Лжец и хищник

Мин Юнги не мог сказать, когда все это началось. Он не помнил точно, когда начал замечать, что в его привычку вошло самое настоящее сталкерство. Время уже давно перевалило за полночь, а он, вместо того, чтобы отправиться в общежитие, как все остальные, стоял под дверью зала для репетиций. Когда он сказал ребятам, что вернется за забытым телефоном в студию? Часа два назад? Или больше? Когда попросил не ждать? Наверное, сразу, как заметил отсутствие их личного «ангелка» Пак Чимина. Юнги не волновался о нем, нет. Все прекрасно знали, что у него свидание. Только вот, в последнее время таких свиданий стало все больше и больше. И каждый раз друг выжат как лимон и с трудом выдавливает из себя улыбку. Никто не замечает этого. А он заметил. Наблюдательный Мин Юнги. Молодец Мин Юнги. Только вот, один вопрос не давал парню покоя. Почему он не спросил о том, что происходит у Чимина, а решил проследить? Может, знал, что тот солжет снова? Или же просто хотел увидеть своими глазами такую ненужную, но желанную правду. Все это было месяц назад. Целый месяц он все знает и ничего не делает. Целый месяц он стоит под дверью и слушает уверенные шаги по паркету, иногда даже тяжелое дыхание юноши и стоны, полные боли, после падения. Шуга прекрасно знал, что Пак падал множество раз. На его теле постоянно появляются новые синяки и ссадины, которые умело маскирует косметикой сам айдол. Но он продолжает вставать и снова падает. И никогда не кричит. Никогда. Неважно, один он или со всеми мемберами, Пак Чимин никогда не покажет, что чувствует на самом деле. Он будет продолжать лгать не только окружающим, но и самому себе. Только вот, Мин Юнги поймал его на этой лжи. И ничего не сделал. Песня закончилась. Тяжелые шаги эхом отдавались в зале, и репер мог их прекрасно слышать. Пак шел заново включать песню, чтобы продолжить падать. Этот раз, должен отличаться от предыдущих. Юнги решил это давно. Сегодня он хотел не просто слушать — наблюдать. Видеть, как ему больно. Как он радуется правильно отточенному движению. Как пот стекает по его рельефному телу, а улыбка не покидает лица. Репер действительно не помнит, когда поймал себя за такими постыдными и неправильными мыслями. Он не знает, когда начал задерживать взгляд на этом розоволосом чуде. Не знает. Но кажется, делает это очень давно. Ровно столько же, сколько руки потеют в его присутствии, а ноги предательски подкашиваются. Если бы кто-нибудь положил ему руку на грудь, то подумал, что сердце в любой момент может пробить ребра. Мин Юнги знал — это не та приторно-ванильная любовь, о которой они поют или мечтает Пак Чимин. Нет. Это страстное желание обладать. Чувство предвкушения, как у хищника перед охотой, когда он уже представляет себя разрывающим горячую плоть жертвы. Наслаждается очередной победой. Войти тихо не получилось. Дверь предательски заскрипела, оповещая о незванном госте. Вокалист резко обернулся и испуганно посмотрел на друга. Шуга как обычно был одет во всё черное, словно летучая мышь, которая никогда не отличается особой оригинальностью. Но в этот раз Чимин ощущает странное чувство опасности, что тугим узлом скручивается внизу живота. Почему-то именно сейчас юноша ужасно смущен. Быстро отворачивается, пытаясь скрыть предательский румянец, выдающий его с головой. Белая майка прилипла к телу, волосы взлохмаченный, а сам он весь блестит в свете ламп, словно неогранённый бриллиант. Но смущение быстро уступает место страху. Его поймали с поличным. Все тайное рано или поздно становится явным, но он все равно надеялся, что никто никогда не узнает, на какие именно он ходит свидания ночью. — И где же твоя девушка, Чимин-и? Что-то я её здесь не вижу, — табун мурашек прошелся по спине парня, когда хён задал свой вопрос, слегка охрипшим голосом, от давно мучавшей его жажды. Пак стыдился своего поведения, лжи и того, что ему нечего сказать в ответ. Поэтому он молчал, даже не оборачиваясь. Песня закончилась и наступила давящая на голову тишина. — Чего молчишь, Чимин-и? Думал, никто не заметит? Вокалист резко разворачивается, решаясь возразить, но встречаясь взглядом с хёном, не решается сказать и слова. А Юнги заметил его растерянность. Дрожащие губы. Потерянный и усталый взгляд. Мин сглатывает застрявший в горле ком и подходит к проигрывателю, не желая более смотреть на Чимина. Странное чувство, при виде его губ, раздражает репера, не давая сосредоточится, вновь овладевает им. Он знает, чего хочет, но ещё слишком рано. Добыча может испугаться и тогда все будет бессмысленно. — Зачем ты это делаешь? Почему не сказал правду? — голос звучит ровно и даже бесчувственно, что пугает самого Юнги гораздо больше чем его друга. — В-вы бы не поняли, — шепчет Пак, сжимая кулаки и прикусывая нижнюю губу. — Не поняли. — Ты действительно так думаешь? — спрашивает хён, прикусывая своя язык. Воздух вышибло из легких Чимина быстрее, чем он понял суть заданного ему вопроса. Не добившись ответа, Мин выдернул всю аппаратуру из розетки и грозно посмотрел на друга. — Собирайся, живо. Пак решил не спорить с репером и, быстро собрав свои вещи, последовал за ним, забыв выключить свет и закрыть зал. Завтра ему сильно влетит, но его это мало волновало. Сейчас вся голова танцора была забита непонятным и пугающим поведением Юнги. А в это время Шуга готов был рвать и метать. Он заметил очередной синяк на теле Чимина. Свежий. И явно болезненный. Его затравленный взгляд и покорное поведение уже не доставляли ему удовольствия. Жертва была слишком пассивной, чтобы могла заинтересовать хищника, любящего поиграть с добычей. Но в тоже время слишком тяжело ранена, чтобы друг просто взял и прошел мимо. Когда они вышли на улицу, Мин даже не представлял, куда им следует идти. Он вызвал такси и искоса посматривал на мнущегося рядом Чимина. В общежитие ехать не вариант — многие сразу проснуться. Намджун так точно. И тогда допроса не избежать. А Юнги почему-то не хотел, чтобы кто-то знал, чем на самом деле занимается по ночам их «ангелочек» вместо свиданий с какой-нибудь ослепительной красоткой. Он постоянно поглядывал на сгорающего от стыда Чимина, смущенно опускающего взгляд и переступающего с ноги на ногу. Пак всего лишь хотел провалиться сквозь землю. Ему казалось, что будь на месте вечно язвящего и раздраженного Юнги кто-то другой, то он бы не чувствовал себя так, словно кого-то убил. Доверие. Например. Прохладные весенние ночи никогда не нравились вокалисту. Он всегда промерзал до костей, даже если был тепло одет. Но в этот раз все было по-другому. Чимин не хотел, чтобы Мин видел его ещё и таким — беспомощным. Только вот стук зубов друг о друга был достаточно громким, чтобы Юнги снова обратил на него свое внимание. Предлагать ему свою кофту парень не стал, не горел желанием замерзнуть. Потому он быстро придумал, что ещё можно сделать в данной ситуации. Репер подошел к уже успевшему продрогнуть Чимину и, закинув руку на плечо, крепко прижал к себе. Из-за небольшой разницы в росте, он дышал ему прямо в ухо, из-за чего в штанах у Пака быстро становилось тесно. Он резко оттолкнул ничего непонимающего Юнги и отвернулся, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Хён удивленно наблюдал за реакцией младшенького. Не понимая, что сам только что его спровоцировал. Своим горячим дыханием. Близостью. Взглядом. Такси приехало как раз вовремя. Парни сели на заднее сидение, прислонившись к окнам. Чимин уже был готов придумывать оправдание для остальных парней, как вдруг Юнги удивил его снова, назвав не привычный адрес, а нечто совсем другое. Пристань какого-то заброшенного пляжа. Удивленный взгляд лгуна Мин умело проигнорировал, вспоминая, как дрожало податливое тело Чимина в его руках. Пусть это было лишь мгновение, но такое отвратительно-прекрасное, что хотелось повторить его снова. Час, проведенный в тишине, и последние деньги, потраченные на дорогу, не радовали репера. Как и осознание того, что добираться домой им придется либо пешком, либо ждать утра, пока не проснуться ребята не заберут их отсюда. Тяжело вздохнув, Шуга уверенным шагом направился в сторону пляжа. Обошел заграждение, внимательно проследил за тем, что Чимин идет следом и, невольно успокоился. А вот Пак наоборот, никак не мог понять смысла происходящего, из-за чего волнение каждый раз все нарастало, голова кружилась, а ладони ужасно вспотели. Когда Юнги сел на холодную землю, то вокалист и вовсе выпал из реальности, осторожно садясь рядом. Он двигался совершенно бесшумно, боялся сделать что-то не так. Мин снова лишь наблюдал. Парень прекрасно знал, зачем привел сюда друга. И если это было поначалу совершенно спонтанное решение, то сейчас он был уверен в том, что оно правильное. — Ты все расскажешь остальным, хён? — голос Чимина дрожал и он не мог это контролировать. Стоило юноше представить реакцию остальных мемберов, как дыхание перехватывало, и желание просто исчезнуть становилось все сильнее. — А ты хочешь, чтобы я это сделал? — привычка Шуги отвечать вопросом на вопрос раздражала Пака и раньше, а сейчас она действовала на него точно так же, как и красная тряпка для быка. Только вот он боялся на неё бросаться. Потому что та могла в любой момент опутать его шею, как удавка, перекрывая доступ к кислороду. Для этого необходимо сказать лишь пару слов и Чимин готов был их услышать. Только вот Юнги никогда не собирался их произносить. — Зачем ты это делал, Пак Чимин? Зачем скрывал? — севший голос репера всегда доводил танцора до сумасшествия, заставляя вставать дыбом волосы и бегать по спине табун мурашек. Но сейчас помимо этого ещё и лишал дара речи. И если бы задан был таким голос совершенно другой вопрос, сказана совершенно другая фраза, Пак бы даже не ответил. Но… — Да потому что для меня тяжело, оставаться с вами на одном уровне! Я… я постоянно ошибаюсь! И каждая моя ошибка может в любой момент испортить очередное выступление. Хореограф был со мной согласен. Он понимал меня, а вы постоянно говорили, что все в порядке, что мне не стоит перенапрягаться. Но я ведь знаю, что обуза для вас! Я… Мин Юнги устал слушать полный бред. Обуза? Что за чушь. Пак Чимин всегда прикладывал больше всех усилий на каждой репетиции. Каждый раз он удивлял остальных мемберов своим трудолюбием и прогрессом, невольно приковывая к себе их взгляды. Также и Юнги был пойман в эту ловушку. Очарованный этим человеком, Мин и представить не мог, что творилось у него на душе все эти годы. И усилий, как оказалось, он прикладывал гораздо больше, чем могло показаться со стороны. Восхищение давно переросло в любовь. Любовь в животную похоть. Но в лучах восходящего солнца это невинное чувство родилось снова, когда холодные потрескавшиеся губы репера коснулись влажных и соленых от слез губ Чимина. Не было каких-то странных покалываний в груди, да и бабочки внизу живота летать отказывались. Просто Мин Юнги решил, что нечестно, если их ангел будет мерзнуть этими весенними ночами в одиночку. Должен же кто-то его согревать, чтобы он мог взлетать снова и снова. А следующую ночую тренировку они проведут вместе и только танцами ограничивать себя Мин Юнги не собирается.