***
Меньше голова не болит, но его положение становится яснее. Правда этот Генри тоже та ещё жесть, но он вроде бы даёт хоть какие-то ответы и пояснения, а мозги у Ника всегда варили более чем хорошо. Иначе, при его довольно щекотливом…хобби, и нельзя было. Генри несёт чушь, параллельно раскрывая эту Дженни, но Ник думает лишь о том, чем ему грозит такая осведомленность, и что они собираются делать с принцессой. Джекилл делает несколько шагов в сторону Аманет, что совсем недавно хотела вонзить в Ника какой-то древний кинжал, была хозяйкой положения, так небрежно и словно походя поднимая себе в услужение мертвецов и меняя рамки реальности в сознании своего Избранного, и Мортон видит, как она дрожит, словно уже проявляла характер, но получила пощечину и теперь старалась с этим смириться. Ник смотрит на неё — совсем не та красавица, что предстала перед ним в видении, и кажется, она стыдится своего вида. Будь ее воля, она бы скрыла и своё иссушенное временем тело, и безобразные тряпки, в которых ее похоронили, заменив их невесомыми лёгкими тканями. Но она не может. Её поставили на колени, как рабыню, как скот, вынуждая появиться перед Избранным в столь неприглядном свете. Опять. А ведь он смотрит. Смотрит на неё тёплыми глазами, ничего не может понять из того, что говорит этот Генри, в котором Аманет чувствует почти ту же силу, что дала ей вторую жизнь. — Что вы с ней делаете? Аманет кажется, что она снова маленькая девочка, и отец ещё заботится о ней, балует её, не забывая учить. Но ее сердцу так тепло от беспокойства Избранного. Ника. Николаса. Она сейчас совсем не управляет им, у нее нет сил и ей так больно… Но нет времени жалеть себя. Аманет как никто знает всю силу слов, что слетают с губ и бередят сознание, выворачивая душу. Поэтому она говорит. Говорит, обнажаясь сама, доставая из памяти боль от предательства отца, свои скорбь и одиночество. Говорит, потому что хочет быть понятой Им. Но пока видит лишь недоумение. Ник винит ее в убийстве отца, мачехи, брата. Аманет прикрывает глаза. Её мучает невыносимая боль, но принцесса ведь должна уметь терпеть её. Преодолевать. И говорить снова. — Что ты знаешь о моём времени, Ник? — Аманет склоняет голову, пусть иглы и впиваются от этого сильнее и глубже. Он не должен знать, что боль выворачивает ее наизнанку и путает мысли. Не быть слабой. Только не перед ним. Избранный слегка пожимает плечами, мотает головой, но Аманет видит — готов выслушать ее. Она не просит большего. — Я рада, что тебя не было там. Пока я была единственной наследницей, я могла быть уверена, что уготованный мне трон рано или поздно даст мне возможность… Дышать. — Дышать? — удивляется Ник. — Да. У принцессы, наследующей трон, нет права на ошибку. Она должна быть не только царицей, но и царём, — голос Аманет дрожит, но она все равно мягко окунает его в очередное видение. Её первые тренировки. Как болело маленькое тело будущей царицы и как сурово было наказание за каждый проигрыш, каждую ошибку. Ник вздрагивает, слыша звонкий удар пощёчины от недовольного отца, а рука у того была тяжелая. Он хочет подойти к маленькой Аманет, которая давит в себе рыдания, обиду и слезы, но старшее ее воплощение останавливает его прикосновением тёплых пальцев. Ник останавливается почти беспомощно, взглядом прося сделать хоть что-то, но принцесса качает головой. После он видел, как она училась убивать — оружием, своим уже тогда прекрасным тонким телом, тем, что окажется под рукой. Как она наблюдала за действием самых разных ядов, применяла их сама и училась распознавать. Как проходила через их действие сама. Крошечные дозы и быстро данные противоядия не умаляли пережитых боли и ужаса. Николас не скрывает слез, видя сведенное судорогой юное тело и помутившееся от боли сознание, настигнутое бредом. А после перед его глазами оказалась комната. Подвал, с цепями вдоль стен и соломой на полу. Здесь, исхудавшие и измученные, потерявшие всякие волю и разум, сидели мужчины и женщины. — Ч-что это? — потерянно шепчет Ник. — Моё будущее, — мертво говорит Аманет. — Участь тех, кто стал не нужен, неугоден, мешал наследнику или царю. А отец знал, что мой брат, несмотря на свою силу, никогда не станет равным мне, не превзойдет меня. Так сказали жрецы, державшие совет у Богов. Но он мужчина. А я бы все равно оказалась здесь, — последние слова принцессы утонули в лязге решетки, закрывавшей подвал. Сидящие в нем задрожали — кто-то выл, кто-то плакал и кричал, но это не спасло их от пришедших. — Возможно, для тебя всё ещё дико совершенное мной, но я… Не хотела оказаться на их месте. Сильный голос снова пропадает, обрываясь и дрожа. Аманет больно, и теперь Ник ясно видит это, повернувшись к страшному видению спиной. Он смотрит ей в глаза, отмахиваясь от реальности, где его зовёт эта… Джин? Джейн? Какая, к черту, разница. — Ты знаешь, я сам — вор и мошенник. Я лгу не раздумывая и не терзаясь после, — говорит Николас, и Аманет склоняет голову к правому плечу, чуть настороженно, чуть лукаво щуря глаза, изящно подведенные синим. — Но я хочу быть честным с тобой, Аманет. И желаю того же от тебя. Будь честна со мной. Принцесса улыбается уголком губ, и в этой улыбке Ник может прочитать всё: сомнения в его искренности, задумчивость, искорку детского веселья и что невероятнее — обещание. — Я буду принадлежать тебе, Ник. Ты мой Избранный, и у меня не может быть от тебя тайн, если ты мой Повелитель. Ник в который раз думает, что она потрясающая. Манит его, зазывает, не показав ничего вульгарного и лишнего, играет голосом, вызывая мурашки по телу, чуть ведёт плечом, одобряя, когда он не выдерживает и касается ее идеальной кожи. Мужчина щурится в ответ, так же склоняя голову, но только к другому плечу. Они словно заново оценивают друг друга, только серьезнее и глубже. — Но ты хочешь заменить меня Сетом, — говорит Мортем. Аманет чуть запинается, хмурится, отводит взгляд, явно раздумывая над этим. Теперь пришла очередь Ника играть голосом на струнах ее тела. — Будет ложью сказать, что я готов отдать своё тело какому-то Сету, пусть даже он Бог. Я хочу остаться. Ведь ты обещаешь себя мне. Сету ты не нужна, он может сделать себе ещё тысячу таких, как ты, — Аманет вскидывает взгляд; это невозможно, но ее глаза стали ещё темнее и опаснее. Эти слова — правда, но от этого они не менее сильно бьют по ее женскому самолюбию и гордости. Стать очередной, а не единственной. — Я буду нужна тебе? — медленно говорит она, щуря темные глаза. Ник улыбается, нежно очерчивая контур ее лица. Они наконец-то играют по-крупному. — Я открыт перед тобой, и ты знаешь все мои мысли о тебе. — Я… Не смотрю, — неожиданно смущается она, отводя взгляд в сторону. Ник поворачивает ее голову к себе, все ещё улыбаясь, и Аманет кажется, что Сет уже начинает присматриваться к ее Избранному, ведь от Бога ничего не скрыть. — Так смотри, — шепчет Ник ей в губы, и Аманет смотрит. Он определенно готов рискнуть, чтобы владеть такой, как она. Аманет знает его, видит насквозь и не ждёт, что он станет бороться за какое-то «лучше», «добрее». Но и разрушать этот мир он не собирается. То, что он хочет, гораздо увлекательнее. Авантюра. Приключение. Дыхание жизни и свобода от всего. Это подкупает. Сет смотрит на Аманет глазами Избранного. Принцесса слышит его усмешку. Он одобряет. Он не против. Так ведь гораздо интереснее, верно? — Я вижу. Хорошо, Николас. Тебя зовут. Сыграй перед ними, милый. А сейчас прости меня, — улыбка стекает с полных губ Аманет. Она лишь на мгновение касается его рук, лежащих на ее лице так правильно и нежно, но даже за этот миг Мортем чувствует всю ее боль. И она кричит. А он кричит вместе с ней.***
Спустя долгий, напряжённый путь, они наконец остаются одни. Ник смотрит, как величественно она спускается по полуразрушенным ступеням, даже без своих одежд и слуг сравнимая с богиней. Ник лишь думает, а она уже развеяла мертвецов в пыль. Он недоволен тем, что она убила девчонку, и Аманет опускает глаза под его взглядом. Ревнует его, конечно ревнует, а иначе и не могло быть. Лишь смерть ждала эту девчонку за то, что она покусилась на ее Ника. Мортону стоило помнить о том, что Аманет не только прекрасна собой, умна и коварна, но и никогда не делится тем, что считает своим. А Николас — её. Как Аманет — его. Иначе и быть не может теперь. Ник протягивает ей руку, но пока игнорирует кинжал. Ведёт кончиками пальцев по всё ещё холодной коже, вдоль древних выжженных символов, зарывается в густые черные волосы и мягко встречает ее взгляд исподлобья. Аманет стыдно за свой вид. Все ещё. Не такой должен видеть свою царицу ее Избранный. — Ты прекрасна даже сейчас, Аманет, — тепло в его голосе греет ей душу. — Никогда больше я не позволю себе подобного, прости меня, — шепчет она, несмело целуя его ладонь. Подчиняясь ему. Сама. Как женщина, теперь просто женщина, которая может чувствовать себя защищённой. Но всё ещё царица — этого не отнимет ничто. — Прощаю. Он смотрит в ее неземные глаза, казалось, вобравшие все золото египетских пустынь, вонзая в свою грудь кинжал, и держит ее руку, пока обращение ломает его тело и разум. Он видит вновь — перерождение Аманет; ее первый Избранный… Нет. Ник не хочет больше видеть этого мужчину. Видение стирает египтянина, оставляя лишь их в той комнате. Аманет удивленно смотрит на него там, медля, и Ник улыбается. «Дождись меня», — шепчет он, прежде чем исчезнуть, оставив ее. Петля замкнулась. Нет ни Первого, ни Второго Избранного. Есть Единственный. Он — для нее. Она — для него. Они так захотели. Вместе.***
Николас открывает глаза, и заново смотрит на этот мир. На свою Аманет, что дышит с ним в унисон, придерживая его голову на своих коленях так бережно, как ещё никто до неё не касался. Он улыбается ей, вынимая кинжал и протягивая раскрытую ладонь вверх, к ее лицу. — Моя Единственная, — шепот ласкает слух, а глаза Аманет удивленно распахиваются. Она выглядит так трогательно в своём искреннем изумлении, что Ник не сдерживает смешка. — Тогда… Это был ты… Я ждала тебя. — Я знаю. Ее губы такие же тёплые и сладкие, как пять тысяч лет назад в спальне, такие же мягкие, как всего несколько мгновений до этого в подаренных ею видениях. Такие же отзывчивые и переменчивые в одолевающих ее чувствах, как сейчас. И она — только его. Навсегда.