, опустив голову, держал руку на ее плече в знак утешения. Спустя минуту она уже плакала навзрыд, уткнувшись в его обнаженное плечо, и орошала слезами этот самый ремень. Он смирно стоял, легонько гладя ее подрагивающую макушку, а потом, когда она успокоилась, тихо рассказывал притчу о самурае, чью деревню сожгли дотла, и это дало ему силы бороться дальше и изменить судьбу своего народа. Именно в тот вечер Хана поняла, что окончательно пропала. И вся ее неуемная энергия и нерастраченные чувства сосредоточились на старшем Шимаде, который после того случая снова превратился в недосягаемую холодную статую. Но теперь она знала, что под этой твердой оболочкой скрывается настоящий человек, мужчина, вопреки всему не растерявший человеческого тепла. Именно его тепла и жаждала с тех пор Хана Сон. И ее, так привыкшую немедленно добиваться своего, невероятно бесило то, что луна, до которой она однажды дотянулась рукой, вновь вернулась на небосвод и сияла оттуда холодным недосягаемым светом. Десятки тысяч лайков и восторженных комментариев в инстаграме собрало фото ее новых татуировок, и лишь одного сердитого «Возмутительно!» удостоилась сама девушка от того, ради кого это все и затевалось. Слезы обиды заструились по ее щекам, и она, сжав кулаки, быстрым шагом направилась к фонтану. Мультяшные дракончики не хотели смываться, как бы сильно Хана не раздирала руки в прохладной журчащей воде. А ведь полчаса назад они казались ей такими милыми, такими хорошенькими, и так подходили к ее новой заставке на стримах! Вот уже едва зажившая кожа покраснела и стала так щипать, что Хана ойкнула и быстро прекратила свое бесполезное занятие. Конечно же, она не была такой дурой, чтобы пытаться смыть татуировку, но ей требовалось выплеснуть обиду, а поскольку под рукой не было компьютера или приставки, где можно было бы надавать кому-нибудь пенделей, пришлось отыгрываться на собственном теле. Сосредоточенно баюкая свои зудящие, покрасневшие руки, она не заметила, как над ее головой в проеме окна, скрытого за ветвями цветущей сакуры, промелькнула тень. Чертов Шимада! Кто бы сказал пару лет назад, что юная киберспортсменка, которая лучезарно улыбалась зрителям с плакатов по всему миру, купалась в любви фанатов и бесстрашно сражалась за свою страну, будет так зависеть от мнения одного единственного человека! Да еще и кого — бывшего японского мафиози, потерявшего свою империю, брата и собственную честь! Да и к тому же годившегося ей в отцы. — Маленькая дурочка, — раздалось позади нее. Хана вздрогнула и застыла. С ее ладоней срывались капли, падая на пляшущую поверхность воды, в которой отражался высокий темный силуэт стоящего за спиной человека. — Что ты делаешь? Хана сердито сдвинула брови и резко развернулась, бесстрашно глядя в темные глаза. — Тебе не все равно? — язвительно спросила она, пряча руки за спиной. Долой с глаз, так долой. Хандзо быстрым движением перехватил ее руки так, что дракончики уставились своими большими глазами-бусинами прямо в его нахмурившееся лицо. — Зачем ты это сделала? — грозно спросил он. — Я… я думала, тебе понравится… — Хана замешкалась и вдруг снова яростно выпалила: — Извини, если мои руки оскорбляют твой утонченный вкус! Нечего тогда на них смотреть! Теперь в глазах Шимада-старшего промелькнуло что-то, похожее на удивление. Над их головами среди ветвей тоскливо запела какая-то птица. Из окна спального блока, принадлежащего Лусио, невнятно доносились басы, а из подвала, где агенты тренировались в стрельбе, порой вырывались приглушенные звуки выстрелов. Все вокруг было привычным, только вокруг этих двоих воздух словно наполнился невидимым электричеством, сосредоточившимся между нахмуренной моськой Дивы и замершим в недоумении Хандзо. Наконец, он вздохнул и устало опустил ее руки. — Нечего себя уродовать лишь для того, чтобы произвести впечатление, — глубокомысленно изрек он. — Тем более — на меня. — Я сама знаю, что мне делать! — упрямо возразила девушка. — Ничего ты не знаешь. — Он выудил из складок кимоно расписанный иероглифами флакон и, быстро открутив крышку, вылил себе на палец немного тягучей зеленой жидкости. — Давай сюда. Хана, совершенно не понимая, что происходит, вновь протянула к нему свои руки. Сопротивляться глубокому манящему голосу, от звучания которого по спине бежали мурашки, у нее совершенно не было сил. Присев перед ней на корточки, Шимада ровными, хирургически точными движениями размазал по ее рукам зеленоватую мазь, и по коже немедленно стал разливаться облегчающий холодок. Боль стремительно уходила, и, вдобавок, она ощущала, как тихонько дует на тыльную сторону ее локтей прохладный воздух из легких склонившегося над ней мужчины. — Спасибо… — неуверенно произнесла она, широко раскрытыми глазами глядя на его черные волосы. Его пальцы вновь мягко заскользили по ее рукам, и она увидела, как он торопливыми мазками что-то чертит по ее татуировкам. Голубые дракончики обзаводились затейливой зеленой чешуей, а их рожки стали напоминать усы сома. — Вот так уже лучше, — задумчиво сказал Хандзо и, растерев остатки мази, аккуратно завинтил крышку флакона. Хана, не веря своим глазам, поглядела на свои руки. — И правда — лучше… — все так же тихо ответила она. И вдруг, повинуясь внезапному порыву, обеими руками обхватила его за шею и поцеловала. Это легкое прикосновение губ длилось всего несколько секунд, после чего Хана с замирающим сердцем стремительно бросилась в сторону штаба. Забежав в свою комнату, она забралась с головой под одеяло и, жмурясь от обуревающих ее чувств, счастливо заулыбалась. Руки больше не болели, а сердце трепетало, как канарейка в клетке. Что бы ни произошло потом, как бы ни повернулась судьба, и скольких бы усилий ей это ни стоило в дальнейшем, одно она знала наверняка: сегодня она стала на шаг ближе к своей луне.