***
Ши’Ба была миром особым… Вообще, каждый мир так называемого (неофициально, естественно, только в просторечии, в быту) Аксаанского Союза был по-своему особенным, ведь каждый из них сумел привлечь внимание Стража, связавшего интересовавшие его планеты Коридорами с А’Ксааном. Формально, каждый из этих миров был автономным и суверенным, на деле же — они прочно были привязаны к Миру Голубых Рассветов торговыми, культурными и самое главное — духовными связями, и о многих из них к планетарным законам приравнивался, а то ставился и выше них Кодекс Стража — созданный Аксаанским Владыкой свод правил и законов для Одарённых, которые, впрочем, запросто распространялись и на тех, кого Аши обошла стороной. Ти-Ола, Ши’Ба, Ету/Сор и многие другие миры уже не могли существовать без аксаанских технологий — создать аналог Фрио-Рав или Фрио-Вей им было просто не под силу — это было дело Одарённых, которые упростили конструкцию до того, что теперь можно было пользоваться ей и Неодарённым. Ти-Ола была аграрным миром — она снабжала другие миры и деликатесами, и просто продовольствием, и все производство этой планеты было заточено под разведение различных пород животных и растений. Здесь же росли и многие целебные травы, потому и Целители работали по большей части именно здесь. Ету/Сор была планетой-шахтой, планетой-каторгой, куда издревле ссылали преступников в подземные пещеры, полные тау. Когда-то она планетой-садом, и быть бы ей таковой и теперь, ежели бы её звезда рассудила иначе, и не сожгла поверхность этого и мира, загнав жителей в пещеры, заставив их приспособиться к новым условиям. Те за тысячелетия выживания в суровом климате, почти без света тепла мутировали, став великолепными воинами, но — невероятно чувствительными к свету, потому в иных мирах они вели преимущественно ночной образ жизни. Конечно, полукровок это не касалось — они могли спокойно выносить даже души Шесс’Вод’е. И так у множества других миров были свои задачи, которые их жители выполняли намного лучше всех других, естественно, от простой, мирной жизни не отрываясь. Ши’Ба же была планетой, которую населяла раса самых лучших биологов — никто и никогда не найдёт лучших врачей, чем Шибан-Одарённые, часто сотрудничавшие с целителями Ти-Ола. Именно потому дохумы и шибан очень и очень плотно сотрудничали, часто порождая метисов, нёсших признаки обоих родителей — и рога, и хвост. Именно их земные люди называли демонами. Шибан лучше всех разбирались именно в медицине, во всех её отраслях, научившись с помощью Аши не только эффективно диагностировать, но и лечить различные заболевания, считавшиеся для людей много веков смертельными, а потом и сейчас так и оставшиеся без вакцины. А так же исцелять по-настоящему смертельные травмы, раны и ожоги — и отрезанную ногу они могли прирастить, и вырастить новую печень. Эти рогатые, фиолетовокожие создания, так похожие на людей, имели интересные черту, за которую их и ценил так Страж — они были «людьми науки», которые любили бросить себе вызов и с азартом броситься достигать недостижимого, сделать невозможное и повернуть все так, чтобы чудо стало привычным, почти обыденным. Они не ради славы, не ради богатства, а лишь для того, чтобы доказать самим себе, что они способны, что они достойны, шибан изучали не только самих себя, но и все антропоморфные виды, которые только были известны в Драконьих Пространствах. Как все настоящие учёные, они стали вне морали, над ней — они без угрызений совести пускали на опыты приговорённых к смерти преступников, заботливо выкупаемых или у других миров. Конечно, быть может, где-то в подземных лабораториях Ши’Ба создавались специальные, особые болезни, способные шутя, легко и непринуждённо косить один вид, и которые были безвредны для другого. Биологические оружие… Конечно, об этом не распространялись, дабы не вызывать так не нужную сейчас панику… Но теперь, когда Ца-Веба доигралась, пора применить их разработки!***
Если задуматься, её приближение должно было бы быть заметно ещё издалека — так тяжело, грозно она надвигалась, по-иному и не скажешь, практически чеканя шаг, и все же в каждом её движении сохранялась плавность, текучесть воды… Или кошки. Или Фурии… Как ни странно, именно с Фуриями её редко сравнивали — всё чаще с теми Драконами, Крылатыми Владыками далёких миров. Алые Призраки — они были хранителями того мира, откуда пришли те Одарённые, что составили в последствие Алый Орден, что расположился в Фрио-Тал. А она… Она тоже была Алой. Алая Княжна. Жестокое время порождало жестоких личностей, и однажды ей пришлось слишком резко повзрослеть, чтобы получить этот неофициальный, но очень говорящий для знающих титул. Она хотела быть милосердной. Она хотела быть доброй… Она хотела нести свет и процветание своему народу и всем живым, всем людям, всем разумным этого мира, уча их творить чудеса и творя их самой. Не получилось — ей просто не позволили такой быть, не оценили её душевных порывов, и пришлось зачерстветь, и не плакать больше при виде детских трупов, и не чувствовать боли в сердце от окроплённого кровью пепелища на месте дома врага. Или друга. Второе, конечно же — горше. Но как бы она хотела, чтобы ей никогда не приходилось испытывать и первое… Но — всякое бывало, и горели миры, а она всё ещё существовала. И теперь стражники делились на два типа — те, кто отважно и глупо пытался ей, со спокойствием и невозмутимостью Громорога шедшей к кабинету, в котором сейчас ощущался Король, преградить путь, и тех, кто раболепно преклонял колено, шепча молитвы на Высоком Афурите. Впрочем, ни те, ни другие не были ей преградой — она в любом случае дойдёт до того, к кому стремилась попасть. Тяжёлая, резная и расписная дверь распахнулась, повинуясь её Аши, и она, не обращая внимания на «стражников второго типа», бухнувшихся ей в ноги, вышла в центр просторного, но уютного кабинета, когда-то давно занимаемого её отцом. С тех пор он сильно изменился, но отголоски его силы оставались здесь до сих пор, и это грело душу, заставляя внутренне улыбаться… как давно она не была в Королевском Дворце. — Кто ты такая?! — прошипел Талэ, нынешний Король А’Ксаана. Это был высокий, очень худой, практически костлявый (тянула-таки из него силу корона!) аксаанец лет тридцати пяти на вид, типичной «королевской породы» — черноволосый и зеленоглазый, даже веснушчатый, но не внушал он ни восторженного трепета народу, ни боязливого благоговения. Не был он уважаем Детьми ШессˈВодˈе. Те терпели его, как нечто неприятное, но не вредное, не опасное для жизни. Как терпели зной или морось, потому что знали — пройдёт. И облачён Король был в традиционно тёмные, практически чёрные одежды синих, серых и красных тонов, расшитые серебром, а не золотом, ибо ещё много веков назад сказала она, что золото — металл тех, кто проливал кровь, и потому не пристало его носить тем, чьи руки или совесть не были обагрены. — Не притворяйтесь, что не узнали меня, Талэ. В конце концов, в Галерее мой портрет висит сразу же после портрета моего отца. И уверяю Вас — я совершенно не изменилась внешне. Это было её личным изощрённым удовольствием — издеваться над нерадивыми потомками, которые совершенно не создавали впечатления носителей крови своего Владыки, и только позорили их род, своих славных предков и королевскую династию. — Ты же не полагаешь, что я поверю в эту сказку про людей, которым больше двух с половиной тысяч лет? — прошипел мужчина, пиная при этом ногой одного из стражников. Тяжёлый случай. Идиотизм не лечится… Интересно, народ будет долго возмущаться смене власти? Или вообще не будет? Аксаанцы были вид смирный, своих Владык если не боготворивший, то почитавший, уважавший и благоговейно боявшийся. Короли при том были именно управленцами — они руководили страной, выполняя скорее административную, нежели духовную должность. У Гранд-Магистра Серого Ордена было и то больше реальной власти. — Во-первых — «Вы», а не «ты», — устало поправила наглеца Арека. — Во-вторых — аксаанцев, а не людей. И в-третьих — не сказка. — Аксаанцы — это сейчас, устоявшийся генотип этого мира, а тогда — люди. Не могли люди так измениться за столь короткий промежуток времени, чтобы суметь называться отдельным видом! — У вас есть дети, Талэ? — оборвала эту бессмысленную тираду Арека. Диагноз подтверждён, подпись главного целителя поставлена, пациент сейчас будет молить об эвтаназии. Никто не смел говорить с ней в таком тоне. Особенно — её потомки. Особенно — те, кто не чтил её отца. — Нет… — растерялся мужчина, занервничавший, ставший рыскать глазами по кабинету, словно в попытке отвлечься от дурных мыслей или поиске ответов. — Только племянник — сын сестры старшей. Двоюродной. — Значит, нет кровных родственников по королевской линии… — констатировала факт Арека. — Плохо. — Почему это? Насторожился? Правильно. Ареке не нужен был идиот на троне — сам канет в бездну, и народ за собой утянет. Хотя аксаанцы ушлые ребята, и своих правителей, что так неразумно отклонялись от заветов Владыки, благополучно свергали, отдавая корону его кровным родственникам — так, чтобы и власть была адекватная, и оставалась она у потомков Стража. — Потому что надо было бы вашу сестру на трон сажать, всё равно ей возможно теперь регентом при вашем племяннике быть, а руководить миром… Что же, кажется пора брать всё в свои руки, раз не справляетесь. — Что?! Тонкая, таившая удивительную силу в себе девичья ручка взметнулась, сжав воздух, словно дёрнув за что-то невидимое. Схватившись за сердце, Талэ грузно осел в своё кресло, тихо хрипя и дёргаясь, пока не замер, бессмысленно и стеклянно уставившись в расписной потолок Кабинета. — Ах, какая жалость… — прошептала Арека наигранно, и скорее даже для стражников, поднявшихся с колен. — Ах какое горе! Как радел за родину наш Король, как переживал! Не выдержало его сердце грядущих перемен, разорвалось, осиротив всю планету… Что же делать-то?! В помещение ворвались слуги, бросились к телу своего Короля, но спасать там уже было некого — тонкий звон оборвавшейся по её воле жизни всё ещё эхом отдавался в ушах. Когда убивать стало для неё так легко? Так… незначительно? — Передайте Гранд-Магистру, что Алая Княжна вернулась.***
Таким, как она, всегда, во все времена жилось тяжело — полукровки у их расы в принципе были явлением практически невозможным, ибо Мать-Природа (или же человеческие учёные, создавшие дар’ка?) была мудра и предусмотрительна, и у родителей, принадлежавшим к разным видам, ребёнок с равной долей вероятности мог родиться кем угодно… Если только родители не обращались к генетикам и не проводили селекцию, подобно своим предкам, продолжая эту странную, но имевшую свой смысл традицию, тщательно подбирая лучшие качества и свойства своего вида, избавляясь от худших и создавая предрасположенность к воспроизведению только таких же, как они сами. Те же беркские Хофферсоны, или местные, из «берсерков», Фаеры, впрочем, выродившиеся за последние годы, были тому ярчайшим примером. У них в роду был концертный вид, и кто бы не становился супругой Наследника или Главы, их дети оставались все тем же видом. Появлялись они, гибриды, только у союза представителей разных подвидов одного вида, и именно в том и была сложность — подвиды были у столь ничтожного количества видов, что даже принимать их во внимание во всем этом разнообразии дар’ка. И Фурии были в числе таких вот «особенных». Ночное Сияние… Какое же оскорбительное имя им дали эти проклятые чистокровные. Но ей просто до неприличия повезло, и при том даже не один раз: во-первых, когда она умудрилась своим талантом впечатлить Мастеров Братства Тени из Храма Ревионкерского Архипелага (у неё была просто феноменальная память — она могла воспроизвести даже несколько лет назад прочитанный текст или чьи-то слова, и поэтому же очень быстро осваивала языки, однако у этого была обратная сторона — боец из неё был совершенно никакой…), а сбежав из места, где учили её, быть может, и неплохо, но при этом травили за один только факт её нечистокровности, она умудрилась найти убежище у дар’ка влиятельного равно в той степени, чтобы суметь её защитить от возможной мести со стороны бывших братьев и сестёр. А то, что плата — её талант, точнее — использование его по назначению, переводы древних текстов в поисках чего-то неизвестного, но явно очень важного. Это было даже интересно… Как потом выяснилось, Буря, благодаря которой стал возможен её побег из Храма, была спровоцирована, скорее всего, гибелью сильного Одарённого, коим точно был Наследник Берка. Свободная Ночная Фурия, Чистокровный, пусть и не родовитый Одарённый дар’ка, сумевший не только оказаться вне досягаемости Братства, но и вырасти в полноценную личность, и даже самостоятельно разработать оружие, работающее на Аши! По сути — почти аксаанские технологии. И он пришёл к этому сам! Без Мастера! За его жизнью наблюдали все несогласные, пусть и давалось им это очень непросто… Его гибель стала ударом. Трагедией. Но… Всплывшая из неназванных ей источников информация о том, что здесь были замешаны Небесные Странники, в корне меняла дело — значит, либо парень был жив, либо — не совсем жив, но вернётся лет эдак через пятнадцать, что, в общем-то, немного для них, долгоживущих дар’ка, либо умер… но все равно вернётся. Как Старший. Но это — крайний вариант, самый нереалистичный. Но в это хотелось верить…***
Когда на тридцать пятый свой день рождения она вернулась в Тау’Ксу, то не узнала город — почти год она здесь не была, и за это время он знатно разросся, в нем ощущалось раза в полтора больше искорок жизни, чем раньше. Арека и предположить не могла, откуда в столице взялось столько разумных за столь короткий срок, но решила не забивать себе голову ненужными мыслями — их выгоняла мгновенно парившая метрах в двадцати над городом Пирамида, из вершины которой уходил ввысь, разбивая небо и теряясь в нем, темно-синий, словно огонь, сотворённый её отцом, столб света. Королевский Дворец… Её дом? Но разве могла она называть похожее на диковинный Храм древней и таинственной цивилизации домом? Она прекрасно помнила, что отец даже в юности своей был кровей не простых — наследник целого народа, как никак, и в последствие его социальный статус, пусть и среди драконов, только рос. Однако при всем этом, ценя комфорт и уют, он с откровенной неприязнью относился к роскоши, вычурным одеждам и интерьерам, во всём предпочитая простоту и функциональность. Однако, коли назвался Королём — соответствуй. Приходилось. Потому эта громадина, построенная на руинах древней Тау’Ксы, историю которой частично раскрыла Лаун, взявшаяся натаскивать их отца по различным дисциплинам, прививая помимо прямолинейности, коварность и изящество. Впрочем, уже спустя пару лет после Великого Перехода он, Высший, явно уступал Небесной Страннице только в опыте. В простом жизненном опыте… Да и как на тот момент сорокалетнему Стражу было тягаться в этом с тысячелетней Странницей? Им было уже тридцать пять… Но Арека не ощущала этого, этих минувших лет, что пролетели словно во сне — так стремительно, так нереально! Она, как и отец, как и вся Королевская Семья, застыла во времени, и, похоже, ей теперь очень надолго ходить в облике восемнадцатилетней девы… Мать за эти годы родила ещё троих: двоих мальчишек, которых назвали Шани и Вердэ, и девчонку — Нику. Однако, она видела их редко, от силы раз двадцать за минувшие десять лет, а потому не заметила, как они выросли в серьёзного молодого мужчину, заносчивую девицу и слишком серьёзного для своих лет мальчугана, а ведь ему, Шани, было только пять… Впрочем, сказать про Нику, что она была заносчивой, было приуменьшить действительность — избалованная королевская дочка, в старшей сестре она видела сильного воина, талантливую Одарённую, но никак не старшую Княжну, первенца Владыки. Вердэ же, старший после них с Девом, выглядел на свои двадцать, словно это он родился раньше на несколько лет. Братом Арека называла только Дева. Он был для неё островом спокойствия и стабильности в этом безумии, в этой нескончаемой гонке и неподходящей суете. Он казался действительно старше неё ментально, хотя именно она родилась раньше на целых пять минут. Он, вспыльчивый и ехидный, защищал сестру от нападок злоязыких горожан, только ей показывая, насколько умел быть добрым, понимающим. Он был частью её самой. Её половиной… Только Дев. В общем, с младшими отношения не ладились — она для них была какой-то чужой, она была… Иномирянкой для них, первого поколения аксаанцев. И только Шани, которого она побаивались и которого, юного Видящего, взяла в ученики Мирослава, смотрел на неё хоть и без особой теплоты, но хотя бы без неприязни. Взгляд у самого младшего брата был пронзительным. Мать говорила, что больше всех мальчик напоминал ей Руни, когда тот был ребёнком — таким же излишне серьёзным, аномально равнодушным и спокойным. Трудно было представить теперь его, Князя Руни, саркастичного, уверенного в своих силах, спокойного и только внешне безэмоционального молодого (На вид, на вид! Ведь он был старше её почти на одиннадцать лет…) мужчину не только таким вот жутким, слишком взрослым ребёнком, но и ребёнком в принципе. За годы своих путешествий по А’Ксаану Арека сблизилась с ним, с Руни, в котором видела поддержку, друга, старшего товарища… Но ценой и причиной сего было, что не могла она иначе, отдалившись от своей семьи, от матери, к которой в детстве была так привязана, с которой постоянно проводила время раньше, даже от отца, который, на ее глазах одним лишь движением руки, лёгким и непринуждённым (но она то видела, сколько в него было вложено силы), он поставил на колени толпу мятежных крестьян — тех, кто пришёл на А’Ксаан в раннем детстве или уже родился здесь. Они, эти безумцы, решили, что Король им был не нужен, и в этом мире они могли сами прожить без его защиты и руководства. Все бы ничего, оставили бы эту область благополучно вымирать из-за неизученности климата и местных очень неприветливых хищников, защитой людей от которых зачастую сейчас и занимались драконы, попутно вычищая территории под свои гнездовья. Сотня человек… Разве выжили бы они осенью, не имея запасов и имея минимум представлений об этом мире? Но эти ненормальные, уходя в неизведанные степи, покалечили Стражников, попытавшихся выяснить причины происходившего произвола… Некоторым из них просто не успели вовремя оказать помощь (рана от топора не есть то, что быстро проходит) и они просто истекли кровью. Отец… Владыка тогда был в ярости. …Она была первой из людей, не считая принёсших присягу Стражу вместе с головой предавшей его Королевы Защитников Крыльев, кто стал называть его так, а вслед за своей Княжной это подхватил и народ… Ей тогда было тридцать три, но она все ещё не могла ощутить себя по-настоящему взрослой, оставаясь и для других, и для себя самой в большинстве ситуаций, юной и непосредственной. И тогда Арека впервые за все годы своей жизни (пусть всё, что было до Великого Перехода, сейчас казалось таким далёким, красивым ярким сном — только впечатление, никаких деталей) увидела холодное бешенство в глазах Короля — как заледенели черты его лица, став же словно нечеловеческими. «Пойдёшь со мной, Арека», — сказал он ей тогда. — «Ты должна видеть, как поступают с предателями…» На Дева же тогда он даже не взглянул. … Почему?.. А Король не стал сразу карать своих глупых подданных. Арека помнила всё. Как невозмутимо он задавил их своей силой. Как спокойным голосом дал выбор — мирно жить и больше не калечить его подданных, не пытаться совершать глупости, или понести наказание за мятеж и гореть. Кто-то сдался на милость Владыки, кто-то — в отчаянии бросился на него с вилами и топорами, в невежестве своём надеясь убить. И горели. Горели, крича и плача, в тёмно-синем пламени, что не трогал ни травы под ногами, ни стоявших рядом с ними людей, оставляя после себя только горстку пепла. После тех событий Арека назвала Стража отцом только мысленно. Принципиально. С этим быстро все смирились — в конце концов её так часто не бывало дома… Признаться честно, только двое людей — мама и брат — были причиной того, что она регулярно, два раза в год — в дни Летнего и Зимнего Солнцестояний — прилетала в Тау’Ксу. Её напарницей стала Ночная Фурия Иерри — старшая из дочерей Кломы (одной из лучших подруг Королевы Сатин, её напарницы, почти сестры) и Тагуша, (Советника Владыки, дракона опытного, умного и сильного), но все равно безмерно юная, прошедшая своё Великое Странствие уже на А’Ксаане. А как боялась Арека вернуться домой из очередного странствия с докладом, и увидеть морщинки на лице матери! Ведь она, как и все, кроме отца, продолжала оставаться смертной, пусть и очень сильный Одарённой. Страшно было увидеть подтверждение смертности матери — ведь Владыка был вечен. Бессмертен. Но пока он того желал, казалось, время было не властно над его семьёй. Хотелось бы, чтобы это было так…***
Нави вернулся из чужих воспоминаний, судорожно пытаясь отдышаться — словно все это время он провёл под водой, не всплывая, и сейчас наконец-то мог наполнить лёгкие этим бесценным воздухом. Это перенеслось бы проще, то есть вообще без последствий, если бы он досмотрел до конца, но ему пришлось неожиданно прерваться, ведь откуда-то снизу, с нижних уровней Дворца, то есть из Королевских Этажей, эхом донеслась чья-то смерть. Особенно его обеспокоило то, что Архивы были экранированы. Ведь что должно было случиться, чтобы отголоски этого дошли до него? Сейчас Мастер благополучно куда-то умчался, и, кажется, на А’Ксаане его не было. Вид у него, когда он шёл в сторону главного Храма, был весьма таинственный, какой-то торжественно-мрачный и чуть-чуть обеспокоенный. Выбирая между делать и не делать, Нави решил выбрать первое, а потому, быстро собравшись, он помчался туда, откуда до него донеслось то самое эхо, сумевшее пробиться сквозь неоднородное пространство и время. Он уже приспособился жить в этой неодномерности и сильных скачках в энергии окружавшего его мира, а потому и в Архивах чувствовал он себя, словно дома. …А был ли у него дом?.. Добраться до эпицентра было не трудно — остаточная энергия все ещё гуляла по дворцу, туго скручиваясь в подобную их галактике спираль, в центре которой и находилось то, куда он стремился… А Нави был достаточно сильным Одарённым, чтобы благополучно не обращать внимание на такие несущественные мелочи, как то, что для большинства аксаанцев, все же, такой уровень чувствительности к Аши, «пропускной способности», был почти запредельным. Незамечаемость, уже рефлекторно устанавливая юношей в подобных ситуациях, не была невидимостью, и при желании обнаружить его не составляло труда, но — если знать, где искать. А о его нахождении здесь знали только Гранд-Магистр и Мастер Ли. В общем, определить, что Эпицентром оказался Кабинет Короля, было достаточно просто, однако этот факт уже внушал беспокойство, ибо кто из связанных с Пирамидой (которая Куб, ха!) Разумных мог умереть в той проклятой комнате?.. Ответ напрашивался сам собой, но верить в него не хотелось. Так не кстати! Так не вовремя! Ещё и… осмелевшие в край Цавебийцы начали кусать руку, их кормящую! Точнее, Мастер не оккупировал этот мерзкий мир (о своих первых годах, проведённых среди Инициированных из Храма Нави, вспоминать не любил) только потому, что об этом слёзно молили Мастера Цавебийского Ордена, присягнувшие Стражу. И те, кажется, стали забывать, кому были обязаны своей свободе… Распахнув дверь в Кабинет, а точнее — просочившись вслед за ворвавшимися в помещение слугами, Нави оборвал все свои размышления, переключаясь на «здесь и сейчас». В кресле, богато украшенном, наверняка невероятно удобном и в коей-то степени напоминавшем трон, сидела девушка лет двадцати пяти на вид, но тёмная склера безгранично мудрых и даже чуть усталых глаз, мгновенно пригвоздивших его к полу, словно и не было на нам полога Незамечаемости, говорила, кричала даже о том, что это существо намного старше, чем выглядело. Не существовало седых аксаанцев. Седых в понимании людей. А все почему? Многие бились над этим вопросом, и все безрезультатно, за заумностью своей упуская очевидное — у Детей Шесс’Вод’е «седина» тоже была чёрной. Потому даже все полукровки к концу своей жизни, несмотря на то, что они могли родиться, подобно етуру и сорен, платиновыми блондинами, щеголяли пышной антрацитно-чёрной косой. Как забавно… Его Мастер — единственный из всех аксаанец, у которого были седые в человеческом понимании волосы. Самый далёкий от людей Одарённый Мира Голубых Рассветов оказался к людям ближе всех! В общем, если сделать скидку на «аксаанскую седину», то эта девушка почти не изменилась — ведь именно она смотрела из зеркал в воспоминаниях, которые он только что просматривал в Архивах Памяти, только рыжей косы до пояса не было и в помине. Зато в нынешнем своём обличии была безмерно похожа на своего отца. На то и был расчёт?.. — Мир дому твоему, Княжна, — сказал Нави, почтительно поклонившись.***
Сколь просто было Высшему Одарённому возвестить весь мир о своём присутствии, столь трудно им было его скрыть, и только большой опыт в этом деле, как и приобретённые за века его незримого правления привычка не выделяться, находиться в тени, ведь так было проще, эффективнее, помогли ему не привлечь к себе внимание всех одарённых этого крохотного мира. А повод посетить этот скромный мир был, и ещё какой! С ним было связано много событий такого далёкого, такого горького прошлого, что о нём ему хотелось только молчать — чтобы не бередить раны на душе. В том числе и раны в практически прямом смысле — разорванная Связь навсегда оставляла периодически «кровоточащий» рубец, это он выяснил для себя ещё в далёкой юности, когда только познакомился с Айвой, когда только начался его путь. Как же давно это было… Чёрные Горы, проклятая и благословенная Адэˈн, Драконий Край, Красная Смерть, обе битвы за Олух, бойня при безымянном острове и… его смерть. Его рождение, как Высшего. Там, в далёкой, незаметно и неотвратимо ушедшей молодости остались и такая юная, наивная и отважная Сатин, и братья, и дети… Одуванчик… Он не уберёг её — в событиях того кошмара, который ныне называли сухо и безвкусно Великой Смутой, в той мясорубке перемололо их всех, навсегда покорёжило душу и сознание. Столько раз он вытаскивал свою Ученицу из всех тех приключений, которые она так внезапно для себя находила, столько раз спасал и столько раз винил себя за то, что чуть не потерял её, прекрасно зная, что если её не станет, он, ослеплённый горем, уничтожит всех и вся. Как показала практика — не уничтожил. Не отомстил. Даже не сумел вовремя оказаться рядом, чтобы поддержать, дать совет его юной Княжне. Не сумел похоронить… Да и как хоронить свою Королеву, свой огонь, свой Свет, свою Жизнь, если сам — вне жизни и смерти, вне привычного пространства и времени… Если ты сам там — За Гранью. Во всей этой ситуации был виноват только он сам — не досмотрел, не уследил, не оказал должного внимания, не помог, и вот он, результат его ошибок, его тщеславия и гордыни. Гробница из чёрного, словно сотканного из самой Дха, камня, богато расписанная и украшенная, величественная и мрачная — как и её владелец. Всё вокруг буквально кричало о том, что это место наполнено было силой, да и без того он знал — это самый мощный Источник на всём Аритуме, но, увы для его обитателей, скрытый от них, навечно спрятанный теми, кто так раболепно обожал своего Хозяина даже после его смерти. И в насмешку ему громадная, но незримая для всех живых (но ему-то что… он уже много сотен лет не был живым) усечённая пирамида фонила отчаянием, безысходностью, жаждой крови и усталой ненавистью, дурманя разум, зазывая почему-то алеющим на фоне первозданной тьмы пышным входом, который украшали устрашающие, но тоже богато инкрустированные драгоценными камнями и металлами искусно сделанные статуи безликих, но хорошо, просто великолепно вооружённых воинов, готовых вечно защищать покой своего господина. Аран горько вздохнул и переступил порог гробницы. Дохнуло потусторонним, но таким знакомым ему холодом — ни следа от только напекавшего ему голову яркого летнего ещё солнца этого крохотного мира. Послышались больше присущие Храмам Грани шепотки на грани сознания, неуверенные, неразборчивые, и невозможно отвлекающие от главной цели пришедшего сюда разумного, призванные сбить его с толку или даже напугать. Изнутри Гробницы выглядела уже не так мрачно и лаконично, как снаружи — множество рельефов, скульптур и мастерски сделанных фресок. Казавшиеся парившими перед стенами изображения мозаик поражали сознание обилием оттенков и точностью исполнения. Золото, тау, тиол, драгоценные камни, мрамор местных пород — тоже чёрный, похожий на звёздное небо. На самом деле — весьма странное строение для тех, кто даже не верил, а прекрасно знал, что после смерти начиналась новая жизнь, по крайней мере в большинстве случаев. Аран, осматривая уже третий зал, наткнулся взглядом на события, приведшие его сюда, собственно говоря. Фреска изображала его собственную гибель. Миг его величайшего бессилия. Поджав губы, мужчина резко отвернулся, дабы не раздражать самого себя, не злиться — это сейчас ему точно было не нужно. В конце концов, он сюда пришёл не за этим. Уже не останавливаясь, он дошёл до усыпальницы, где находился в противопоставление всему мрачному шику стен и залов очень скромный, почти аскетичный саркофаг и невероятной схожести статуя хозяина этой самой Гробницы, а у противоположной стены — его свита, мастерски выполненный рельеф, с которой он прошёл свой путь от начала и до конца. До самого конца. Лицо Тёмного Князя было спокойным и умиротворённым, хотя каким ещё могло быть это не по годам юное лицо, единственное, не спрятанное за маской, лишь чуть прикрытое капюшоном? Хотя прожил он жизнь очень долгую и насыщенную событиями — сто тридцать два года, пусть и в пересчёт на аритумское летоисчисление чуть-чуть поменьше (всё же год в этом мире был дольше аксаанского почти на два месяца). Обойдя саркофаг, украшенный одной только двенадцати лучевой звездой, мужчина оказался прямо напротив статуи, которую только что с тоской разглядывал. Не сдержавшись, Аран сделал ещё несколько шагов вперёд и протянул руку к этому лицу. Не коснулся. Нет. Ощущение чужого присутствия тревожной струной ударило по нервам, но бояться мужчине было нечего, потому он, замерший на половине движения, обернулся совершенно спокойно, практически равнодушно. — Здравствуй, сын. Зелёное пламя глаз призрака словно пыталось испепелить его душу. А Дев был всё таким же вечно юным, как и его сестра, словно и не провёл две с половиной тысячи лет взаперти, в этой богатой, торжественной каменной темнице… Словно он был жив. Но реальность ставила всё на свои места, безжалостно вырывая их из мира иллюзий. — Зачем ты пришёл?! Аран сохранил на лице печальную улыбку, ощущая — не было в нём гнева на убийцу любимой, единственной его жены, таким растерянным, таким несчастным выглядел сейчас его сын за всей своей пеленой мрачной таинственности. — Я с тех пор… с того самого дня я так не разу тебя и не видел, сын, — пробормотал он, не обращая внимание на гневный и… обеспокоенный? взгляд юноши, коим он навсегда остался для Стража. Навсегда. — Не называй меня так. А эти слова резали без ножа — что бы ни случилось, его боль заглушило минувшее время, отняв чувствительность, стало быть, но слышать это… Больно. Горько. — Разве ты отрекался от меня, Дев? — покачал Аран головой. Сколько гнева в этом взгляде, сколько злости, сколько… растерянности и бессилия что-либо изменить. О! Как знакомо ему было это бессилие, эта беспомощность! Когда будучи самым сильным Одарённым целого мира, он не мог спасти свою ученицу, и ничего не стоило в тот миг его могущество. Пустой звук. — А разве ты от меня — нет?! — прошипел буквально по-драконьи Деврон, скаля белоснежные, но всё равно словно немного прозрачные клыки, щуря свои пронзительно-зелёные глаза. Если не обращать внимание на отсутствие дыхания, биения сердца и гудения крови, то даже казалось, что сын был жив — так эмоционален был его Призрак, его тень, его Разум, и от этого становилось только горше, ведь снова его безмерная мощь не стоила и пыли под его сапогами. Сын был мёртв. Уже много веков. И он, Аран, давно заметил цикличность, периодичность в своей жизни-не-жизни — ведь он снова стал безмерно, с точки зрения человеческой морали, жесток к врагам и тем, кто оставался нейтрален, при том, что своих был готов защищать до конца. Но «свои» тоже делились на несколько подуровней — и семья стояла на вершине. Сын был семьёй. И Аран его уже давно за всё простил. — Никогда. — Что? — шок, растерянность и бесконечная печаль от осознания собственных ошибок отразились в глазах Дева. — Мне советники сказали, что ты отказался от меня. Назвал недостойным. И именно потому на трон должна была сесть Арека… Столько лет я верил в это! Его сына просто и незатейливо подставили. Использовали, как куклу, как марионетку, как послушного фанатика, чтобы добиться своих неясных целей, воспользовавшись его желанием лучшего для всех. Сыграли на его гордости. Он просто хотел доказать, что достоин… Как и сам Аран когда-то, когда был ещё Иккингом, когда искренне верил в истины отца, и чем это закончилось? Тем, что он сбил-таки Ночную Фурию, доказал сам себе, и… Результат был безмерно печальным. — Прости меня, Деврон. Я очень виноват перед тобой… В юности в своих бедах я винил отца, и лишь теперь вижу — я сам был тогда виноват. И очень жалею, что не дал ему шанс. Хотя мог. Я очень хотел не допустить повторения истории, и… — Аран печально усмехнулся. — Согласись — не допустил. Она вышла ещё страшнее. Усевшийся на собственный саркофаг и таким живым, таким… своим! жестом подперев кулаком голову, Дев слушал его монолог и смотрел с каким-то нечитаемым взглядом. Повисло молчание. — У тебя были причины убить его, — отозвался парень наконец. — В конце концов смерть тысяч детей даже своему родителю простить невозможно. Я не виню тебя. Давно простил… Простил… Он тоже простил. — Арека говорила, что отпустила тебя с миром, — улыбнулся Аран. — Не смогла убить… — Вот уж на кого я точно не держу зла, так это на сестру! Как я страдал, когда ей пришлось погибнуть… Как я страдал! Это было самым тяжёлым событием моей жизни. — А посмертия? — Для посмертия самым тяжёлым было смотреть на то, во что превращается мой мир, — неожиданно признался Дев, на миг показавшись тем, кем он и был на самом деле — правителем своего мира. — На этих… дар’ка, на то, что их правители делали со своим народом. — Ты ощущаешь информационное поле Аритума? — ахнул Аран удивлённо. Это было уже интересно. Запертый в Гробнице Призрак, привязанный к собственному телу, был бы на то не способен, а это означало… — Да, отец… — улыбка его больше не была похожа на оскал взбешённой Фурии. — И да, я не Призрак. В моей гробнице заточен не только мой Разум, но и моя Душа. Я есть то, чем и кем был при жизни, но просто лишённый своего тела, физической оболочки. — Дух, значит. — Хранитель Аритума, — поправил его Дев. Он словно успокоился — не казался он больше обиженным подростком, да и не был он им, всего на четверть века будучи младше Арана. По сути — ровесники. — Вот оно как… я не знал. Что же, ответь на пару моих вопросов, и я отвечу на твои. Я же вижу, что ты хочешь знать что-то. — Я совершенно изолирован от всей вселенной, но вся жизнь Аритума предо мной, в моих руках. И ускользает из них, как песок сквозь пальцы. Сестра оказалась воистину безмерно жестока в своём милосердии! — внезапно решил разразиться целой тирадой Деврон. — Моё желание сбылось, я — Владыка мира, но без возможности что-то решать, что-то менять. Даже помочь. Даже спасти… У меня все знания этого мира, но меня никто не видит и не слышит, даже Одарённые! Одарённые! Тех, кто нашёл это место, за эти тысячи лет, по пальцам одной руки можно пересчитать. Это Братство, будь оно проклято, Детей Тени — то, во что выродились мои Чёрные Рыцари! Я даже не могу покинуть стен своей Гробницы. Меня забыли. Шести поколений оказалось достаточно, чтобы кануть в Лету моему имени… — Ты хочешь иметь власть? — Я хочу уберечь этот мир, отец, — и голос усталый-усталый… — Я навечно привязан к нему, и выживание его — мой главный интерес. Единственный даже. — Что же… скажи, сюда приходили до меня дарˈка? — решил больше не тянуть резину и перейти к делу Аран, чтобы не терзать себе больше душу… и совесть. — За последнюю сотню лет? — Да. Левиафан, — тут же послышался ответ. — Около семидесяти лет назад… Расспрашивал меня, пытался мне угрожать, что снесёт Гробницу, сровняет её с землёй! Потом, вернувшись с теми, кто мог исполнить угрозу, он мой остров, конечно же, даже не нашёл, но его наглость пределов, в общем-то, не имела. Утащил слепки памяти моих Учеников, которые те оставили перед смертью своим потомкам. Нахал. Интересная характеристика внезапного, но долгожданного гостя. — Левиафан… Знакомо. Плохо всё это пахнет. Аран вздохнул. — Он представился Смутьяном, — добил его Дев, хитро ухмыляясь, словно и не было тех страшных событий века назад, словно и не… пал он. — Думаешь, тот самый? Это плохо. Это очень плохо! — Тебе виднее, это ты с ним знаком был. — Не так уж и знаком… — чуть смутился мужчина. — И он покорёжил сознание твоей бабушки, послужил косвенной причиной её гибели. — Как беспринципны в достижении своих целей Короли! — заявил Дев, после своего глубокомысленного молчания, с намёком стреляя глазами, но уже по-доброму, с мирной подковыркой вместо ожидаемого и, собственно говоря, вполне справедливого обвинения. — Если это действительно Белый Король, то… — Аран обескураженно покачал головой, судорожно соображая, что же теперь делать, прикидывая варианты развития событий при новых данных. — Страшный противник. Иккинг с ним не справится. Даже с поддержкой одарённых. Даже с помощью своего брата… Этого не было ни в каких расчётах. Этого не докладывали. Как он упустил это? Как недоглядел?! Если Одарённый, причём — дарˈка, причём… Истинный такой силы противостоял Иккингу, то плохи его дела — в игру придётся вмешаться самому Арану, а он этого делать не хотел совершенно, желая, чтобы ученик покорил мир своими силами, ведь и победа такая будет ценнее. Не подачка с барского плеча — а результат собственного труда, заработанный потом и кровью. — Он не Высший, это факт, — успокоил его Дев, заметив задумчивость на лице отца. — И не Старший даже, иначе бы ему не пришлось угрожать. Значит, просто сумевший вспомнить немало фактов из своих прошлых жизней Одарённый. Талантливый, чудовищно сильный, явно с предрасположенностью к менталистике. — Кого-то мне это напоминает… — Тебя. Ты тоже был таким. Шёл к своей цели, не замечая преград… Ответь мне на один-единственный вопрос, и я помогу твоему… Ученику по мере своих сил, — внезапно переменил тему парень. — Если ты позволишь мне это, конечно. Правильно добавил. Предусмотрительно… И интригующе. — С чего тебе помогать Иккингу? Тебе-то от этого выгода какая? — Много выгоды! Хочу загладить вину перед Магни — убил его я ну очень некрасиво. Силён был! Ну, или мне просто скучно. Или я, как уже говорил, стремлюсь уберечь свой мир от всяких наглых Левиафанов. Выбирай любой мотив! — Какой вопрос? — Что теперь сталось с Арекой? — ошарашил его несчастным и даже виноватым взглядом Дев. — Она ни разу… ни разу здесь не была, как и ты, и я беспокоюсь же — как она там. Вести на Аритум доходят с таким запозданием… или не приходят вовсе. — А что с ней станется? — улыбнулся Аран, вспоминая дочь. — Стала родоначальницей королевской династии, успела добраться до Большого Круга и вернуться с него. Сейчас Арека обрабатывает нынешнего Аксаанского короля… Вернее обрабатывала. Хм… — мужчина прислушался к чему-то неведомому, нахмурился даже. — Что это она задумала? Ну, а в это время мой ученик тщательно изучает вашу историю. — Нашу, — поправил его многозначительно Деврон. — Нашу историю, отец, — ты тоже в ней причастен. Хотя и неблагоразумно самоустранился тогда… Ай да Ари! Никогда в ней не сомневался. И глаза-то как загорелись при словах о сестре, и это у мёртвого-то! Ой, не с проста оно! — Скажи мне вот что… Если бы Арека осталась бы на Круге, что бы ты сделал? — внезапно строго задал свой вопрос Аран, вглядываясь в лицо сына. — История не знает сослагательного наклонения, но… Я самый счастливый и самый несчастный человек на этом свете, отец! Две самые лучшие, самые замечательные женщины этой вселенной, это мои мать и сестра. — Не увиливай от ответа, Дев. — Нашёл бы я её, отец, — ответил парень тихо. — Потратил бы многие годы, но нашёл бы. Стал бы Учителем ей… Скорее всего, женился бы на ней. Естественно, не сказав ей, кем она была когда-то. — Потому у тебя нет детей? Ведь у тебя были только Ученики. — А’Ксаан — наш с ней мир. Он принадлежал нам в одинаковой степени, в равных долях… Ни с кем другим я не согласился бы его делить. Одна кровь только мешала. — И всё же ты безумен. — Не больше тебя, отец. — Что же… я выполню обещание. Ты свободен. Делай что хочешь, Дев. Можешь уйти на покой, а можешь остаться. Этому миру нужен Хранитель. — Куда я денусь от Аритума? Ведь его мне подарила моя замечательная сестра…***
Что-то на Аритуме стремительно менялось — недавняя Буря в Аши была тому ярчайшим подтверждением, и потому смутная тревога поселилась в сердце мужчины, что невозмутимо смотрел на бурю уже метеорологическую, бушевавшую за окном который день… Шторм, что сумел сотворить поистине невозможное. То, что не сумели его лучшие бойцы. Убить Иккинга Хеддока. И дело было даже не в везучести мальчишки, не в его имени — хотя и оно по своим причинам внушало немало беспокойства. И не в его происхождении, родословной… В его силе. Убить Хеддока было делом принципа — избавиться от потенциального конкурента нужно было любой ценой. Простые и тривиальные инстинкты Истинного. Впрочем, имя тоже говорило обо многом — конечно же, это был не сын той, земной Валки, даже не его перерождение, но… это мог быть, и даже скорее всего был потомок, да ещё и реинкарнация брата Стража, о котором ему тогда, много тысяч лет назад, докладывали. Он мог стать проблемой — привлеки он внимание своего Брата. Уж не стала ли его смерть ошибкой?