$ $ $
Я всегда считала себя открытым и честным человеком. Порой даже чересчур честным и прямолинейным. Состоятельные родители позволили мне не зависеть от чужого мнения и ни перед кем не стелиться в надежде получить высокий социальный статус в пределах хотя бы школы, а впоследствии университета. Нет, статус я получила, стоило моей ножке в туфлях от Луи Виттон ступить на землю из шикарного спорткара Porsche 911 GT3. Никому и в голову не пришло сомневаться в том, что я заслуживаю быть местной принцессой. Я думала, что так будет всегда. Это было моей главной ошибкой. В высшем свете всё решают деньги. Если есть деньги — есть власть. Есть власть — есть уважение. И, чёрт побери, я не хотела этого терять! Нет, не сейчас. Не сейчас, когда богатые наследники начинают вступать в свои права, принимать руководство компаниями, появляться на настоящих, «взрослых» светских тусовках, упрочать связи и находить выгодные партии для женитьбы. Я не хотела выпасть из этого круга. Нет. Ни за что. Но кто вообще меня спрашивал? Кто спрашивал, хочу ли я, чтобы мой отец обанкротился? Кто?! Дурацкие бизнес-конфликты! Прочно укрепившаяся в крупном бизнесе компания рассыпалась как карточный домик, стоило моему отцу перейти дорогу более сильному сопернику. И зачем только? То ли жадность застлала глаза, то ли чсв взыграло — чёрт его знает, что надоумило моего папочку бросить вызов компании не своей весовой категории. И кто сейчас страдает? Конечно же, я. «Лалиса, уменьши расходы», «Лалиса, имей совесть, у нас почти не осталось денег», «Лалиса, твоя карточка заблокирована», Лалиса, Лалиса, Лалиса… Я буквально возненавидела своё имя за это время! И при этом, что отец, что мать смотрели на меня так, словно это я пустила под откос наше идеальное настоящее. Впрочем, уже прошлое. Чёрт! И теперь настало время притворяться. Притворяться по-прежнему золотым ребёнком, притворяться, что всё в порядке, притворяться, что в моей семье всё хорошо, что денег на счету даже больше, чем обычно, а самой подыхать от осознания того, что как прежде ничего не будет. Отец словно и не собирается ничего предпринимать, сидит часами в своём кабинете, смотрит в бесполезные бумажки, прячет лицо в ладонях, словно сейчас либо расплачется, либо закричит, а потом раздражённо выговаривает маме, что она ему вовремя кофе не принесла. И телефон молчит. Не звонят инвесторы, не обрывают провод клиенты — эфирная тишина, будто и нет никакой компании, будто никто о ней никогда и не слышал. А я скриплю зубами и не разрешаю себе плакать. Хотя порой так хочется. Хочется, чтобы кто-то пожалел и сказал, что всё наладится. Но к кому обратиться? Не к Джину же. Он и так всё время смотрит на меня, словно жалеет — есть в его взгляде какая-то тоска, что я лишний раз на личные темы и разговаривать с ним не хочу. Нет, Джин не подходит. Дженни или Джису? Не помню, когда последний раз говорила с ними по душам. Вот вроде подруги, по крайней мере, все остальные так считают, а спроси, какие планы на вечер, в ответ лаконичное «дела» и взгляд в сторону. Хорошие мы подруги, ничего не скажешь. А про остальных и говорить нечего: все из богатых семей, из проблем только, какую машину купить и когда новая коллекция D&G выйдет. Отличные проблемы, мне бы всегда только из-за них париться, а не вот это вот всё… И стою я одна среди шумного студенческого потока, оглядываюсь по сторонам, а меня никто и не замечает. Ну, скользнут взглядом, да тут же отведут — мало ли, вдруг в ответ колкость пущу. На меня смотреть — слишком дорогое удовольствие. Оттого сейчас и трясусь, словно кто-то мысли прочитает и вслух закричит: — Смотрите-ка, это же дочка того самого банкрота! Как же там её зовут? А, неважно! Нищебродка! И настолько громко этот голос в моей голове звучит, что едва удерживаюсь от того, чтобы прикрыть ладонями уши и зажмуриться от страха. Нет, подобного позора я не вынесу. Никто не должен узнать, что у меня больше нет денег. Проще сдохнуть, чем признаться. Действительно, лучше умереть.$ $ $
Не хотела я приходить на вечеринку к Тиффани, но сбежать из дома больше было некуда — бродить по непонятным местам, ища приключения на свой зад, не в моём стиле. Наряд пришлось сооружать из того, что попалось под руку в шкафу, благо, гардеробная у меня была большая, о существовании некоторых вещей я уже давно забыла. Вспоминаем поговорку «всё новое — это хорошо забытое старое», и в путь. Мать насторожилась, увидев меня при параде, собирающуюся куда-то уходить. — Доченька, — и голос такой жалобный, просящий, что я только больше раздражаюсь, потому что не могу на неё сердиться — она даже не кричит, а словно боится и слово поперёк сказать, и я чувствую себя неимоверно гадко, словно преступница, словно худшая дочь в мире. — Ты же помнишь, что у нас теперь нет денег… — Да как же тут забудешь, — кричу, срывая голос, надеясь, что слёзы не хлынут из глаз — макияж ещё испортят, поправляй его потом, — если вы с отцом только и повторяете «денег нет», «денег нет», как попугаи! Достало! Хлопнула дверью и была такова. А предательские слёзы всё равно текут, даже дорогу из-за них не вижу, как бы в аварию не попасть. Интересно вот, как скоро мне придётся распрощаться со своей машинкой? Кажется, недолго мне осталось на ней кататься. И крамольная мысль на краю сознания: разбей, чтобы никому не досталась, уж лучше так, чем если конфискуют. И руки сами поворачивают руль на встречную полосу, а меня саму словно в ледяную воду окунают — я резко возвращаюсь в свой ряд, тяжело дыша. Хорошо хоть, на дороге не так много машин, а то точно бы врезалась. И чёрт его знает, выжила ли бы я после такого. Слишком часто я поминаю чёрта в последнее время. Особняк Тиффани не уступает нашему (опять же, как долго он ещё пробудет нашим?). Переливается всеми огнями, искрится, музыку за квартал слышно, а машины уже не влезают на парковку, бросили их хозяева где попало. Я едва нашла местечко, где оставить своё авто, взглянула в зеркало заднего вида, подтёрла потёкшую тушь и плавно выпорхнула наружу. Хоть и не смотрит никто, а хотя бы для собственной уверенности это было необходимо. Тиффани встречает у самого входа, отрывается от знакомых, смачно целуя меня в щёку, оставляя чёткий отпечаток карминной помады. — Рада тебя видеть! — и даже фальши в голосе не чувствуется, глаза горят — уже успела выпить, видимо. Я улыбаюсь, киваю, беру из рук какого-то парня стакан с чем-то алкогольным и вливаюсь в веселящуюся толпу. Их беззаботность и жажда оторваться плещутся через край, бушуют. Я бы и рада поддаться всеобщей эйфории, но мысли не отпускают. Выпиваю залпом огненное пойло, морщусь, но выхватываю из рук уже другого парня очередную порцию и также её приканчиваю. Тот даже не злится, выглядит самодовольно, словно я его как минимум поцеловала, как максимум признала самым сексуальным красавчиком Сеула. Неуловимым движением он откуда-то достаёт ещё два стакана, один протягивает мне и предлагает выпить на брудершафт. В желудке у меня уже плещется тёпленькое, согревающее, плавящее внутренности и мои ощущения, что я мгновенно соглашаюсь и даже приникаю на мгновение к его губам, когда напиток выпит. «Вонхо», — шепчет он в поцелуй, а мне плевать. Мне хорошо, тревоги временно забыты, и парень кажется привлекательным, что я не прочь немного отпустить себя и повеселиться с ним. Он извивается в танце как змея, а мне всё жарче и жарче, я тону в его глазах со смешинками, моё тело послушно его рукам, оказывающимся то тут, то там. Боже, как мне хорошо… Откат наваливается внезапно. Меня резко начинает тошнить, и я отталкиваю ничего не понимающего парня, пропадая в толпе дрыгающихся подвыпивших тусовщиков. Прикрывая рот ладонью, я пробираюсь к лестнице на второй этаж, где находятся как минимум три туалета. Какие-то парочки облизывают друг друга прямо в коридоре, задирая юбки и расстёгивая рубашки. Мне плевать на них, меня интересует другое. Ближайший ко мне туалет оказывается занят; сквозь шум веселящегося на первом этаже народа слышно характерные звуки — кому-то так же плохо, как и мне. По стеночке бреду дальше, пытаясь удержать эфемерное сознание в тщедушном тельце — рано отключаться, давай хотя бы не здесь, пожалуйста. Второй туалет тоже занят, но, судя по стонам, там занимаются чем-то более приятным. Немного отступившая тошнота снова накатывает, и я теряю равновесие, плечом упираясь в какую-то дверь, а она, словно ждав этого, гостеприимно распахивается. Я повисаю на ручке, не в силах собрать ноги в кучу, как и глаза на пару с мозгами, и некоторое время пялюсь в пространство, пытаясь понять, где оказалась. Спальня родителей, — пронзает догадка, и я поднимаюсь на ноги, осторожно прикрывая за собой дверь. Спроси кто, зачем я это сделала, не смогу найти адекватный ответ. Просто не к месту проснувшееся любопытство подтолкнуло разведать территорию. И пускай это было немного неприлично, Тиффани сама виновата — чтобы ограничить доступ пьяных товарищей в укромные места, их обычно запирают, а тут словно меня ждали, всё едва ли не нараспашку открыто. Спальня родителей была отделана в приятных лавандовых тонах, с которыми хорошо сочеталась белая мебель. Обычно подобную гамму оставляют для комнаты дочери, но тут это всё равно казалось уместным. Женский пеньюар на шёлковых простынях, мужской пиджак на спинке кресла, небрежно брошенный ремень. Мне стало неловко, что вторгаюсь в чужое личное пространство, но под натиском пьяного любопытства тошнота отступила, в голове приятно шумело, и я не смогла удержаться от хихиканья. Ну прямо Джессика Флетчер* местного разлива, только преступления не хватает, чтобы его раскрыть. На комоде стояло несколько рамок с фотографиями: родители Тиффани в день своей свадьбы, вот Тиффани беззубая первоклассница, а вот она уже взрослая, крепко обнимает свою мать и ярко улыбается в камеру. В груди что-то кольнуло, и я поспешила продолжить осмотр. На туалетном столике миссис Хван, как и у любой другой женщины, было множество всяких тюбиков, флакончиков, баночек с косметикой и парфюмерией. Я не удержалась и брызнула на запястья Hermes 24 Faubourg — божественный аромат, вполне оправдывающий свою стоимость в полторы тысячи долларов. Хозяйничать в чужой спальне мне нравилось всё больше и больше. Я уверенно раскрыла двери, ведущие в гардеробную и тут же примерила первую попавшуюся на глаза шляпку. Она смотрелась на мне нелепо, я хихикнула, глядя на своё отражение в огромном зеркале, а потом внезапно чихнула. Отбросив в сторону шляпку, я принялась рассматривать дорогие фирменные часы мистера Хван. Их было больше десятка; инкрустированные бриллиантами, с ремешками из натуральной кожи, все массивные и внушительные. В голову забралась очередная шальная мысль, но я поспешила её откинуть и начала проверять содержимое ящичков. Нижнее бельё, чулки, корсеты; в последнем ящике была коробка со всякими секс-игрушками, найдя которые мне, с одной стороны, стало смешно, а с другой — немного противно. Вроде взрослые серьёзные люди, а всё туда же. Платьев в гардеробе миссис Хван было едва ли не больше, чем у меня самой. Я снимала понравившиеся с вешалок, прикладывая к себе и кружась. Мне было весело, это было лихорадочное веселье, но я не могла остановиться. Пока за всеми платьями в самом уголке шкафа я не заметила большую шкатулку. Драгоценности, — пронеслось в голове. И вроде я и так уже порылась везде, а к ним притрагиваться отчего-то было страшно. Может, из-за назойливой мысли, которая пищала на все лады, что никто никогда не узнает, если я что-то возьму… Сердце заходилось в бешеном ритме, ладони потели, и я как-то вмиг протрезвела. Пальцы, жившие своей жизнью, открыли крышку шкатулки и перебирали блестящие побрякушки, каждая из которых стоила не меньше тысячи долларов. Если сдать в ломбард, всё равно выйдет приличная сумма, которая на некоторое время обеспечит меня средствами для продолжения спектакля под названием «богатая фифа». Я крепко задумалась, а руки уже нашли браслет от какого-то набора — он выглядел просто и элегантно: белое золото, россыпь бриллиантов, призывно сверкающих в искусственном свете. Сжимая браслет в одной руке, другой я уже потянулась к своей сумочке, как за спиной раздалось деликатное покашливание. В этот момент мне хотелось провалиться под землю. Или испариться. Или вот так внезапно отдать концы. Ну, или хотя бы в обморок упасть, но, как назло, сознание не спешило покидать моё бренное тело, и я словно во сне обернулась к неожиданному гостю, застукавшему меня с поличным. Кто это был? О, мать его, Сехун! Почему из всех людей на планете это оказался именно он? Самовлюблённый эгоистичный тип, не видящий дальше своего носа. Я его на дух не переносила, впрочем, это чувство было взаимным, а уж число наших пикировок стремится к бесконечности. Я не то что бы его ненавидела, но за человека определённо не считала; у кого чсв и было выше небес, так у него. Вот он, закон подлости в действии. Сехун нагло улыбался и оценивающе пробегал по мне взглядом. Мне захотелось одёрнуть платье и поправить причёску, потому что я чувствовала сейчас себя перед ним ой какой неидеальной. Злосчастный браслет жёг мою ладонь, и я отчаянно желала, чтобы, на самом деле, О не заметил его, не заметил эту жалкую попытку кражи, не достойную благовоспитанной девушки, коей я себя считала. Но все мои чаяния были тщетны. — Отец не досчитался запонок после последней вечеринки, прошедшей у меня дома. Получается, это ты их украла? — и голос такой медовый, от сахара зубы сводит. Не знаю, как я удержалась от того, чтобы не врезать ему в тот момент. — Что за чушь ты несёшь? — воскликнула я, крепче сжимая в руке браслет. Сехун заметил это, сделал пару шагов и оказался слишком близко, что мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза. В то время он схватил мой кулак с зажатым в нём проклятым браслетом и без особых усилий разжал его, являя свету дорогую побрякушку. — Так-так-так, — протянул он, с превосходством глядя на меня. А я не знала, то ли расплакаться, то ли пойти в атаку. Только вот с чем нападать, было непонятно, в голове будто перекати-поле, а из мыслей: «я не выживу в тюрьме». Уже фактически сдалась без боя, готовая пасть на колени и умолять никому не говорить о постыдном поступке. — Я просто смотрела, — предприняла последнюю попытку оправдать себя, но, судя по выражению лица Сехуна, у меня это получилось просто отвратительно. — Хорошие девочки не лазят по чужим спальням и не роются в драгоценностях, — назидательно произнёс парень, не сводя с меня насмешливого взгляда. Ведь видит, гад, что я стою ни жива, ни мертва, и издевается. У, паскудная душонка. В горле пересохло, язык не слушался, и ответить как-то на выпад не представлялось возможным. Но Сехун не стал ждать, пока я рожу какую-нибудь колкость в ответ, и продолжил вещать, огорошив меня признанием: — Знаю я, что компания твоего отца на грани банкротства, — голос равнодушный, просто озвучивает факты, а внутри меня всё обмирает. Ведь если знает О, то вполне могут узнать и другие. — Как ты?.. — я не договорила, да это и не было нужно. — О, не бойся, — и тон такой, будто ему действительно есть до меня дело, — твоего отца официально ещё не признали банкротом, так что он ищет варианты слияния с другими компаниями. Конечно, никто не хочет брать на буксир тонущий корабль, но способ договориться есть всегда. В этом случае, им являешься ты и твоя свобода. Мой крошечный мозг пытался переварить информацию, но мне не хотелось верить в то, что всё, что говорит Сехун, правда. — Ты сейчас… — я действительно растеряла все слова. О это забавляло, он продолжал усмехаться, хотя вполне понимал, что я впервые слышу об этом и для меня это тот ещё удар. Отец даже словом не обмолвился о возможном слиянии с последующим для меня замужеством! Тихо проворачивал свои делишки, присматривал варианты богатых мужей для меня — а меня саму забыл спросить! Слёзы обиды начали наворачиваться на глаза. Сехун, это, видимо, заметил, потому что поспешил закончить разговор. — Мой отец всерьёз рассматривает это предложение по слиянию, — его лицо скривилось, будто он съел лимон с табаско, — но я не планирую в ближайшем будущем жениться, тем более на тебе. Так что предлагаю сделку: я никому не скажу, что ты промышляешь воровством, а ты сделаешь всё, чтобы наша помолвка не состоялась. По рукам? Я уже не могла сдерживаться и, всхлипнув, зарыдала, осев на пол и подтянув колени к груди. Не видела реакции Сехуна на мой срыв, но чётко услышала его слова: — Буду считать это за согласие. И он ушёл, оставив меня одну в чужой гардеробной, с противным комом в горле и осознанием собственной беспомощности. Как быстро я скатилась с вершины пьедестала и теперь валяюсь у его подножия, бессильная и жалкая. В груди росло чувство ненависти к людям вокруг и самой себе. И что я не так сделала в этой жизни, где оступилась, раз теперь корчусь в этом дерьме, не зная, как выбраться и отмыться?$ $ $
Не помню, сколько я ещё рыдала на полу гардеробной, размазывая тушь и сопли по лицу. Не помню, как я ушла с вечеринки и оказалась дома. Не помню, видел ли кто меня и моё состояние. На тот момент мне было плевать. Казалось, это последняя капля, последний рубеж, отделявший мою прошлую беззаботную жизнь от нынешней, где я была разменной монетой. Как оказалось, не только я не хотела конца хорошей жизни — отец желал её даже больше, если учесть, на что он готов был пойти, чтобы остаться на плаву. Проплакав до утра, проснулась только в два часа дня. Мама, если и заходила, не стала меня будить. Из зеркала на меня смотрело опухшее нечто. Потёки туши, размазанная помада, след от подушки на щеке, спутанные волосы, мятое платье, сползшая с плеча лямка. Не желая видеть этот ужас, я плеснула на отражение воды, стянула одежду и залезла в душ. От вчерашней истерики остались только икота и ноющие виски. Натянув пижаму и расчесав влажные волосы, я спустилась на кухню, желая выпить воды и стащить что-нибудь из еды. У всех нормальных людей от стресса аппетит пропадает, я же наоборот, ем как не в себя. Конечно же, на лестнице я столкнулась с отцом, разве могло быть иначе. Увидев меня, он округлил глаза и заорал, едва не брызжа слюной: — Ынхи, ты сказала, что Лиса давно встала и привела себя в порядок! Ты вообще видела это чучело? К нам с минуты на минуту придут гости, а она в таком виде! Спасибо за комплимент, папуля. Я закатила глаза и протиснулась мимо него, хотя он определённо не хотел, чтобы я спускалась. У подножия лестницы меня встретила мама, внезапно крепко обнявшая меня и поцеловавшая в лоб. Не то что бы она раньше не проявляла ко мне привязанности и вела себя холодно, но в последнее время, с тех пор как произошли обстоятельства, начинающиеся на букву «б», она была занята другими делами, почти не обращая на меня внимания. Поэтому теперь я немного напряглась, боясь какого-то подвоха. Но мама, закончив с нежностями, побежала догонять отца и успокаивать его. Не желая участвовать в этом дурдоме, я наконец оказалась на кухне и сразу же полезла в холодильник за водой. Пока наливала её в стакан, раздалась трель дверного звонка, но я решила не реагировать. В конце концов, эти гости не ко мне, пусть родители разбираются с ними, а я спокойно утолю первый голод и незаметно скроюсь в своей комнате. Под громкие приветствия и восклицания в холле я искала соус для начос, а потом конфеты. Собрав все богатства в одну кучу, я налила ещё один стакан воды, как на пороге кухни появился мой отец в сопровождении какого-то молодого человека. То ворчал, что я как-то не так выгляжу (что, в принципе, правда), то теперь знакомит меня с кем-то, когда я одета в розовую пижаму, волосы ещё влажные после душа, а на лице ни грамма косметики. Что самое интересное, молодой человек показался мне смутно знакомым, но, хоть убейте, я не могла вспомнить, где его видела. Впрочем, тот, кажется, амнезией не страдал и смотрел на меня с неподдельной радостью. Ещё бы понять, чего он так искрится счастьем, а то я прямо себя неловко чувствую. Мой отец не стал терять время и представил мне этого парня: — Лиса, познакомься, это Шин Вонхо, сын… С этого места я перестала слушать, потому что его имя однозначно было мне знакомо. Прокрутив в голове вчерашние события, я вспомнила, что это тот парень, с которым я пила на брудершафт, а потом, к тому же, и поцеловалась! Кажется, щёки вспыхнули, что не ускользнуло от внимания Вонхо; его улыбка стала чуточку шире, а бесенята в глазах заплясали активнее. — …и твой будущий муж. Я замерла, услышав окончание фразы. В смысле, муж?.. Стакан выскользнул из ослабевших пальцев, разлетевшись осколками по плиточному полу. Получается, Сехун зря опасался женитьбы на мне. Зато мне самое время паниковать. Окей, гугл, как избавиться от нелюбимого жениха за десять дней?